Когда на холодных кроватях уже было постелено, и все легли спать, в окошко кто-то постучал. Алик поднялся, пытаясь понять: не приснилось ли ему это во сне. В окошко еще раз настойчиво постучали. Света мирно посапывала, кажется, дети тоже не проснулись от стука. Алик наскоро натянул штаны, аккуратно включил карманный фонарик, оставленный рядом с кроватью, подошел к окну и отдернул занавеску, уставившись в оконное стекло, за которым было темно. Через пару секунд до него дошло, что ставни окон были закрыты. Едва слышно выругавшись, он отпустил занавеску и двинулся на крыльцо. В коридоре было холодно. Старуха в кельи не издавала ни звука. Открыв дверь, выходящую на открытое крыльцо, он высунул голову и увидел высокого мужчину, стоящего на ступенях. Выйдя к нему, почувствовал ночной мороз и угрозу. Может потому что этот тип был больше его и шире в плечах, а Алик, словно первобытный охотник, в каждом мужчине, в первую очередь, видел конкурента и всегда оценивал свои шансы на победу. Фонарик он на всякий случай убрал в карман, боясь светить им на ночного гостя, словно не желая провоцировать какое-то дикое животное.
Незнакомец подошел к Алику на расстояние вытянутой руки и проговорил низким голосом:
- Здарова, мужик, водку пить будешь?
Лица незнакомца не было видно в кромешной тьме, но Алику он уже успел не понравиться. Если бы не крупные размеры ночного гуляки, Алик бы уже давно выкинул его за перила крыльца, но здесь, не стоило спешить.
- Какую водку, ты что, не понимаешь, что у меня там дети и жена спят?
- Да хрен с ними, кто их украдет тут? Айда с нами, посидим нормально.
Алик замолчал, еще раз оценивая свои шансы на победу. Он ненароком оглянулся, в поисках доски или палки, и чтобы не привлекать внимания спросил у незнакомца прикурить. Незнакомец продолжал молча смотреть на своего полуголого собеседника. В какой-то момент Алику показалось, что у ночного гостя разбухший нос, размером со свиное рыло. «Набили или от природы такой род?» - подумал он про себя, но вслух произносить не стал, а лишь повторил максимально уверенным голосом:
- Я не услышал, братишка, у тебя сигареты не будет? Или у вас здесь принято не отвечать на вопросы?
Неловкое молчание продолжилось еще пару секунд, после чего здоровяк как-то растерянно начал хлопать по карманам и виновато бубнить:
- Сигаретка… сигаретка…сейчас…погоди, сигаретка, о… нашел, держи.
Ночной гость вытащил руку из кармана и в тот же момент Алику прилетел удар в нос, от которого у него запрокинулась голова, и все вокруг закружилось. Отшатнувшись на несколько шагов назад, он едва устоял на ногах, как тут же его настиг сильный удар в живот. Алик согнулся, потеряв ориентацию в пространстве, успев лишь осознать, что его ноги оторвались от земли, и он летит за перила крыльца. Только через секунду до отца семейства дошло, что на него напали первым, и он лежит в кустах за крыльцом на каких-то старых досках и палках. В плече больно кольнуло, кажется, какой-то осколок доски или ржавый гвоздь, что еще хуже, впился прямо в плоть. Голова все еще кружилась. На губах чувствовалась кровь. Крыльцо затрещало, на ступенях послышался топот, а следом раздался нечеловеческой силы свист, от которого Алик застыл в ужасе, забыв про боль. Вслед за свитом ночную тишину разорвали мужские голоса, рычащий смех, словно из старых мультиков про разбойников, топот в коридоре, шум падающих ведер, хлопающие двери и детский крик.
- Суки, что же вы творите, падлы – отчаянно заорал отец двоих детей, забыв про все на свете, он поднялся на ноги, схватил одну из досок, на которую упал и в считанные секунды влетел обратно на крыльцо. Дверь в дом была открыта настежь. За ней темнота. Алик наскоро нащупал фонарик. Корпус был сломан, щелчок – ничего. В избе вновь послышалась возня, топот и крики жены. Выкинув фонарик в сторону, разъяренный отец влетел в коридорную тьму, заорав еще сильнее:
- Света, я сейчас!
Дверь из избы была тоже открыта. Загорелся свет. Алик влетел в избу, с доской в руках и ему взгляду предстала ужасная картина: стулья были перевернуты, на полу валялись какие-то старые тряпки, куски одежды и посуда. Света стояла в углу у выключателя, прижимая к себе детей. На глазах ее были слезы, а губы тряслись от страха не в силах произнести хоть что-нибудь внятное.
- Где они?
Глава семейства выкинул в сторону доску, схватив со стола кухонный нож, и решил осмотреть все комнаты. Повсюду была та же картина, сдвинутая мебель, какое-то рванье и даже чей-то старый сапог. Занавески на одном из окон были сорваны. Вернувшись обратно, он еще раз взглянул на испуганную семью и спросил у жены:
- Ты их видела? Сколько их?
- Не… т …. Они …тут все шумело… меня…меня кто-то за волосы… схв… схв
Испуганная блондинка прижимала детей к себе, заикаясь от собственных слез. Слова давались ей с трудом и она жадно глотала воздух.
- Так, они где-то здесь, быстро! За мной, на улицу – скомандовал Алик и начал выводить семью по коридору, размахивая ножом в темноте перед собой. Но ответом ему была лишь гробовая тишина. Когда они выскочили на улицу, то свет в некоторых избах уже горел. На улице стояло несколько женских силуэтов. От одного из домов бежал мужчина с какой-то палкой в руке. Когда мужчина подбежал ближе, то Алику удалось его разглядеть. Это был пожилой дед невысокого роста и с косматой бородой. В руках у него было ружье. Он тревожно посмотрел на напуганную семью и смешно зашепелявил:
- Что случилось? Кто обидел? Не бойтесь, щас всех постреляем!
