Не кажется ли вам, что в нашей стране забывается огромный пласт народной культуры под названием «городской фольклор»? И это притом, что старинные крестьянские песни изучают, возрождают и исполняют целые хоровые коллективы в понёвах и кокошниках. Если поспрашивать краеведов или исполнителей русских народных песен, они вам со знанием дела расскажут об особенностях женского костюма или фольклора разных деревень, но мало кто из них вспомнит напевы заводских окраин начала века.
Моя мама – потомственная крестьянка, но в детстве нам пела не «Пошла Дуня за водой, за водой», а именно песни из городского фольклора. Были они местами нескладными, и, как правило, жалостливыми и трагическими, под стать тяжелой доле трудового народа. Некоторые ее песни помнятся только отдельными фразами:
«Лет семнадцати, горемычная, на кирпичный завод нанялась». Хотелось бы узнать до конца историю юной девушки.
А вот другой сюжет, настолько трагический, что страшно писать. Начиналась песня со слов, что «в одном городе, близ Саратова, там жила небольшая семья», потом «долго мучилась мать-страдалица и решила покинуть весь свет». Собрала детей и объявила им:
«Милые детушки, покидаю вас, трудно-трудно без маменьки жить.
Не обуют вас, не оденут вас, и придется раздетым ходить».
А дальше пошли настоящие кошмары: отец нашел злую мачеху, которая подговорила его сжечь бедных детей в печи. Но «тут увидела бабка родная и на помощь людей стала звать. Ворвался народ – спасли девочку, ну а мальчик уж мертвым лежал…»
Мама не могла допеть до конца без слез, и мы, три сестры, тоже ревели.
Но были в ее репертуаре и песни о любви, хотя, опять же, с трагическим концом.
Привожу текст, как говорится, без редакторской правки:
«На Лёнино гулянье Маруся не пошла,
И тайная подружка за нею не зашла».
Тут мама однажды остановилась и пояснила, что тайная подружка – это та, которой можно доверить свои тайны.
«А Леня на гулянье, он Зину подозвал:
- Иди, сходи за Маней, - он Зину посылал.
А Зина побежала – у Мани нет огня,
И скучная Маруся сидела у окна.
Идет Леня дорожкой, снежок ему в лицо.
И в это время Маня выходит на крыльцо.
- Ах, Ленечка ты Леня, зачем же ты велел?..
- За вашу за измену зарезать вас хотел!
- Не я тебе изменила, ты дал измену мне!
Когда меня зарежешь, то сам будешь в тюрьме!
- Пускай тебя зарежу, а сам буду в тюрьме,
Но тем доволен буду, что ты в сырой земле!
Он правою рукою Марусю обнимал
И в молодое сердце вонзил острый кинжал.
А Зина закричала: - Давайте лошадей,
И отвезите Маню в больницу поскорей!
В больницу привозили и клали на кровать,
Два доктора и сестрица старались жизнь спасать.
А через два часочка пришла родная мать,
Мать плакала, рыдала, упала на кровать».
Тут мы все опять всхлипывали. Я и сейчас, когда вдруг начинаю напевать эту песню, не могу не остановиться после слов «упала на кровать» – ком подкатывает к горлу.
«- Не плачь, моя маманя, меня ты не вернешь.
Сама ты заболеешь, скорей меня умрешь.
На Маниной могилке две розы расцвели.
А Леню за решеткой до гроба довели».
Недавно прочла в новостях, как одну воспитательницу детсада отстранили с работы за то, что объяснила детям слова из сказки о том, что такое «посадить на кол». Наверное, нужно щадить детскую психику, но вот мы, выросшие на трагических маминых песнях, никого не убили, не зарезали, и никто не попал в психушку… Какое было время – такие и песни.
Кстати, у нашего отца имелся другой репертуар, я его тоже отношу к городскому фольклору. Выпив рюмочку, он мог затянуть со всей мочи:
«Бывали дни веселые – по три дня я не ел!
Не то, что было нечего, а просто не хотел!»
Еще у него была коронная песенка:
«Когда я был мальчишкой – окурки подбирал.
Один матрос заметил и по уху отметил».
Дорогие читатели, если кто-нибудь из вас что-то слышал или читал об истории этих песен или авторах, а может, знает до конца слова – напишите мне в комментариях. Буду очень признательна.
