Последней великой империей, которой правили потомки Чингисхана, была маньчжуро-монгольская Цин. Это государство считается маньчжурским, что ошибочно. Созданное ханом Нурхаци маньчжурское государство называлось «Поздняя Цзинь» (как наследница чжурчжэньской империи Цзинь XII-XIII вв.). Сын основателя государства Абахай породнился с князьями-чингисидами и официально объявил себя наследником Чингисхана, после чего ханство Цзинь стало империей Цин, или Дай-Цин. Для китайцев это символизировало чистоту, а для маньчжуров и монголов обозначало «государство воинов».
Конечно, династия Цин было чингисидовской достаточно условно – только через перекрестные браки маньчжурской династии с монгольской элитой. Но в первые два столетия существования империи монгольский элемент был для нее крайне важен: монгольская конница отличалась высокой боеспособностью, и без объединения этих народов завоевание огромного Китая было бы невозможно.
К 1683 г. империя Цин завершила завоевание Китая. Новое государство включало современные территории Китая, Монголии и Тувы, а после уничтожения Джунгарии в 1758 г. – земли Восточного Казахстана и Киргизии. Корея, Вьетнам и Бирма признали себя вассалами династии Цин. Восстановление бюрократического аппарата китайского образца, расширение строительства, рост торговли привели к экономической стабилизации и росту населения. К 1800 г. площадь империи составляла 13 млн. кв. км. (современны Китай – 9 млн.), там проживало 300 млн. человек, или почти 1/3 населения планеты. Маньчжуры служили в армии и составляли чиновный аппарат, монголы тоже служили и работали в бюрократических структурах (хотя их там было намного меньше, чем маньчжуры), а также пасли скот в родных степях. Огромное большинство населения империи – китайцы (хань) – возделывали поля, строили, торговали, занимались ремеслами, а также составляли большинство чиновников и солдат.
То, что верхушка империи состояла из не-китайцев, не могло не раздражать представителей самого многочисленного и развитого народа империи, что выражалось в действиях тайных обществ и спорадических бунтах, которые, однако, долго не представляли серьезной опасности для империи. Дело в том, что империя, хоть и возглавлялась не-ханьской династией, для китайцев была почти китайской: она воссоздала традиционную китайскую систему власти, использовала китайскую письменность и символику. Это примиряло (хотя и не на 100%) ханьское большинство с правлением «варваров». То, что император Китая одновременно был ханом для маньчжуров и монголов, и из них же состояли элитные подразделения армии, а императорские указы публиковались на трех языках, китайцев не очень интересовало. Пока в империи поддерживалась стабильность, династия Цин стояла крепко.
Однако стоять вечно ей была не судьба. Причин этого несколько.
Причина первая – культурно-психологическая. «Инородческие» династии правили Китаем (а чаще, его частями) много раз, но всегда в конце концов китайцы восставали и свергали власть «дикарей». Свои династии в Китае основывали хунны, сяньби, тюрки-шато, кидани, чжурчжэни (предки маньчжуров), и, наконец, монголы (династия Юань, XIII-XIV вв.). Все они в конце концов были расшатаны интригами китайцев-чиновников и разрушились под ударами восставших китайских крестьян и солдат. Даже китаизация правящих «инородцев» не делала их для китайцев своими в полной мере, и кризисы заставляли коренное население вспомнить, что «царь-то не настоящий!». Это значит, что сильный кризис, а он неизбежен в любой стране, рано или поздно превратит локальные бунты китайцев против «северных варваров» в всесокрушающий ураган. Т.е. в длительной исторической перспективе «инородческая» династия в Китае в любом случае была обречена.
Вторая причина, как это не кажется странным – в стабильности. При отсутствии технического прогресса стабильность ведет к росту населения, который не сопровождается ростом производства, в т.ч. сельхозпродукции. В XVIII в. Население Китая возросло примерно вдвое, и свободных земель не осталось. А система хозяйствования не изменялась, и урожайность не росла.
