Ришелье ставил на сцене своего театра и пьесы собственного сочинения.
Они были весьма посредственны, но кардинал считал себя незаурядным литератором.
— Знаете ли вы, маркиз, какое занятие доставляет мне наибольшее удовольствие? — спросил он как-то одного из придворных.
— Полагаю, ваше преосвященство, деятельность государственная.
— И ошибаетесь!—возразил кардинал.— Более всего я люблю сочинять стихи.
Ведя этот разговор, Ришелье и маркиз прогуливались по картинной галерее, где были собраны лучшие образцы живописи итальянской, фламандской, французской и испанской.
Там же висел портрет самого Ришелье, под которым художник сделал надпись по-латыни: «Он повелевает миром».
Проходя мимо портрета, Ришелье привычно скользнул по нему взглядом, но вдруг остановился и побледнел.
Ниже латинской надписи была карандашом сделана приписка, также по-латыни: «Когда он погибнет — мир вздохнет свободно».
Кардинал долго пристально вглядывался в карандашную строку, стараясь узнать почерк.
— Я бы дал десять тысяч пистолей, чтобы узнать автора этой надписи,— медленно сказал он.
Маркиз позволил себе улыбнуться:
— Думаю, он бы дал двадцать тысяч, чтобы не быть узнанным.
— Впрочем,—продолжал Ришелье,— мне и так известно, что многие аристократы — если бы они только смели! — поставили бы тут свои подписи.
Но они не смеют.
Теперь все, наконец, поняли, что бороться против меня не только опасно, но и бесполезно.
Каждый раз, приняв решение, я медленно иду к цели, все взвешивая, все оценивая, а затем я все сокрушаю, повергаю во прах все, что стоит на моем пути, а содеянное прикрываю своей пурпурной кардинальской мантией.
С лица придворного сошло всякое подобие улыбки.
— Видит бог,—продолжал Ришелье, подняв глаза и коснувшись рукой большого золотого креста — ордена святого духа, висевшего у него на груди,— видит бог, я не хотел бы дать новый повод обвинить меня в жестокосердии, но в последнее время я вижу, что передышке, полученной мною после казни герцога Монморанси, приходит конец.
Против меня готовятся новые заговоры, и мне вновь придется быть беспощадным.
И он сжал в кулаке золотой крест, как рукоять шпаги. Предчувствия не обманули Ришелье.
В 1641 году граф Суассон, собрав приверженцев, поднял мятеж в Седане.
Ему помогали Испания, Австрия и Лотарингия.
Графу удалось разбить наголову королевскую армию. Путь к Парижу был открыт.
Напуганный Людовик XIII хотел уже уступить главнейшему требованию мятежников — дать отставку Ришелье, как вдруг граф Суассон был сражен подосланным убийцей.
Кто его подослал? Никто этого не знал, об этом старались не говорить...
Лишившись руководителя, мятежники растерялись, мятеж был подавлен.
Но в следующем году вновь составился заговор.
На этот раз его главой был любимец, короля, молодой блестящий придворный Сен-Мар.
Поговаривали, что сам король знал о готовящемся заговоре против Ришелье, но не сделал ничего, чтобы предупредить его.
Однако кардиналу удалось достать копию договора заговорщиков с Испанией.
Это дало ему возможность обвинить Сен-Мара в государственной измене, и Людовику пришлось подписать смертный приговор своему любимцу.
Это был последний заговор против Ришелье и последняя казнь по его повелению.
Теперь Ришелье был уверен, что во Франции у него не осталось (или почти не осталось!) опасных врагов.
Умерла Мария Медичи, так и не увидев более Франции.
Принц Гастон после того, как в 1638 году у Людовика XIII родился сын, потерял свое былое значение наследника престола, а вместе с тем и охоту к политическим авантюрам.
Их сторонники томились в заточении или на чужбине.
Часть седьмая. Окончание в части восьмой.
