Окончание. Начало читайте ЗДЕСЬ и ЗДЕСЬ.
С рассветом туман начал редеть. Но он, как будто не таял в воздухе, а уходил вверх, присоединяясь к облакам, затянувшим равнину над Магнезией плотным серым покрывалом. Где-то очень далеко, над горизонтом, было чуть светлее - там солнце пыталось пробить плотную пелену, но облака не сдавались - они словно отталкивали светило от себя, не давая ему распрямить плечи и залить природу живым ослепительным светом.
Когда солнцу все-таки удалось немного освободиться, стало хорошо видно то, что скрывал ночной туман. Во всю ширину горизонта - черная жирная полоска от конца до конца. Армия Антиоха, казалось, занимала всю ширину равнины. Слева и справа - отряды конницы, в центре - фаланга, разбитая на десять равных частей, между которыми, словно крепостные башни, - боевые слоны. Оно, это войско, было похоже на огромного дракона. Хвост его скрывался в уходившей за горизонт речке, голова смотрела на соседние холмы, между ними - ребристая спина.
Дракон как будто спал. Пять минут, десять. А потом...
- Прижми ухо к земле, послушай, - крикнул Диофан одному из своих воинов.
Пельтаст послушно растянулся на земле, через пару секунд вскочил:
- Да! Они наступают!
Вначале был неясный гул, превратившийся вскоре в хорошо различимый конский топот и дикое гиканье. Голова дракона зашевелилась - к тому, где стояли Диофан и его тысяча закаленных в боях ахейцев, где были всадники из Пергама и несколько тысяч римских кавалеристов, потекла клокочущая лавина. Вначале темная масса, но вот, можно уже разглядеть коней. А вот и колесницы - серебром серпов кромсают в клочья остатки утреннего тумана.
- Диофан, что же ты медлишь? - закричали ему.
Стратег взмахнул рукой.
- Пошли!
Сразу после этой команды его ахейцы, стоявшие тесными рядами, стали растекаться широким полумесяцем - впереди пельтасты, за ними пращники, за их спинами - лучники из Крита. В центре смертоносным ежом выстроились гоплиты, прикрывая круглыми щитами отряды конницы.
Колесницы Антиоха были все ближе. Серпы на их колесах все ярче. В сыром декабрьском воздухе невыносимо запахло смертью.
Антиох хочет помириться
К лету 190 года до нашей эры, несмотря на ряд болезненных поражений от Рима, дела у Антиоха Великого были не так уж плохи. В Эфесе – главной царской гавани – стоял крупный и боеспособный флот под командованием родосца Поликсенида. В Сарды, столицу Лидии, а теперь главный опорный пункт Антиоха в Малой Азии, из восточных сатрапий стекалась пехота и конница. Геллеспонт – переправа из Европы в Азию – была, казалось бы, надежно прикрыта гарнизонами в Лисимахии и Херсонесе Фракийском. Сильные позиции, с какой стороны не посмотри.
Но после разгрома при Фермопилах и бегства из Греции прежняя Антиохова самоуверенность таяла с каждым днем. Царь все больше сомневался, все сильнее его терзал страх. В тяжелые минуты перед сном ему казалось, что каток римских легионов, который вот-вот покатит по Азии, ничто уже не остановит. Не помогали ни советы Ганнибала, ни нежность юной супруги, ни вереницы жертвенных быков, выстроившихся в очередь на пирушку к Аресу.
И поэтому когда римский претор Луций Эмилий Регилл появился с флотом в пергамском порту Элее, Антиох отправил ему послов.
- Царь велел передать, что он намерен заключить мир с Римом, - сказали дипломаты. - Для этого он готов оставить Лисимахию, оставить покоренные города в Эолии и Ионии, оплатить Риму половину расходов, потраченных на войну.
У Эмилия, конечно, не было никаких полномочий заключать мир. Даже консул не мог этого сделать без одобрения сената. Но тем не менее претор собрал совет, чтобы обсудить предложение Антиоха.
- Плохой вариант, просто отвратительный, - категорично заявил царь Пергама Эвмен. – Если сейчас заключить мир, это ничего не решит. Моя родина по-прежнему будет в опасности, Антиох останется в силе и в любой момент может захватить Пергам. А войну эту мы можем закончить до зимы.
Не прочь были закончить войну только родосцы, которые после поражений Антиоха и помощи римлян уже получили все, что хотели, но их не послушали. "Нет", - передали римский ответ Антиоху.