В результате началось массовое заселение китайцами Маньчжурии, что запрещалось имперскими законами. Однако малонеселенные маньчжурские земли принадлежали знати, которой было выгодно сдавать земли в аренду китайским крестьянам, и закон нарушался во все возраставших масштабах. К началу XIX в. в Маньчжурии китайцы составляли уже 80% населения.
Заселение Маньчжурии китайцами стало важной причиной конечного разрушения империи. Маньчжуры постепенно ассимилировались огромной массой китайцев, теряя свои этнические особенности. Значительная часть маньчжуров расселилась в городах Китая – они тоже перенимали китайский язык и культуру, постепенно забывая свои. В Монголию же китайцы до второй половины XIX в. почти не переселялись – как из-за жесткого контроля со стороны монгольских феодалов, так и из-за малой пригодности монгольских земель к обработке. В результате китаизации маньчжуров увеличивался культурный разрыв между маньчжурами и монголами: первые начинали воспринимать вторых уже не как родственников и соратников, а в соответствии с китайскими традициями – как «варваров». Тем более, что монгольская конница в XIX в. уже не представлялась имперским властям столь же важной, как раньше: внешних войн не было, а локальные восстания успешно подавлялись местными ополчениями. Т.е. маньчжуры сближались с китайцами и отдалялись от монголов. Таким образом, триединая основа империи зашаталась.
Но самой важной причиной ослабления империи стали контакты с европейцами. Европейские державы (Великобритания, Россия и Франция) вели все более активную и агрессивную политику на Востоке, силой открывая азиатские страны для торговли и навязывая собственные представления о законах и правах. Первая опиумная война между Англией и Китаем (1839-42 гг.) привела к унизительному поражению Китая и первому неравноправному договору, открывшему для торговли китайские порты и разрешившему деятельность христианских миссионеров. Война продемонстрировала слабость китайской армии, что поставило под вопрос легитимность династии Цин в глазах китайского населения. Последовавший в результате войны огромный отток денег из Китая привел к массовому обнищанию населения. Все это возродило неприязнь китайцев к «варварской» династии, неспособной обеспечить стабильность и защитить Поднебесную от «заморских дьяволов».
Это спровоцировало небывалое по масштабам Тайпинское восстание (1852-64 гг.), охватившее почти весь Китай и повлекшее к колоссальным жертвам (погибло несколько десятков миллионов человек). Тайпины захватили множество городов, включая такие крупные, как Нанкин и Ухань; повстанцы поголовно истребляли маньчжуров. В результате восстания погибла значительная часть маньчжурского народа. Одновременно с Тайпинским восстанием Китаю пришлось вести Вторую опиумную войну (1856-60 гг.) – на этот раз не только с Англией, но и с Францией. Интервенты не только легко разбили китайские армии, но и взяли штурмом Пекин, разграбив императорский дворец.
Тайпинское восстание продемонстрировало, что, при общей слабости китайских войск, наиболее боеспособными частями являются не маньчжурские и монгольские, а китайские формирования, созданные местными чиновниками и знатью на основе провинциальных ополчений. Командовавший имперскими войсками монгольский князь-чингисид Сэнгэринчен потерпел жестокие поражения от интервентов в сражениях у деревни Чжанцзявань и у моста Балицзяо, причем потери имперских войск были велики, а интервентов – ничтожны. После окончания войны с англо-французами Сэнгэринчен с переменным успехом воевал против тайпинов и няньцзюней («факельщиков» – повстанцев Северного Китая, выступавших, как и тайпины, за ликвидацию «варварской» власти). В 1865 г. князь попал в повстанческую засаду и погиб; шок от гибели главнокомандующего был так велик, что в империи говорили об «утрате опоры государства» а в Пекине регентша Цыси воздвигла кумирню в его память.
Доверие к маньчжурским и монгольским войскам было подорвано, и не только среди простого народа, но и среди имперской бюрократии: китайские ополчения – «Хунаньские молодцы» Цзэн Гофаня, Хубэйская армия» под командованием Ху Линьи и им подобные – оказались гораздо более эффективными.