Алик перебросился парой фраз о происходящем со стариком, и они решили еще раз внимательно осмотреть дом. Рома смотрел им вслед, а когда отвел взгляд, то заметил неподалеку от себя своего недавнего знакомого. Нескладно сложенный мальчишка подошел к нему поближе и вытерев нос рукавом спросил:
- Ну что? Ты их видел?
Алик зашел в избу первым, за ним вскинув ружье, шагнул дед. По всей избе были раскиданы грязные тряпки. У печи валялся дырявый сапог. В проходе лежала какая-то тряпка, напоминавшая изорванную рубаху. За столом, прямо на стуле, была поставлена старая фуфайка с заплатками, почерневшими от грязи. Фуфайка была именно поставлена на стул, а не брошена, в отличие от остальных тряпок. На столе виднелись грязные земляные разводы. Уже позже, взгляд Алика скользнул на пол. Повсюду были такие же грязные земляные следы копыт. Не веря своим глазам, Алик затряс головой и уверенно произнес:
- Нет, этого не может быть. Нет, это они приехали. Понимаешь, дед, у меня в городе враги есть, это они, точно тебе говорю они, запугать хотят. Жену мою похитить хотели.
- Давай осмотрим – вновь зашепелявил дед. Давай, им тута негде прятаться, щас мы этих гнид к стенке прижмем.
Старик уверенно пошел вперед с ружьем, следом за ним шагнул Алик, сжимая в руке нож. На полу валялась сломанная доска, которой он сначала пытался защититься. В комнатах так же было грязно: следы, оборванные занавески, какие-то тряпки и ничего больше. Они осмотрели каждый угол. Проверили шкаф, лежанку на печи, даже залезли в подвал, но ничего больше не нашли. Алик словно чувствовал, что они никого не найдут, но отказывался в это верить. Старик ничего не говорил и молча поддерживал желание отца семейства осмотреть каждый угол. Они вышли в коридор, чтобы осмотреть сени и чердак и тут, за дверью, в кельи, раздался низкий голос. Неприятное и плохо сдерживаемое гоготание, словно этот кто-то за дверью, даже не пытался спрятаться, как следует.
- Падла… – процедил сквозь зубы Алик – как тебя зовут, дед?
Старик побледнел и, не отводя глаз от двери, тихо ответил – Витька… Виктор Палыч.
- Слушай, Палыч – продолжил Алик - у них может быть оружие, я открою дверь, а ты стреляй, только не мешкай, я тебя прошу, договорились?
Дед шумно проглотил слюну. Кивнув в ответ, он перекрестился и вскинул ружье, продолжая испуганно смотреть на дверь уже через мушку. Алик аккуратно подошел к двери. За стеной опять послышался сдавленный смех, перерастающий в гоготание. Чьи-то аккуратные шаги.
Тишина. Скрип половиц и опять тишина. Алик взялся за ручку и посмотрел на старика, тот нервно кивнул несколько раз и Алик рванул дверь из-за всех сил, но дверь не поддалась. Замешкав секунду, Алик из-за всех сил врезался в дверь плечом. Старые прогнившие дверные доски пошатнулись, на мгновение образовав у косяка щель в несколько сантиметров, и вновь с силой прижались обратно. Алик уперся руками в косяк и начал бить в дверь ногой из-за всех сил. После одного из ударов, она резко распахнулась, ударившись о стенку так, словно ничто ее и не держало. До Алика дошла мысль, что он загораживает собой обзор деду, но он так и не смог сдвинуться с места, потому что в комнате все так же лежала мерзкая старуха на своей старой кровати, и больше никого не было. По спине взрослого мужчины непривыкшего пугаться пробежал холод. Как в детстве. «Этого не может быть» - думал он про себя. В воздухе чувствовалось что-то вязкое и тягучее. Глаза старухи противно зашевелились, а сухая и узкая полозка рта, как у гадюки, начала медленно расползаться в улыбке. Алик медленно зашел в комнату и заглянул за дверь, почему-то предвидя, что за ней он никого не увидит.
- Витька – взвизгнула старуха с такой силой, что Алик вздрогнул на месте – чего встал, проходи, гостем будешь.
Ее голос был звонким и полным сил, заполняя пространство маленькой комнаты, а лицо ее все так же едва шевелилось, больше напоминая какую-то маску, с подвижными глазами и вяло сжимающейся щелью вместо рта. Старик неуверенно зашел, опустив ружье, а вместе с ней и нижнюю челюсть.
- Кого стрелять-то собрался, уж не меня ли? – все так же визгливо продолжила старуха.
Дед стоял молча и не отвечал. Через секунду, словно проснувшись ото сна, он громко глотнул и трижды перекрестился. Страх немного отпустил Алика, оставив за собой шлейф непонимания.
- Послушайте, бабушка, кого вы здесь прячете? – натянуто вежливо спросил Алик.
- Никого не прячу, все в доме сидят, чай пьют – лукаво ответила старуха и медленно закатила глаза. Ее бледное лицо стало фарфоровым, дыхания не было больше слышно. В одну секунду она изменилась и еще больше стала походить на труп. Мужчины приблизились к телу. Приторная, сладкая до тошноты вонь ударила им в нос. Алик медленно протянул ладонь к лицу старухи и опустил ей веки. Страх окончательно вышел из его тела, а дыхание стало ровным. Боль в руке снова дала о себе знать, словно сигнализируя об окончании стресса.