Плохо, но такова судьба, подумал Антиох и приказал Поликсениду готовиться к решающему сражению на море. Разгромив флот Регилла, он надеялся предотвратить переправу римлян в Азию.
"Огненный" бой у мыса Мионнес
Вскоре сражение произошло – у мыса Мионнес, недалеко от горы Корик, где ранее Поликсенид уже был жестоко бит римскими кораблями. На этот раз наварх Антиоха действовал осторожнее. Надежду на успех питали воспоминания об удачном бое против родосского флота, который удалось уничтожить, заманив в ловушку. Похожая возможность представилась Поликсениду и сейчас.
Флот Эмилия Регилла, преследуя небольшую эскадру пиратов, оказался вначале возле мыса Мионнес на побережье Малой Азии, а затем подошел к древнему ионийскому городу Теос, сохранявшему верность Антиоху. Здесь, оставив корабли, римляне бросились на сушу грабить местные деревни и собирать урожай. Лазутчики донесли Поликсениду о том, где римский флот и чем занимаются римские моряки. "А ведь фортуна мне благоволит", - подумал флотоводец Антиоха. Он подвел эскадру к Мионнесу и спрятал суда в скрытой от глаз бухте на соседнем острове Макрис, решив с наступлением сумерек перекрыть римским кораблям путь в открытое море.
"Поликсенид вознамерился было уничтожить римский флот тем же способом, каким на Самосе уничтожил родосский, то есть заняв узкий выход из гавани, - сообщает Тит Ливий. - Характер места был тот же: два сходящихся мыса так запирали гавань, что из нее едва могли выплыть два корабля разом. Поликсенид решил ночью занять проход, выставить по десять кораблей у мысов, чтобы они с двух сторон нападали сбоку на выплывающие суда, а с остального флота высадить воинов на берег и напасть на врага сразу и с суши и с моря".
Однако коварный замысел не удался. Жители Теоса, видя, как их угодья подвергаются беспощадному разорению, решили добровольно отдать римлянам все, что те у них попросят.
- С этого и надо было начинать, - ответил претор Эмилий и приказал перевести флот в другую гавань - в сам Теос, чтобы удобнее было грузить провиант.
Воины и моряки снова вышли на берег и занялись погрузкой на корабли всего того, что принесли им теосцы. Так бы и занимались этим делом, если бы не один поселянин, который решил заработать несколько серебряных монет.
- Пока вы тут грузите хлеб, в нескольких милях от вас уже несколько дней стоит какой-то флот и я даже догадываюсь, какой это флот, - заявил крестьянин лично претору.
Лицо Луция Эмилия Регилла побагровело.
"Началось смятение, какое бывает при внезапном пожаре или при взятии крепости, - продолжает Тит Ливий. - Одни римляне бежали в город, разыскивая своих подчиненных, другие из города бегом возвращались на корабли. Слышались крики, которых было не разобрать из-за рева труб; одни приказы противоречили другим. И все же люди собрались к судам".
Если бы Поликсенид напал на римлян в этот момент всеобщей паники, нет сомнения, что возле города Теос Эмилий Регилл принял бы свой последний бой и, вероятно, погиб бы смертью героя. Но наварх Антиоха промедлил и дождался, когда римские команды вернутся на корабли, и весь римский флот, выстроившись в линию, двинется навстречу его эскадре. О внезапности можно было забыть.
Бой разгорелся недалеко от Теоса. У римлян было восемьдесят кораблей, из них двадцать родосских. Поликсенид обладал небольшим перевесом, причем в составе его флота было пять "монстров" - очень крупных кораблей: три гексеры и две гептеры. Увы, но царскому наварху это не помогло. Римские корабли достаточно быстро завладели инициативой, и главная заслуга в этом - родосских огненосных судов, вооруженных специальными "жаровнями". Ни одно вражеское судно даже приблизиться не могло к такому пышущему огнем дракону.
"Наибольший страх внушали врагам те суда, что несли перед собою огонь... - рассказывает Тит Ливий. - Ибо царские корабли в страхе перед надвигавшимся на них огнем уклонялись от столкновения носами, отчего не могли поражать неприятеля своими таранами и подставляли под удары бока. Если же кто и шел на столкновение, то на него тут же перекидывался огонь, так что они больше опасались пожара, чем сражения".