После подавления Тайпинского восстания основой армии стали не маньчжурская «Восьмизнаменная армия» и монгольская кавалерия, а провинциальные китайские ополчения, опиравшиеся на местные ресурсы и с местными командирами во главе. По сути, это был решающий шаг к дальнейшему распаду империи: такой армии центральная власть, тем более «варварская», была просто не нужна.
Наступление европейцев на Китай продолжалось. Россия, воспользовавшись Тайпинским восстанием и Второй опиумной войной, в 1858-60 гг. заняла огромные территории, на которых располагаются Приморский и Хабаровской края, а также Амурская область. В 1885 г., после войны с Францией, Пекин был вынужден отказаться от протектората над Вьетнамом; в следующем году Англия захватила последнюю бирманскую территорию, остававшуюся независимой (и считавшуюся вассалом Китая). В 1895 г. японцы развязали войну с Китаем из-за Кореи, веками бывшей китайским вассалом, и разгромили китайцев (по условиям мира Япония, помимо Кореи, получила еще и остров Тайвань – уже не вассальную, а коренную китайскую территорию).
После Тайпинского восстания и поражения во Второй Опиумной войне среди китайской элиты распространилось убеждение в том, что необходимо как можно быстрее позаимствовать технические достижения европейцев – для того, чтобы защитить независимость страны. В то же самое время подобные настроения японской верхушки привели к Реставрации Мэйдзи, но реформы в Японии и в Китае, начатые одновременно и с одними и теми же целями, ожидала совершенно разная судьба.
После смерти императора Вэнь-цзуна в 1861 г. фактическая власть в Китае на 47 лет перешла к его наложнице Цыси. Под давлением чиновников, настроенных на реформы, она вынужденно одобрила т.н. «политику самоусиления» - ограниченных реформ, направленных на технические заимствования у Запада при сохранении архаичной системы управления и традиционной социально-политической структуры Китая.
В стране при участии западных специалистов началось строительство современных заводов, в армии появились западные инструкторы, начались массированные закупки европейского оружия. В университеты Европы и США направлялось большое количество молодых людей, а в самом Китае в больших количествах издавали западную литературу, в основном технического характера.
Казалось бы, Китай, учитывая таланты и работоспособность его населения, стремительно двинется к вершинам развитой экономики и общества. Однако все пошло не так. Япония с ее традициями дисциплины и безусловного подчинения правителям, за одно поколение совершила рывок из средневековья в индустриальное общество (решающую роль сыграл тот факт, что японские консерваторы открыто восстали против реформ и были разгромлены).
В Китае же процесс реформ столкнулся с огромными трудностями. Причин тому много: ключевой было традиционное недоверие китайцев к бизнесу как профессии – это проистекает из принципов конфуцианства. Плюс – традиции тотальной коррупции и произвола: китайцы искренне не понимали, с какой стати чиновник и знатный человек должны подчиняться тем же законам, что и простолюдины. Показательно, что влиятельнейший сановник и «архитектор» «политики самоусиления», Ли Хунчжан, использовал свои возможности для реформ, но больше для самообогащения: за несколько лет он стал монополистом в торговле опиумом, почти монополизировал торговлю чаем и превратился в самого богатого человека в Китае. Китайское общество с трудом мирилось с необходимостью перенимать даже технические европейские новшества – с китайской точки зрения, «варвары» ничего хорошего сделать или придумать не могут, и «цивилизованным людям» стыдно что-то у них перенимать. К тому же программа реформ исходила от «варварской» маньчжуро-монгольской династии, доверие к которой после Первой опиумной войны и начала Тайпинского восстания непрерывно падало.
Кроме того, в китайской элите существовало мощное движение, противостоявшее реформам. Эти чиновники – возглавляла их хитрая, безжалостная интриганка Цыси, регент при малолетнем императоре – считали, что реформы западного типа унизительны для Китая и ведут к разрушению традиционного общества. Обнищание населения, резко усиливавшееся в результате открытия границ Китая для торговли с заграницей, подпитывало такие настроения, а неудачи в войнах с иностранцами воспринимались не как следствие технической отсталости, а как наказание свыше за отступление от традиций.