Когда Алик повернулся к кровати спиной и как-то измученно выдохнул, сзади раздался все тот же противный визгливый голос:
- Дома сидят. Чай пьют.
Это был не страх, это было чувство тревоги, сжавшее за доли секунды его душу так же, как удав сжимает сопротивляющуюся жертву. Дыхание сперло, и ватные ноги Алика почему-то сами потащили его в избу. Перешагнув через порог, он увидел все ту же картину: грязные следы, разбросанные тряпки, дырявый сапог у печи и почерневшая фуфайка на стуле за столом. Он сел на стул, чувствуя какое-то странное напряжение в голове. Следом зашел Виктор Палыч с ружьем в руках. Старик медленно оглянулся. Кажется, он тоже чувствовал это неприятное напряжение. Взглянув на Алика, он неодобрительно покачал головой, зашел на кухню и, смочив полотенце в рукомойнике, протянул его Алику:
- Вытрися, у тебя кровь по лицу, вон тута вот..
Слова старика оборвались, он выпятил глаза куда-то в сторону, а его ноги подкосились. Отшатнувшись назад, он трясущимися руками попытался снять ружье с плеча, но паника окончательно завладела пожилым телом, и у него ничего не получилось, кроме как громко застонать от страха, вжавшись спиной в печь и показывая пальцем куда-то в сторону. Алик медленно обернулся. Фуфайка, оставленная неизвестным ночным гостем позади него на стуле, держала свои рукава, скрестив их на груди, словно живая. Алик даже не заметил, как он вскочил, опрокинув стул на котором сидел. Все его внимание поглотила фуфайка со скрещенными руками на груди. В висках чувствовалась удары пульсирующей крови. Двигаясь к порогу спиной, Алик натолкнулся на старика. Каким-то неведомым образом, все так же спиной, толкая друг друга, они с дедом перешагнули за порог, и последнее что увидел Алик, это была рука фуфайки, которая поднялась в воздух и с силой ударила об стол невидимым кулаком. Все что он помнил дальше это звук разбивающейся сахарницы и то, как они с Палычем столкнулись на пороге у крыльца, повалившись на пол. Алик мог бы поклясться, что когда они вываливались кубарем с крыльца на землю, он четко слышал топот, раздававшийся в коридоре. Кое-как добежав до дороги, Алик упал на колено, хватаясь за сердце. Старик, пробежал мимо толпы, вскрикивая как обезумевший:
- Они тама… тама… прямо по избе ходют…
Часть старушек, толкавшихся на ночном морозе начала креститься и расползаться по домам. Те немногие, что остались на местах, подошли к Алику. Света, окончательно придя в себя, тоже подбежала к мужу вместе с детьми. Рома был поражен происходящим до глубины души и все же не мог не заметить, как его отец упивался всеобщим вниманием и заботой. Он поймал себя на мысли, что ему нравится наличие в этом доме чего-то такого, по-настоящему ужасного. Ведь, чтобы это не было, оно может заставить бояться и бежать даже его родного отца, который привык к тому, что обычно боялись его самого. Продолжая смотреть в лицо родному отцу, Рома упивался его жалостью и зависимостью от внимания толпы.
Тем временем, Марья уговаривала всю семью остаться переночевать у нее в доме, а поутру вернуться, навести порядок и продолжить нести пост, провожающих свою родную бабку на тот свет. Алик для приличия сказал, что он не хочет этого, но точно умрет этой ночью, если еще раз попытается войти в дом. Уже минут через пятнадцать они всей семьей пили чай у Марьи. Взрослые что-то тихо обсуждали. Анечка смотрела по сторонам напуганными и завороженными глазами, словно пытаясь увидеть то, что на них набросилось в ночи, а Рома пребывал в небытие. Все окружавшие его ужасы словно растворились в тумане его сознания и он совсем ничего не чувствовал и ни о чем не думал. Чуть позже все улеглись спать, и Марья погасила свет. Ромке с сестрой пришлось спать на печной лежанке, сначала ему было неуютно от старых и затвердевших матрацев, уложенных на лежанку, но очень скоро сила сонного безмолвия утащила его на дно собственного сознания.
Сквозь сон Роме казалось, что кто-то хочет его разбудить. Он несколько раз просыпался, но потом вновь оказывалось, что все это ему только снилось. Мир грез плотно зажал его в своих объятиях. Ему снилось, как она шел по дому бабушки, за каким силуэтом. Этот силуэт не был злым или добрым, а может он и не был даже силуэтом, а просто расплывшейся в темноте фигурой, это был просто кто-то. И этот кто-то хотел Роме что-то показать. Потом он стоял на берегу реки. Небольшая речушка всего лишь метра два в ширину, но с темной и непрозрачной водой, которая двигалась с огромной скоростью без единого всплеска. Сверху, прямо над ним, свисали ветки лохматых деревьев, а на том берегу стояла прабабушка. Она не была такой обезображенной, какой застал ее Рома. Она стояла почти ровно, хоть и немного сутулясь. Лицо ее было суровым и грозным, но каким-то теплым при этом, родным.