В центре и на левом краю флот Поликсенида был полностью разгромлен. Сам флотоводец, находившийся на правом фланге, видя, что случилась катастрофа, прекрасно понимая, что против огненосных триер у него противоядия нет, оставшимся кораблям приказал отступать. И подал пример - приказал поднять паруса на своем судне.
После боя при Мионнесе флота у Антиоха, можно сказать, больше не было.
Римляне в Азии
В то время, когда корабли Антиоха горели у Мионнеса, легионеры консула Луция Корнелия Сципиона уже шагали по горным дорогам Македонии - сбивая ноги в кровь, торопились к Геллеспонту. У них получился стремительный марш - через Грецию, Македонию, Фракию, и этот рейд 30-тысячной армии не мог быть столь быстрым без помощи македонского царя. По приказу Филиппа V ремонтировались мосты через реки и ручьи, разгребались горные завалы, а когда римские колонны тянутся по Фракии, македоняне держали на почтительном расстоянии отряды свирепых варваров.
Римляне практически без задержек проходят приличное расстояние от Этолии до Лисимахии и когда уже готовятся взять в осаду этот город, эту мощную базу Антиоха, вдруг узнают, что Лисимахия... пуста. Войска Антиоха в спешке покинули город, оставив римлянам все то, что с таким старанием и тщательностью там приготовили – и оружие, и припасы.
"Их принял город, переполненный всякого рода припасами, будто специально подготовленными к приходу войска. А ведь римляне именно здесь ожидали для себя крайней нужды и тягот, считая, что город придется осаждать", - отмечает Тит Ливий.
Мало того, переправа через Геллеспонт также не охраняется – путь в Азию свободен!
Публий Корнелий Сципион Африканский, который находится вместе с братом, не понимает, что происходит. Как мог Антиох бросить свои укрепленные города, даже не попытавшись за них сразиться? Это выше понимания римского стратега.
Но у Антиоха свои резоны. А, вернее, их попросту не осталось. После поражения флота при Мионнесе царь впал в панику, он потерял остатки веры выиграть в эту войну, поэтому и приказал своим силам очистить Европу - фактически сдался на милость победителя. И когда римляне при помощи пергамского флота, организовавшего переправу, высадились на азиатском берегу, в консульской ставке появился посол от Антиоха - византиец Гераклид. Посол сообщил, что сирийский царь снова просит мира, снова обещает не посягать на Грецию, на Европу, отдать все города на малоазийском побережье, оплатить римлянам звонкой монетой половину расходов на войну.
Ответ держал Сципион Африканский, и этот ответ не мог, конечно, понравиться ни Гераклиду, ни тем более Антиоху:
"Надо было удерживать Лисимахию, чтобы нам не пройти в Херсонес, или же оборонять Геллеспонт, чтобы мы не переправились в Азию. Вот тогда вы могли бы просить о мире, поскольку противник был бы еще не уверен в исходе войны. Но теперь, когда вы попустили нам перейти в Азию и приняли от нас не только узду, но даже ярмо, какой может быть у нас разговор на равных?.. Все, что я могу сейчас подарить царю – это добрый совет; ступай и передай ему мои слова: пусть он откажется от войны и соглашается на любые условия мира".
А условия были просты – оплатить римлянам все расходы на боевые действия, оставить в покое римских союзников и полностью очистить Малую Азию – вплоть до Таврских гор.
Антиох был не в том состоянии, чтобы отказываться, однако окружение царя убедило - надо продолжать войну. Ведь хуже уже не будет. В наличии пока еще есть 70-тысячная армия, в два раза превышающая те силы, которыми располагают римляне. А значит, шанс на победу остается.
- И если все-таки ждет тебя, царь, горечь поражения, то лишишься лишь того, что и сейчас уступишь по условиям мира, которые требуют римляне, - говорили Антиоху.
И Селевкид решил воевать. А в качестве жеста доброй воли вернул Сципиону Африканскому без выкупа его сына, которого ранее сирийцы захватили в плен. "Пусть знают о благородстве царя", - думал Антиох.
Сципион, который в это время заболел и отправился в безопасный тыл, назначив нового советника при консуле - Гнея Домиция, конечно, очень обрадовался сыну. И в качестве ответной любезности передал Антиоху еще один совет - не вступать в бой с римлянами до того момента, когда он, Публий Корнелий Сципион, не выздоровеет и не присоединится вновь к войску.