Большое значение имело также развитие христианского миссионерства: оно воспринималось китайцами как прямая атака на саму национальную культуру страны. Хотя миссионеров было всего несколько тысяч – горстка в бескрайнем китайском океане, их деятельность была очень заметна в прибрежных районах и крупных городах. Миссионеры открыли тысячи школ, больниц и приютов, подготовили десятки тысяч врачей, учителей и специалистов разного профиля; это воспринималось консерваторами как «переделывание» китайцев в «варваров» и вызывало особую ненависть.
Поэтому политика «самоусиления» шла с трудом. Строительство железных дорог и открытие пароходных линий лишало работы сотни тысяч китайских ямщиков, носильщиков и перевозчиков, западные товары разоряли миллионы китайских ремесленников и торговцев. Все больше китайцев уходило в банды, достигавшие иногда нескольких тысяч человек и контролировавших целые уезды. Такие банды, называвшиеся «хунхузами», вторгались и на территорию России (дальневосточные территории которой китайцы считали насильственно отторгнутыми китайскими землями), ведя настоящие локальные войны с российскими казаками и поселенцами.
В этих условиях в 1862 г. правительство Цин сняло ограничения по заселению Маньчжурии китайцами – и маньчжурский народ, уже сильно ассимилированный китайцами, просто утонул в китайском человеческом море. Маньчжурами оставались лишь некоторые чиновники и офицеры (большинство их тоже было китайцами), но и они в основном плохо знали родной язык и все меньше отождествляли себя со своим народом.
Тогда же китайцам было разрешено без ограничений переселяться во Внутреннюю Монголию, и ослаблены ограничения на заселение ими Монголии Внешней. Во Внутренней Монголии буквально за два десятилетия китайцы превзошли по численности монголов, а в 1893 г. попытались физически уничтожить коренных жителей: восстание китайцев под руководством секты Цзиньдандао привело к гибели 150 тысяч монголов и бегству сотен тысяч в Баргу и Халху. Что показательно: правительственные войска, подавив восстание, попытались возложить ответственность за кровопролитие в равной степени на обе стороны, хотя вина китайцев была очевидна. Часть монгольских земель, захваченных китайцами, осталась в их руках.
Во Внешней Монголии китайские переселенцы захватывать земли не могли: там монгольские власти сохранили некоторые права по ограничению притока китайцев. Однако китайцы, пользуясь бедностью монголов и алчностью обедневших феодалов, скупали земли и занимались ростовщичеством, закабаляя целые аилы и сомоны (районы). Активная деятельность китайских торговых фирм и ростовщиков (обычно это были одни и те же структуры) началась в 1860-е гг., а уже к концу XIX века большинство монголов были безнадежными должниками китайцев. Монголы стремительно разорялись, теряя скот и имущество.
В этих условиях монголы, сохранившие, в отличие от маньчжуров, национальную самобытность, постепенно переставали быть опорой империи. Династия Цин уже не воспринималась как гарант их самобытности и защитница национальных прав. Монгольские князья, занимавшие различные должности в имперской администрации, видели, что с ними все меньше считаются: чиновники нового поколения относились к ним как к «варварам», и требовали необходимых по закону подписей, без разъяснений и готовности обсуждать проблемы. Неудивительно, что монгольская элита начала искать выход, и на рубеже XIX и XX окружение Богдо-гэгэна и некоторые князья приступили к осторожному прощупыванию позиций России – готова ли она заменить империю Цин в качестве гаранта сохранения монгольской самобытности.