Она смотрела на него молча и не двигаясь. В ее глазах чувствовалась печаль и усталость, но весь облик ее скорее призывал к уважению и почтению, нежели к жалости. Затем она что-то сказала Роме. Что-то важное, что-то такое, о чем нельзя забывать. Рома не проговаривал этих слов про себя, и он их даже не услышал, они скорее просто родились в его голове, но были при этом чужими. Словно именно бабушка, стоящая по другую сторону реки, заставила эти слова или мысли появится у него в голове, но спроси его, что именно это были за мысли, он бы не смог воспроизвести ни одного слова. Затем, он видел ее комнату. Бабушка была мертва, а вокруг нее стояли какие-то странные мужики. Некоторые из них были здоровыми и огромными, некоторые были такими маленькими, что их едва можно было бы отличить от детей, если бы не противные раскрасневшиеся носы и грубые сформировавшиеся черты лица. Они взяли тело старухи под руки и, схватившись за ее конечности, начали двигать ее руками и ногами так, как если бы она сама это могла делать. Кто-то даже вставил руки в ее рот и двигая ее челюстью начал говорить своим охрипшим голосом:
- А не пора ли бы мне выпить чаю с моими внуками, да покумекать с ними за жизнь?
Многие из этих странных уродов тут же рассмеялись, продолжая при этом шевелить ее конечностями и заставив тело старухи встать с кровати. Нежилое тело бабки с опущенными веками зашевелилось и своим тяжелым ходом двинулось внутрь избы. Дверь распахнулась, и старуха с помощью мелких мужичков, управляющих ее ногами, перешагнула порог. За столом сидел Ромины родители. У обоих побелели лица. Света едва придя в себя тихо проговорила:
- Ты чего, бабушка, мы же тебя уже похоронили?
Все эти мужички разных размеров тут же загоготали и, одновременно топая ногами, начали скандировать в такт разными голосами:
Не мертва! Не мертва! Не мертва! Не мертва!
Один из самых маленьких и шустрых вскочил на стол и начал хлестать тело старухи по щекам, со смехом вскрикивая:
- Просыпайся! Просыпайся! Просыпайся, не померла еще! Не время спать!
Веки бабушки медленно открылись, и она взглянула на семейную пару все тем же усталым, но ясным и живым взглядом. Ромкина родня все еще продолжала смотреть на свою прародительницу, по всей видимости, не замечая ни его самого, ни этих странных гостей.
- Проснулась! Проснулась! Не помрешь, пока колесо катится! – Раздались радостные голоса со всех сторон. Глаза древней старухи зорко метнулись в сторону некоторых из присутствующих паразитов, бегающих возле нее, и те словно ужаленные зверьки разбежались по сторонам. За место хлеставшего на стол вскочил другой, с длинными рукавами и огромным картофельным носом, торчащим из под шапки, опущенной прямо на лицо. Величиной он был чуть больше кота. Медленно и боязливо протянув свои руки со спущенными рукавами к лицу старухи, он вновь задвигал ее челюстью и заговорил своим высоким хриповатым голоском:
- Вы сюда не проводить меня приехали, а дом получить из жадности своей.
При этом глаза старухи смотрели четко на Роминого Отца, словно маленький в шапке говорил вместо нее именно то, что она и хотела сказать. Алик дернулся и как обычно вспылил:
- Да в гробу я видел халупу твою дырявую!
Света закрыла глаза ладонями и заплакала, проговаривая сквозь слезы:
- Нас ищут, бабушка, спрячь хотя бы детей!
Глаза старухи вновь метнулись в сторону. Из-за угла вышел здоровяк с головой размером не меньше приличной тыквы, и с нижней челюстью напоминавшей скорей отвал бульдозера, чем часть лица. Громила, ехидно посмеиваясь под взглядом старухи, подошел к Алику сзади и начал давить ему на плечи. Глаза старухи впились в руки огромного мужика в фуфайке, и в какой-то момент Роме показалось, что не глаза его бабушки следуют за руками этого безобразного атлета, а наоборот. Крепкие медвежьи руки все больше и больше прижимали Алика к столу, но тот ничего не понимал, хватаясь то за горло, то пытаясь расстегнуть верхние пуговицы своей рубашки, то вновь опираясь на стол, пытаясь хоть как-то сопротивляться. В какой-то момент руки огромного урода надавили еще сильнее и Рома услышал, как под ними затрещали кости отца. На стол брызнула алая кровь. Света продолжала сидеть рядом и плакать, закрыв лицо ладонями. Тут же со всех сторон вновь повылазили странные мужички и развернули старуху прямо вместе со стулом лицом к Роме. Мальчик почувствовал суровый выжидающий взгляд бабушки на своей коже. Затем один ее глаз скосился в сторону, подозвав к себе мелкого с носом картошкой, и тот вновь зашевелил отвисшим подбородком старухи, проорав на всю избу слова ведьмы своим мерзким голосом:
- У старых грехов длинные тени!
Кровь отца начала сливаться со стола огромными потоками, словно из ведра, замарав половики, ножки стола и табуретов. Ее становилось все больше и больше и край красного моря стал медленно подбираться к ногам мальчишки. Все мужички тут же запрыгали, ловко забираясь то на полки, то на столы, то на карнизы, даже тучный здоровяк в фуфайке ловко разместился на углу портретной рамки, словно кот. Все они визжали от смеха, будто играя в очень веселую игру, и подзадоривали друг друга:
- Не замарайся! Не замарайся! Грех, запачкаешься!
Лужа крови почти коснулась края ботинка Ромы, когда он начал отскакивать, зажимаясь в углу и пытаясь забраться хотя бы на порог. Крови становилось все больше и больше. Она начала затапливать дом. Когда крови в доме было уже так много, что старуха замарала свои ноги по колени, Рома с трудом открыл дверь и вывалился в коридор. После этого была темнота. Когда его разбудила мама, то голова начала просто раскалываться пополам, а глаза никак не могли раскрыться до конца. Все кругом плавало в каком-то тумане.