Когда растаял туман Магнезии...
В декабре 190 года до нашей эры две армии встретились на обширной равнине у города Магнезии, в семидесяти километрах от Сард, где находилась временная ставка Антиоха. До этого римская армия стремительно наступала, пытаясь завершить войну одной большой битвой. Консул Луций Сципион торопился решить вопрос до нового года, то есть до того времени, когда он вынужден будет уступить должность другому человеку. Антиох несколько раз отходил, переставлял лагерь на новое место, тянул время, дожидаясь выздоровления Сципиона-старшего. Потом, видимо, устав бегать, все-таки остановился у берега реки Гермос недалеко от Магнезии и построил земляные укрепления - ров и вал. За ними и разместил войско.
Гней Домиций, перехвативший бразды командования у консула Луция Корнелия, приказал стремительно форсировать реку. Римляне сделали это практически беспрепятственно и оказались напротив вражеского лагеря.
Простояли несколько дней. Антиох бездействовал. Легионеры точили гладиусы, они были в ярости.
"Никогда ни одного врага римляне так не презирали, как Антиоха. Со всех сторон в один голос стали кричать, чтобы консул тотчас вел их, чтобы он воспользовался боевым пылом воинов, готовых, если враг не выйдет на бой, прорваться в его лагерь через рвы, через вал, как будто им предстоит не сразиться с великим множеством врагов, а зарезать такое же количество скота", - пишет Тит Ливий.
Антиоху ничего не мешало стоять за своими укреплениями и продолжать ждать вестей от Сципиона Африканского, а в случае атаки римлян сирийцам было бы проще отразить этот натиск. Но, видя, как падает боевой дух его солдат - вначале из-за отступления, а теперь от нервного ожидания, - царь решился вступить в открытый бой. Основания надеяться на успешный исход у него были: и двукратный численный перевес (у Антиоха было 70 тысяч воинов, у римлян - чуть более 30), и мощь лучших подразделений - тяжелой конницы и фаланги.
- Надо сражаться, - решил царь.
...Когда рассеялся туман, стало понятно, насколько громадное войско собрал Антиох. Под знаменами сирийского царя собралась чуть ли не вся Азия: мисийцы, киртии, дахи, элимеи, ... В центре стояла наиболее боеспособная часть его войска - македонская фаланга: 16 тысяч человек, разбитые на 10 таксисов, то есть полков, причем в глубину построение достигало 32 рядов. Между полками стояли по два слона.
"Это был цвет царского войска. Вид его и вообще-то внушал трепет, но особенный ужас внушали слоны, громадами возвышавшиеся среди воинов. Они и сами были чудовищны, но впечатление еще усиливалось от налобной брони с султанами и расположенных на спинах башен, в каждой из которых, помимо вожатого, стояло по четыре воина", - замечает Тит Ливий.
На правом фланге, которым командовал сам Антиох, расположилась "царская когорта среброщитных", как называет ее Ливий, здесь же была так называемая агема - отряд тяжелой конницы, состоявшей из персов и мидийцев, рядом с ними - три тысячи тяжеловооруженных катафрактов, полторы тысячи пехотинцев-галатов, а также несколько тысяч конных и пеших лучников из восточных сатрапий.
Слева от фаланги стояли три с половиной тысячи галатов и каппадокийцев, присланных на помощь Антиоху царем Ариаратом. Здесь же было еще несколько тысяч катафрактов, а также пехота и конница из Сирии, Фригии, Лидии, Карии, Писидии, Киликии и других малоазийских областей. Перед ними располагались воины на верблюдах - так называемые дромадеры, - вооруженные луками и длинными узкими мечами. А еще ближе к противнику стояли грозные серпоносные колесницы. Командовать левым крылом Антиох поручил своему сыну и наследнику Селевку.
"Кажется, что все свои надежды он возлагал на конницу, которую густыми рядами он поставил по фронту, фалангу же, вопреки всем правилам войны, он поставил скученно, на небольшом пространстве, ту фалангу, на которую он должен был бы особенно надеяться, как на очень обученную военным приемам", - пишет Аппиан.
- Как они растянулись! - присвистнул Гней Домиций, увидев строй Селевкидов.