После поражения Китая в войне с Японией стало понятно, что вялотекущая (и в целом неудачная) политика «самоусиления» должна смениться решительными реформами. Группа молодых ученых во главе с Кан Ювэем развернула пропаганду радикальных преобразований по японскому образцу. Реформаторы забрасывали цинский двор докладными записками и развернули пропаганду своих взглядов через прессу. Они требовали ввести систему образования западного типа и учредить конституционное правление. Кан Ювэй приобрел много сторонников, и реакционная группировка Цыси вступила в борьбу с его «разрушительными» идеями. Однако реформаторы получили самую мощную поддержку, которая только была возможна: на их стороне выступил ставший взрослым император Гуансюй. После личной встречи с Кан Ювэем монарх отстранил от власти регентшу и объявил о начале реформ. Начались быстрые преобразования в промышленности, образовании (был основан Пекинский университет), управлении, экономике и финансах. Гуансюй не пытался только принять Конституцию и созвать парламент – из-за яростного сопротивления чиновничества, но он пообещал Кан Ювэю сделать и то, и другое, как только это станет возможно.
Цыси, сосредоточившая в своих руках за много лет правления массу всевозможных нитей, тянувшихся к бюрократам и военачальникам, поняла, что пришло время действовать. 21 сентября 1898 г. ее сторонники совершили государственный переворот, отстранив императора Гуансюя и поместив его под домашний арест. Кан Ювэй успел бежать в Гонконг при помощи англичан, и откуда уехал в Японию. Его ближайшие соратники были казнены, а реформаторы рангом пониже отправились в ссылку. Цыси вновь стала регентшей – на сей раз при Пу И, двухлетнем племяннике Гуансюя.
Реформы сворачивались, но медленно: закрыть Китай для иностранцев или даже ограничить их коммерцию и производственную деятельность клика Цыси просто не могла. По всей стране тянулись железнодорожные линии и телеграфные провода, строились фабрики и мосты. Но это не сопровождалось реформами в образовании, управлении и социальной сфере – в результате современные сектора развивались сами по себе, а китайское общество существовало само по себе. И, разумеется, отвергнувшее реформы общество и современные сектора, возглавлявшиеся преимущественно иностранцами и связанные с христианскими миссионерами, испытывали растущую неприязнь друг к другу.
После падения Гуансюя и краха реформ в северных провинциях Китая начал распространяться тайный культ под названием «Кулак во имя справедливости и согласия», проповедовавший ненависть к чужеземцам, особенно к христианским миссионерам и китайцам-христианам, отвергавший все европейское – ультрареакционное движение, близкое по сути к российским черносотенцам.
В конце 1898 г. члены секты (европейцы называли их «боксерами») подняли восстание. Они убивали всех европейцев (китайцам-христианам предлагали выбор: отказаться от Христа или умереть), жгли христианские церкви, школы и больницы, разрушали железные дороги, рвали телеграфные линии. «Боксеры» отвергали огнестрельное оружие (кроме пушек) и пользовались мечами, пиками и луками со стрелами.
Поначалу императорская армия пыталась подавить мятеж, но Цыси пригласила вождей одного из «боксерских» отрядов, и после встречи с ними, заявила о поддержке восстания. «Боксеры», поддерживаемые императорской армией, ворвались в Пекин и устроили страшную бойню, перебив множество китайцев-христиан (европейцы, американцы и японцы укрылись в Посольском квартале и оказали отчаянное сопротивление). Осаде подверглись и иностранный квартал в Тяньцзине, и также построенный русскими на новой железнодорожной линии город Харбин; Благовещенск обстреливался артиллерией с китайского берега Амура.
Цыси объявила войну всем иностранным государствам – и те приняли вызов. Русские, японские, американские, английские, германские, австро-венгерские и итальянские части высадились в Китае и после упорных боев взяли Тяньцзинь и Пекин, деблокировав иностранные кварталы.
7 сентября 1900 г. Цыси, видя, что «боксеры» обречены, объявила их вне закона и приказала армии начать их истребление. К декабрю 1901 г. восстание «боксеров» было подавлено, хотя банды хунхузов продолжали грабежи и убийства еще долгие годы.
Европейские страны вместе с США и Японией навязали Китаю «Заключительный протокол», согласно которому Пекин должен был принести официальные извинения за насилия и уничтожение иностранной собственности, выплатить компенсации и репарации и допустить в Пекин иностранные воинские части. Победители получили право возвести 12 укрепленных пунктов на китайском побережье, на которые не распространялся суверенитет Китая. Но самое главное – Китай был официально поделен на сферы влияния: Россия, Великобритания, Франция и Япония получили такие «сферы» (самая большая – Северная Маньчжурия и Монголия – была получена Россией).