Наспех позавтракав, вся семья покинула дом добродушной соседки. Приближаясь к дому Алик остановился и решил перекурить. Его взгляд невольно продолжать падать на закрытые оконные ставни. Понимая, что в дом все-таки придется войти, отец семейства докурил, выкинул резким движением хабарик в сторону и шагнул к покосившемуся крыльцу. Семейство двинулось за ним. Когда под ногами заскрипели половицы избы, взору вошедших открылась крайне нелицеприятная картина; все половики были скучены, местами валялись какие-то грязные тряпки, у стола стоял единственный резиновый сапог, а рядом, на полу, валялась изодранная фуфайка. Алик взглянул на нее как-то пренебрежительно. Пнув для убедительности фуфайку, словно дохлое животное, он внимательно осмотрелся, а потом произнес:
- Так, надо тут порядок навести. Девочки убираются, а мальчики выносят мусор.
- А куда мусор будем выносить? – как всегда холодно и без эмоций спросил Ромка.
- Да прямо на улицу у крыльца кидай – ответил ему отец, разглядывая фуфайку – все сапоги, тряпки, одежду рваную, все выноси. Спалим эту грязь к чертям собачьим.
Рома уже хотел было взяться за фуфайку, но папа его остановил:
- Нет, не трогай. Она тяжелая, я сам. Да и запачкаешься еще.
Подобрав брошенный поблизости еще с ночи кусок доски, Алик, аккуратно, стараясь не касаться руками, подцепил фуфайку за воротник и вытащил ее на улицу. Уже через пятнадцать минут на ней образовалось добротная куча тряпья и испорченной обуви. Чуть позже из клети начались вновь раздаваться заунывные стоны старухи. Никто старался не обращать на это внимание, но было заметно, как домочадцы старались не смотреть друг другу в глаза и даже разговаривали в полголоса. Работа по наведению в избе хоть какого-то подобия уюта продолжалась под заунывные стоны прародительницы. Все вокруг, не смотря даже на пробивающиеся лучи солнца, сквозь закрытые ставни, казалось мрачным, гнилым и мертвым. Отходящие от стен обои, почерневшая по краям древесина, откалывающаяся штукатурка и гарь, собравшаяся в углах избы.
Когда Алик бросил спичку на изрядно смоченную бензином кучу тряпья, пламя заиграло, выбрасывая в воздух иссиня черный столб дыма. Мать тут же постаралась отвести детей подальше, чтобы не надышаться дымом, от которого исходил ядовитый запах.
Кое-кто из соседей подходил к семье и со свойственным деревенским жителям любопытством расспрашивал чем они занимаются, выслушивали короткие ответы Алика, кивали ему и даже предлагали свою помощь. Чуть позже, когда у догорающего костра собралась небольшая толпа старушек, среди зевак появился высокий пожилой мужчина с грубой щетиной на лице. Руки его как-то неестественно болтались вдоль тела, словно веревки. Сам собой он был худощав, несуразен и больше походил на кузнечика. Незнакомец поздоровался с Аликом и они вместе со старухами о чем-то начали болтать в пол голоса так, чтобы дети не могли их услышать. Роме, конечно, хотелось узнать о чем они говорят, но еще больше ему хотелось спать, после бессонной ночи. Он присел вместе с Анечкой на старые доски возле крыльца и постарался насладиться последними теплыми лучами солнца в этом году. Сестра ласково, словно кошка уложила голову брату на колени и засопела. Через несколько минут к детям подошла мать и сказала:
- Мы сейчас отойдем ненадолго… по делам, а вы оставайтесь тут. С участка только никуда не убегайте и в дом одни лучше тоже не заходите, хорошо?
- Хорошо - как всегда безразлично ответил Рома.
Небольшая толпа вместе с родителями двинулась куда-то на деревню. Солнце продолжало медленно прогревать осенний воздух, и Рома закрыл глаза, постепенно отдаваясь сладкой дремоте. Все кругом было наполнено спокойными бытовыми звуками, прогонявшими тревогу. Где-то вдали кричал петух, чуть ближе было слышно как кто-то колит дрова, иной раз хлопали чьи-то двери на крыльце, все кругом говорило о том, что деревня не такая уж молчаливая и гнетущая, какой она показалась семье вчера вечером, когда они только приехали. Сон почти завладел мальчиком, когда он услышал приближающийся звон металла. Привыкший просыпаться от любого шороха из-за постоянных ночных скандалов родителей, Ромка тут же открыл глаза. В нескольких метрах от него, у костра стоял парень с велосипедом.
- М, это ты, привет – вяло поприветствовал нового знакомого Рома.
- Привет, а можно мне с вами тут посидеть?
- Я не против, садись.
Витька бросил старенький советский «Аист» возле костра, вытер нос растянутым рукавом от свитера и присел рядом с ребятами на траву. Сапоги, которые были явно больше на несколько размеров, мешали ему удобно усесться. Старая, выцветшая куртка, растянутый свитер выдавали в нем ребенка из неблагополучной семьи. Лицо Витьки было измазано какой-то грязью, но при этом светилось от счастья. Он долго смотрел то на спящую Анечку, то на ее брата, улыбаясь во весь рот, а потом неуверенно начал:
- Слушай, а ты расскажешь, что у вас ночью произошло? Ты видел кого-нибудь?
Ромка сначала сморщился, но детское желание похвастаться, да и просто хоть с кем-то непринужденно поболтать взяло вверх.
- Ну… было там что-то странное… я думал сначала, что к нам зверь забежал, медведь может.
- Ничего себе – лицо Витьки тут же вытянулось от изумления – медведь? Ты его видел?
Осознав, что его новый знакомый благодарный слушатель, Ромка даже немного взбодрился и наклонился чуть ближе к своему собеседнику:
- Ну, я не видел, да и не было там медведя. Не медведь это был.