У римлян все было гораздо скромнее, компактнее и единообразнее - и по составу воинов и по видам вооружения. В центре стояли два римских легиона, по флангам - подразделения их латинских союзников. Левый край римского войска прикрывала река, поэтому сил здесь было значительно меньше, чем на правом фланге, где расположились войска пергамского царя Эвмена, в которые также входила железная тысяча пельтастов и гоплитов стратега Ахейского союза Диофана. За ними стояли основные силы конницы - преимущественно римской и их италийских союзников. Имелись у римлян и 16 африканских слонов. Однако Домиций решил, что в бою с более крупными индийскими сородичами, которые были у Антиоха, они ничего не смогут сделать. И поэтому оставил элефантов в резерве. Римский лагерь находился на левом фанге и его защищал отряд македонян, отправленный на помощь римлянам царем Филиппом.
***
- Их меньше, их сильно меньше, - сказал Антиох своему сыну.
Два всадника стояли на небольшом пригорке. Царь на белом коне, его наследник на гнедом. Антиох в пурпурном плаще, Селевк в белом. Кровь и мрамор.
- Чтобы сломить их, достаточно как следует ударить конницей. Начни, Селевк, и завоюй в этом бою величайшую славу.
- Да, отец, - сказал Селевк и пришпорил коня.
Через несколько минут битва началась - Селевк отправил вперед колесницы. Своими серебряными серпами они должны были проложить путь для тяжелой конницы, устелить вражескими трупами дорогу к победе.
Как слоны погубили фалангу
...Конский топот нарастал, колесницы были все ближе.
- Цельтесь в лошадей! - крикнул Диофан.
И тут же свист сотен дротиков и тысяч стрел присоединился к гулу нарастающего шторма, а следом за этим - безумные вопли возниц, конское ржание и стоны раненых. Лошади падали, сраженные копьями, другие разворачивали повозки и опрометью неслись обратно, внося сумятицу в ряды наступавших. Некоторым колесницам удалось прорваться, покромсать серпами пельтастов, но лишь для того, чтоб грудью уткнуться в лес длинных копий, выставленных ахейскими гоплитами.
"Словно буря обрушилась вдруг на коней. Израненные летящими отовсюду стрелами и перепуганные нестройными воплями, они, будто разнуздавшись, помчались куда попало, не разбирая дороги", - пишет Ливий.
Атака колесниц скоро захлебнулась. Все оставшиеся в строю боевые повозки разворачивались и неслись назад - чтобы смешать ряды верблюдов, порезать серпами тонкие длинные ноги этих животных, а затем со всей силы врезаться в блестящие ряды катафрактов, которые от стремительности происходящего даже не сумели двинуться с места. Катафрактам вообще пришлось хуже всех. Ведь что такое стоящий без движения тяжеловооруженный всадник? Неповоротливый железный монстр. Он и убежать-то не успеет.
- Стоять! - кричал Селевк.
Но его не слушали. Потому что на его обескураженных воинов уже летела стремительная лавина римских и пергамских всадников - несколько тысяч отменных наездников, устремившихся в атаку сразу после того, как свое черное дело сделали колесницы. Они окончательно погасили сопротивление катафрактов и галатов. Что же касается многочисленных отрядов писидийцев, карийцев, лидийцев и прочих плохо подготовленных ополченцев из малоазийских владений Антиоха, то они в это время были уже далеко - даже небольшого удара хватило этим воякам, чтобы закончить сопротивление.
Так началась битва при Магнезии. Для разгрома левого крыла громадного войска Антиоха понадобилось немного времени и спасибо за этот разгром он должен сказать собственным колесницам.
Рассеяв отряды Селевка, римская конница вместе с пергамцами и ахейцами развернулась и бросилась в центр - чтобы поразить во фланг македонскую фалангу, которая в это время упорно билась с наседавшими на нее римскими легионерами.
Однако пробить ряды фаланги оказалось не так-то просто. Ни с фронта, ни с флангов. Правда, и сама фаланга, скованная и особенностями своего построения, и теснотой расположения, не имела возможности приступить к активным действиям.
"Выставив со всех четырех сторон целый лес своих сарисс, фалангиты вызывали римлян вступить с ними в рукопашный бой и все время делали вид, что хотят напасть, - рассказывает Аппиан. - Но они нигде не делали ни шагу вперед, будучи пешими и отягченными своим оружием, а врагов видя всюду на конях, особенно же потому, что боялись нарушить крепость своего строя; перестроиться иначе они бы не успели. Римляне же к ним не приближались и не вступали в рукопашный бой, боясь опытности людей, привычных к военному делу, их твердости и отчаянной смелости. Поэтому, неся уже большие потери, они стали поддаваться, так как ничего лучшего они сделать не могли, и стали шаг за шагом отступать, грозно обороняясь, вполне сохраняя порядок и внушая римлянам страх".
