Пришла перестройка и всё изменила, даже "праздничное лицо" Московского авиационного института. Историю из жизни МАИ рассказывает Сергей ГАВРИЛОВ.
Корпус, в котором находилась наша лаборатория, был обращен фасадом на правительственную трассу – Ленинградское шоссе. Дважды в год, накануне известных празднеств, полагалось размещать по фасаду портреты членов Политбюро ЦК.
Эти громадные (в целый этаж ростом) портреты хранились неведомо где, но в определенный день и час, по особой команде райкома КПСС, извлекались и водружались на должное место – силами сотрудников, разумеется.
Назначалась процедура на вечер: массы трудящихся уже покинули рабочие места и рассыпались по скудным магазинам отстаивать в очередях. Согласитесь, что было бы политической ошибкой, если б толпа увидела, как дорогого товарища Брежнева, например, тянут на веревке. Нет, граждане должны обнаружить как бы чудом явившееся оформление – утром, идя на работу в последний предпраздничный день.
Загодя планировалось, кто и кого подымает. Дело непростое: двое втягивают портрет за верхние углы и закрепляют, а в это время двое ниже этажом выравнивают и тоже подвязывают – от них зависит не перекосить. Внизу располагается представитель партийного комитета - даёт указания.
Важно также вовремя снять портреты: рано утром непременно в первый же послепраздничный день, хотя бы он и был выходным.
Новое поколение вряд ли хорошенько осознает, какое значение придавалось таким ритуалам. Однажды (в день праздника) звонит мне домой дежурный по институту. А кто это такой – праздничный дежурный по предприятию? Это, как правило, отставник, нередко бывший работник КГБ. Человек непоколебимых устоев. Понятнее говоря – Модест Матвеевич из «Понедельника...» Стругацких.
И вот звонит мне на дом такой дежурный:
— Вы такой-то?
— Да, я...
— Отставить отдых. Следует прибыть немедленно в институт. Вам вводная: покосился товарищ Капитонов. Об исполнении доложите.
Ужас. Понятно, конечно, что покосился портрет члена Политбюро, а не он сам. А что это значит?
Значит, что секретарь райкома, возвращаясь с праздничной демонстрации, проезжал по трассе и увидел непорядок. Последовала команда дежурному по райкому, тот позвонил в приемную ректора. Дежурный вуза по своему списку (непременно есть такой список!) определил, за кем числится данная персона. Тут же рядом телефоны ответственных лиц.
Ехать в институт совсем не хотелось. Я попытался воззвать к логике:
— Слушайте, Модест Матвеевич... Ну зачем я поеду? У вас под рукой аварийная бригада – что стоит послать человека, поправить отвязавшуюся веревку? Это и быстрее выйдет, оперативнее, – пытаюсь я говорить на его языке.
— Вы это прекратите! Дело политическое. Вы же получали инструкции, как правильно вешать, а я – нет. Знаем, что бывает за портретики-то...
И припомнил тут я скупой давний рассказ отца. Как чуть не поплатился партбилетом за покривившийся портрет Сталина – на избирательном участке. Вешал-то рабочий, а отец должен был проследить. Спасла смерть вождя, не до того стало.
Но вернёмся к «перестроечным» временам. Жизнь следовала пока обычным порядком. Накануне праздников (было это 29-го апреля 1986 года), пыхтя, развесили мы тяжеленные портреты, череду которых возглавлял уже Архитектор Перестройки (почему-то без известного пятна на лысине). И отправились по домам. Ничто не предвещало завтрашнего бреда.
Утром подхожу к знакомому зданию.
Бывает, что-то вдруг как бы сдвигается в пространстве. Теряется ориентация. Кажется, то ли ты спишь, то ли, наоборот, спал, а вот теперь проснулся. Не знаю, смогу ли объяснить ощущение крушения реальности – посреди казенной советской действительности – никаких портретов на фасаде не было.
Теперь и самому смешно. Эка важность, если за день распадаются государства, за месяц воздвигаются небоскребы, двоечницы учреждают финансовые холдинги, а звезды мирового кино рекламируют дешевый кетчуп. И однако единственное, что пришло в голову в той ситуации – что портреты мы вообще не вешали, а все вчерашнее каким-то образом мне померещилось.
Ошалевший, явился я на работу. Тут дело разъяснилось.
В то время, как мы спокойно разъезжались вечером по домам, промчался по трассе кортеж автомашин советского лидера. Увидев ряд портретов, процедил Михаил Сергеевич сквозь зубы: «Что это еще за иконостас?»
Симптоматично, что партийные чинуши чего-то подобного уже ожидали: как-никак, настали новые времена. Демократизация требовала зримых перемен, ярких жестов. Разумеется, немедля прошла знакомая цепочка команд. Только сигнал поступил на этот раз в партком (который вечером еще работал).
Исполнять полагалось незамедлительно. Заместитель секретаря парткома в испуге ринулся по этажам – и в одиночку поздним вечером выполнил всю ту работу, для которой обычно отряжалась специальная бригада. Поснимал «иконостас». С тех пор его больше уже не вешали.
Делитесь своими историями! Почта emka3@yandex.ru