- А кто?
- По-другому все началось. Я уже почти уснул, когда услышал на улице какой-то шум. Слышу: треск, все шатается, словно кто-то ломится в дом, потом по коридору, а потом дверь с силой открывается… прям сильно так, словно с петель сорвать хотели!
- Ого – все так же восторженно воскликнул измазанный парнишка.
- Ну и тут забегает что-то такое, большое, но на четвереньках.
- Что?
- Да фиг знает, я тогда и подумал, что может это медведь какой, но ведь не разглядишь в темноте! Ничего не видно было! Но я слышал как он рычал и Анька слышала.
- Рычал?
- Да, ну не рычал, а так… дышал тяжело, знаешь, когда с собакой играешь, она так набесится, а потом дышит тяжело и слюни глотает, вот тут так же. Носится по всему дому, стулья роняет, дышит, и нюхает. Я сразу маму звать начал в темноте, страшно сильно кричать, вдруг этот услышит.
- И что?
- Ну а она тоже проснулась уже. Как тут от такого не проснешься. А потом…
- Что потом?
- Потом, все за какие-то секунды произошло, мы с мамой вроде нашли друг друга в темноте, я Аню за одну руку держу, маму за вторую, и мы уже к выходу кинулись, когда ее кто-то схватил. И она закричала. И Анька тоже от страха закричала.
- Ничего я и не кричала – вставила Анечка, подняв голову с колен брата.
- А ты спи дальше – сказал Ромка.
- Не хочу. И ничего я не кричала. И ты сам, между прочим, больше моего испугался.
Рома замолчал, всем своим видом показывая, что он не согласен с мнением сестры, но спорить с ней не намерен. Витька улыбнулся проснувшейся Анечке и постарался развеять затянувшееся молчание:
- Понятное дело, напугался. Я бы сам обосрался от страха, если бы только сердце быстрее не остановилось.
- Ну, в общем, я одно понял, если бы это зверь какой-нибудь был, то он не смог бы маму за волосы схватить.
Витькины глаза вновь широко открылись, немного подумав над услышанным он спросил:
- А батя твой где был?
- Он на улице стоял, курил. А когда услышал крики, то сразу же прибежал. Но знаешь, что странно?
- Что?
- Утром ему ссадины промывали, да и та возня на улице, я это ни с чем не перепутаю. Мне кажется, он с кем-то дрался, но только он ничего не говорит при нас.
В воздухе повисла пауза, после которой деревенский мальчишка продолжил расспрашивать своих новых знакомых:
- Слушайте, а правда, что ваш батя бандит?
Рома сразу же неловко сконфузился. Некоторые из его одноклассников хвастливо врали, что их отцы настоящие бандиты. Обычно это приправлялось какими-нибудь красочными байками о перестрелках и пытках, но Роме эта тема никогда не нравилась. Когда в компании поднималась эта тема, он старался просто отмолчаться. А потом менялись школы, одноклассники и история повторялась вновь.
- Ну, он просто деловой человек, у него знакомые бандиты есть.
- Значит правда, все на деревне говорят, что муж твоей мамки настоящий «новый русский».
- Нет, сейчас уже нет, раньше такое было – старался неловко перевести тему Рома. – Да и не был он никогда новым русским, просто знакомые у него такие были, общие дела там…
- Бизнес, да? – как-то особенно шепеляво произнес Витька.
- Ну да, вроде того. Я особо не интересовался.
- А что, правда вас теперь ищут другие бандиты, и вы тут укрываетесь от них?
- Да с чего ты вообще это взял? У нас прабабушка умирает, вот мы к ней в гости и приехали. Проводить ее в последний путь.
- А, ну да… - как-то сочувственно произнес сельский парнишка.
«Сработало» - подумал про себя Рома. Это всегда работает. Обычно только с глупыми взрослыми, они думают, что если ты произносит какие-то такие важные слова, которые, по их мнению, не может произнести обычный ребенок, то значит, у них в жизни происходит что-то очень важное, детки повзрослели раньше времени и их не стоит донимать такими вопросами. Удивительно, что это сработало и на деревенском дурачке. Зато лишнего расспрашивать не будет – решил Ромка и сразу же перевел тему, пока его собеседник не успел опомниться:
- А у тебя мама с папой где работают?
- Батя щас пьет, а так на он лес валит, на вахте. Щас неделя отдыха закончится и опять поедет. А я останусь тут. Бабушке помогать.
По одному тому, как Витя изменился в лице и умудрился рассказать столько подробностей об отце, но ни слова не упомянув о матери, Рома догадался, что для него это неприятная тема. «Хороший рычаг. Если еще раз начнет лезть куда не нужно, обязательно начну давить на него расспросами о матери» - подумал про себя сын бандита, решив все же, перевести тему на удобную для всех территорию. Но не успел.
- А мама? – спросила Анечка, которая никогда не отличалась проницательностью своего брата. Зато у нее абсолютно невинный талант произносить вслух все то, о чем обычно старались умолчать и очень красивые голубые глаза, за которые ей все прощали.
- Мама? Она умерла – как-то растерянно произнес Витька и тут же неловко заулыбался, отводя взгляд в сторону.
- А почему?- опять спросила Аня, заставив своего брата насупиться и отвести взгляд, как он обычно это делал, когда его отчитывал отец. Витька шмыгнул носом, протерев его рукавом , и негромко произнес:
- Ну, ее ваша бабушка… она ее на тот свет отправила, такие вот дела.