Погубили фалангу в итоге слоны, зачем-то расставленные в промежутках между таксисами. Римлянам, которые не раз и не два уже имели дело с элефантами, удалось нанести им тяжелые ранения, и животные начали топтаться по чужим и своим, хотя, в первую очередь, по своим. И ряды фаланги начали рушиться. В образовавшиеся прорехи устремлялись римляне и в ближнем бою громили сариссофоров.
Спасла бы фалангу помощь с правого фланга - тяжелая конница, которой командовал сам Антиох. Наверное, он мог бы ударить во фланг римлянам и даже в тыл, но... Царь был в это время далеко. Как и в знаменитой битве при Рафии, когда юный Антиох, только занявший престол, сражался со своим таким же молодым оппонентом из Птолемеев, Антиох увлекся атакой и потерял связь с происходящим.
В то время, как Селевк пытался отбивать атаки римской конницы, тяжелая конница Антиоха - среброщитные, агема и катафраткты - без труда рассеяла римские манипулы и отряды их союзников на своем фланге и стремительно вышла к римскому лагерю. Нет сомнения, что захватила бы и лагерь, но его защищали македонские и фракийские добровольцы - прирожденные "неистовейшие" воины, - которым удалось отбить конную атаку. После нескольких часов бесплодных попыток прорваться в римский лагерь Антиох, наконец, повернул назад - посмотреть, что происходит в центре и, может, даже помочь. Изрубив по дороге отряд конницы брата пергамского царя Аттала, Антиох вернулся. Но когда посмотрел на то место, где стояла его фаланга, увидел лишь гору трупов. А вдалеке - своих бегущих воинов и языки пламени над собственным лагерем, где уже шла резня и грабеж. Битва при Магнезии была проиграна.
В середине ночи Антиох был уже в Сардах. Война для него закончилась.
Мир в Апамее, крах Антиоха Великого
"Рассказывают, что в тот день было перебито до пятидесяти тысяч пехотинцев и три тысячи всадников, живыми захвачены тысяча четыреста человек и пятнадцать слонов с погонщиками. У римлян было немало раненых, погибло не более трехсот пехотинцев, двадцать четыре всадника и еще двадцать пять человек из войска Эвмена".
Тит Ливий, говоря о потерях римлян, конечно, значительно их приуменьшает. Но то, что Антиох потерпел катастрофическое положение, - это факт. Через несколько дней после битвы при Магнезии от отправил римлянам послов с поручением просить мир на любых условиях, а через год в сирийской Апамее был подписан мирный договор. Антиох должен был выплатить контрибуцию в размере 15 тысяч талантов, выдать весь флот и боевых слонов, очистить Малую Азию вплоть до Тавра. Причем иметь слонов в своем войске Селевкидам больше не дозволялось. Когда уже после смерти Антиоха один из его потомков ослушался и завел себе отряд гигантов и об этом стало известно в Риме, оттуда прибыла специальная комиссия, которая уничтожила благородных животных.
Война с Римом не только разорила Антиоха (для того, чтобы собрать контрибуцию, царь вынужден был заняться грабежом храмов), но и поставила крест на его имперских амбициях - утвердиться в Европе не удалось, мало того, потеряна часть азиатских владений, по престижу Селевкидов нанесен сокрушительный удар.
Впрочем, винить в произошедшем Антиох Великий должен в первую очередь себя. Войну вел хаотично, без плана, метался из стороны в сторону. Советов мудрого Ганнибала, который сразу предлагал перевести боевые действия на территорию врага, то есть в Италию, не слушал. Без боя сдал последнее укрепление в Европе - Лисимахию и позволил римлянам беспрепятственно переправиться в Азию. Наконец, в решающей битве при Магнезии, вместо того, чтобы использовать лучшие свойства фаланги и боевых слонов, сделав их ударными отрядами, Антиох распорядился таким образом, что одни помешали другим, и сражение в итоге было проиграно.
Источники: Тит Ливий. История Рима от основания Города/ Аппиан. Римская история.