***
После подавления восстания «боксеров» и официального превращению Китая в полуколонию, причем сразу нескольких держав, падение династии Цин стало вопросом времени. В стране становилось все больше европейски образованных молодых людей, не только желавших реформ, но и винивших «варварскую» династию в несчастьях Поднебесной. Новое поколение уже не мечтало возродить традиционную китайскую монархию, уничтожить все следы современности и изгнать «чужеземных варваров» - они желали создать сильную национальную республику, где будут править сами китайцы, а прочие народы (в первую очередь ненавистные маньчжуры и не очень любимые монголы) превратятся в подчиненные нацменьшинства. С 1905 г. такую программу выдвигает новое тайное общество Тунмэнхой (Объединенный союз), куда вошли китайцы современных взглядов, и при этом – крайние крайние националисты. Крупнейшей фигурой общества был Сунь Ятсен – впоследствии создатель партии Гоминьдан, в 1940 г. официально признанный «Отцом нации».
В 1908 г. старая Цыси, почувствовав приближение смерти, приказала отравить томившегося под арестом экс-императора Гуансюя. Сама она умерла через сутки после его кончины. После смерти страшной регентши новым регентом при малолетнем императоре Пу И стал Айсиньгеро Цзайфэн, пообещавший провести выборы в парламент в 1916 г. и продолживший реорганизацию армии. Старые маньчжурские аристократы-реакционеры окончательно потеряли власть, которая перешла в руки новых бюрократов – этнических китайцев. Осенью 1910 г. регент Цзайфэн созвал Совещательную палату, которая готовила переход к парламентской монархии. Однако 8 мая 1911 г. регент объявил о формировании Имперского кабинета министров, неподотчетного Совещательной палате; возмущение китайской бюрократии вызвал тот факт, что большинство в нем получили маньчжуры. Кабинет первым делом национализировал крупнейшую в Китае акционерную компанию по строительству Хугуанских железных дорог, имевшую 4 миллиона акционеров (китайских бизнесменов, чиновников и военных), сразу потерявших свои средства. Это стало последней каплей: в провинции Сычуань, где было множество акционеров компании, вспыхнуло восстание. Его успели подавить войска, но восстания заполыхали одно за другим. 10 октября восстал огромный город Учан, и регент назначил главой правительства известного китайского националиста Юань Шикая, влиятельного среди китайской бюрократии.
Провинции восставали одна за другой, и подавлять восстания было некому, поскольку старой маньчжурской армии больше не было, а новая армия состояла из провинциальных формирований, вооруженных европейскими оружием и обученных офицерами из Европы. Монгольское ополчение, не воевавшее много лет и не имевшее современного оружия, предпочло охранять порядок в родных степях, понимая бессмысленность попыток спасения гибнущей монархии. 16 ноября 1911 г. Юань Шикай отстранил от власти регента Цзайфэна, назначил регентшей безвольную Лунъюй (вдову покойного императора Гуансюя) – и заключил соглашение с восставшими провинциями.
1 декабря 1911 г. съезд дворянства и духовенства объявил в Монголию независимой теократической монархией во главе с Богдо-гэгэном VIII: агонизирующая империя Цин перестала быть маньчжуро-монгольской. 12 февраля 1912 г. малолетний император Пу И поручил Юань Шикаю сформировать республиканское правительство и отрекся от престола.
Объявившая независимость Монголия не признала Китайскую республику и начала строить собственное государство в Халхе. Некогда могучие маньчжуры даже не попытались ни защитить свое господство, ни отделиться от республиканского Китая и воссоздать независимую Маньчжурию: они, утратив свои национальные особенности и язык, окруженные морем китайцев, вообще не участвовали в событиях 1911-12 гг., за исключением дворцовых аристократов, добивавшихся почетных и выгодных условий капитуляции.
Последняя империя наследников Чингисхана прекратила свое существование.