Аня широко открыла свои и без того большие глаза и впилась ими в сельского парнишку. Рома, позабыв привычку не проявлять никаких эмоций сделал тоже самое. Немного помолчав, Анечка все же спросила:
- Как? Она что, прямо убила ее?
- Ну, я тогда совсем маленький был – продолжил Витька – я помню, что мама заболела и почти не могла ходить, чаще все время в постели лежала. Она все говорила, что ваша бабка ходит к ней ночью и душит ее и что ей совсем чуть-чуть осталось, больше она не протянет. Только другие все говорили, что это от жара у нее, что бредит она и ей кажется всякое. А потом, ночью, помню, как проснулся и увидел тень возле ее кровати, там стоял кто-то, я тогда так напугался сильно… потому что не наш это был, а кто-то чужой. Я сразу же папу позвал, он подбежал к ней, она на лажанке была, и как вцепится в кого-то темного руками, а стащить не может никак с места. Я тогда из-за всех сил кричал, помню, что и папа кричал и все такое странное было. У него потом паралич был, а меня к тете отвезли.
- Я ничего не понял – с таким же растерянным видом произнес Ромка – а с чего ты взял что это наша бабушка была?
- Мне потом отец рассказывал. Это она была, стояла и душила ее. Когда он подбежал к ней и схватил руками, чтобы от мамы оторвать, то даже с места не смог ее сдвинуть, тянет – говорит, а руки ватные словно. Вся сила из рук уходит. Он тогда и матом ее и всяко. Она потом на месте прямо растворилась, а мама уже мертвая была. И руки у него с той поры почти и не двигаются, с годами лучше стало, но все равно, с усилием поднимаются, он когда с работы возвращаются, то бывает утром встает, а руки только через час двигаться начинают.
- А как… как она в дом вошла и куда потом растворилась? – не переставал удивляться Рома.
- Да она же ведьма – сказал Витька, и опасливо взглянул на дом, к которому вело крыльцо, словно кто-то из дома мог их подслушать – она же все может, тенью вошла и исчезла как тень, она все может, она много людей сгубила.
- Нет, что-то не так, не бывает такого – никак не мог успокоиться правнук ведьмы.
- Ты что, вы совсем про нее ничего не знаете что ли?
Рома с Аней переглянулись. Если Анечка все так же удивленно смотрела на Витьку, то на лице у ее брата уже проступили первые нотки сомнений. Но все еще был шокирован рассказам, но не мог поверить, что такое возможно. Что человек, может так вот рассказывать о том, как его маму задушила ведьма, пробравшаяся ночью к ним в дом, словно это не личная трагедия, а какая-то страшная сказка. Но лицо Витьки по-прежнему оставалось каким-то пустоватым и даже немного добродушным, словно у психически нездорового человека.
- Я вам расскажу – продолжил он – она с кладбища ночью задом наперед шла, я сам видел!
- Куда? – удивленно спросила Анечка.
- Куда? Ну … домой. Домой шла, но задом наперед, понимаешь? Спиной идет, а руки на груди сложены? И не споткнулась ни разу и ничегошеньки ей в темноте не сделалась, хоть и старая!
- А зачем она так шла? – осторожно попытался узнать Рома.
- Да она же ведьма, может она так колдовала. К ней с лесу всякие приходили, вот дед Мирон подтвердит, он сам видел, с лесу к ней зашли, как восвояси и не вышли, кто такие?
- Кто? – в один голос спросили дети.
- Никто не знает… может черти. Она много людей сгубила, вот пожар был тоже, в соседней деревне, на свадьбе, говорят, все видели, как тамошнюю колдунью, бабку, кто-то в избе горящей держал и не давал со стула встать. Так и сгорела там. Она животных изводила, людей в лес отправляла и все, их больше никто не видел, у нее нечистые водятся – это все знают. И они за нее могут какую угодно работу сделать, потому она сильнее любой знахарки. И потому ей не умереть так просто, когда такая сильная ведьма умирает, вся нечистая сила отпустить ее не может, пока она ее не передаст кому-нибудь. Вот она ваших родителей и ждала.
Пока брат с сестрой с потерянными лицами продолжали пытаться переварить услышанное, Витька вновь попытался вернуться к старой теме:
- Слушай, а это ваша машина? Я вот всегда думал, что новые русские ездят на крутых тачках, как в фильмах американских.
- А у нас вообще-то был мерседес, но папа его на днях продал и купил эту – хвастливо выпалила сестренка.
- Ого, мерседес, круто, у вас, наверное, дома полно всяких игрушек.
- Да – не останавливалась Анечка - у меня несколько коробок кукол, и огромные конструкторы лего, а у Ромы есть еще трансформеры, которые даже разговаривать умеют…
- Прекрати хвастаться – оборвал сестру Рома.
- А я не хвастаюсь, он сам спросил, а я ответила! А у тебя, у тебя какие игрушки?
Витька немного притупил взгляд – А у меня нет ничего, вот велик отец купил в прошлом году в соседней деревне и починил его, теперь я и сам его чинить умею.
- А игрушки? Что, совсем ничего нет? – удивленно спросила Анечка.
- Нет, но когда я вырасту, то стану таким же крутым как ваш папа, буду тоже новым русским и бизнесом заниматься, себе мерседес куплю, а детям всяких игрушек, ничего не пожалею!
Пока Витька болтал со своими новыми городскими друзьями под крыльцом, за их спинами уже появились взрослые, приближавшиеся к дому. Впереди шел отец, за ним мать с какими-то старушками и соседкой Марьей, а так же несколько мужиков с инструментами и палками. Когда отец подошел ближе, Витька привстал, бросив на Алика восторженный взгляд, и поздоровался с ним.
- Здрасьте!
Алик демонстративно остановился напротив сельского мальчишки, пренебрежительно взглянул на него и не отводя взгляда спросил у сына:
- А че этот беспризорник здесь ошивается?
Ромино лицо залило краской, но отец этого не заметил, как и всегда. Попытавшись хоть как-то разрядить ситуацию, мальчик начал медленно и неуверенно отвечать своему отцу:
- Он не беспризорник, он живет здесь рядом, он хороший…
- Ну ка прогони его к херам отсюда – резко оборвал его отец – че ты стоишь как истукан, ты мужик или тряпка, я говорю встал и выгнал его отсюда!
- Зачем… он же ничего плохого не …
- Ты неадекватный что ли или что?
Пока Алик допрашивал своего сына, Витька поспешил взять велик и убраться от дома подальше. Рома взглянул в сторону Витьки и вновь испытал непреодолимое желание провалиться под землю. Отец подошел к нему еще ближе и наигранно разочарованным тоном продолжил:
- Я думал мой пацан уже всех тут построил, а он со всякими бомжами трется, к дому их подпускает. Че ты? Друга в этом оборванце что ли увидел? Он тебе не ровня.
- Он нормальный…
- Этот сын алкоголика-то местного нормальный? А если он стащит что-нибудь? Или сестре твоей навредит, ты его тоже защищать будешь?
- Нет, разумеется, и я его не защищаю, просто…
- Че ты споришь-то со мной, ну марш в избу, тапки найди для гостей, видишь люди идут.
- А где в избе тапки? – послушно и без эмоций спросил Рома.
- Откуда я знаю, ты хозяин в доме или что? Найди их и принеси.
Рома знал что делать: нужно было просто потеряться ненадолго и все. Кругом начиналась суматоха, и все взрослые обязательно бы в ней потонули, забыв обо всех своих мелочных претензиях. Сказав сестре, что он вскоре вернется, мальчик решил немного погулять на задворке. Пока он пытался ходить вокруг избы (густые поросли крапивы не позволяли ему это делать) из дома послышались шум, стуки, разговоры и какая-то возня. В конце концов, Ромка услышал даже знакомый ему хрип пилы, и ему стало любопытно, что происходит в доме. Украдкой зайдя в дом, и стараясь привлекать как можно меньше внимания, он начал наблюдать за происходящим. Открывшаяся ему картинка немало его изумила. Дневной солнечный свет озарял все вокруг с такой силой, что проходившие мимо мужики порой даже прикрывали глаза руками, чтобы их не слепило. Но когда Рома присмотрелся, то удивился еще больше: на некоторых окнах были не только открыты ставни, но и даже сняты сами оконные каркасы с рам. Один из мужиков аккуратно постукивал киянкой возле подоконника у предпоследнего запертого окна, а снаружи уже виднелись чьи-то руки, придерживающие старую полу-разваливающуюся оконную раму. Неподалеку стояла Анечка и с открытым ртом наблюдала за происходящим. Рядом с ней стояла невысокая сгорбленная старушка, мягким голосом раздающая указания. Одной рукой она махала в сторону последнего окошка, прося кого-нибудь из мужиков заняться им, а другой периодически поглаживала маленькую девочку. Еще через несколько секунд к старушке подошла Марья, уставив на нее свои огромные глаза, напоминавшие озера. Вместе они отошли к старинному трюмо с зеркалами и принялись натягивать на него какое-то изношенное бархатное покрывало. И только теперь Рома узнал старушку. Это именно она сидела на крыльце у дома, словно сторожевой пес, когда прошлой ночью, они только приехали. Мальчик подошел к сестре и постарался узнать:
- Что тут происходит?
- Баба Маня сказала, что нужно окна выставить, а потом крышу разобрать. Летало делать будут.
- Что?
- Ну… ты что, не знаешь? Ну какой ты глупый, я сейчас расскажу, это нужно чтобы бабушка сама отошла, если у нее никто ничего не берет.
- Отошла?
- Ну да, так баба Маня сказала, ну чтобы помереть спокойно. А ты что не знал?
- Да ты сама об этом только что узнала, а теперь втираешь мне тут…
- Ну и что, а ты… Ты тапочки принес?
- Тише, не говори об этом.
Ромка одернул сестру, быстро перебирая темы в голове, на которые можно было бы отвлечь ее, чтобы она забыла о тапочках и не провалила бы его старания, но Аня, словно понимая это, начала заливисто и игриво кричать:
- Тапочки, тапочки! А Ромка тапки не нашел!
Ромка схватил сестру и попытался заткнуть ей рот рукой, но она его укусила и, весело смеясь, ринулась убегать от него, но тут же попалась отцу в руки. Алик с улыбкой посадил ее на плечо. Рома передернулся, но в ту же секунду спохватился и замер, стараясь не выдавать никаких эмоций. Где-то внутри него свернулся внутренний еж.
- Ну? И что моя кнопка тут бегает?
- А Ромка тапки не нашел – задыхаясь от смеха прокричала Анечка.
- Ну ничего - так же весело ответил ей отец – мы его вечером накажем, правда?
- Правда! Пусть он со мной весь вечер играет, заставь его!
- Сделаем, моя королева, а пока что иди к тете Маше и помоги ей зеркала закрыть, хорошо?
- Хорошо – согласилась дочка и тут же убежала к пожилым женщинам.
Отец тяжело взглянул на сына и спросил:
- Ну и че мы бездельничаем? Марш помогать! Мы сейчас с потолка доски спиливать будем, а ты все щепки и все отпиленное поднимай и все туда же, к костру относи, понял?
- Да.
- Вот и хорошо, пошли.
Рома отправился вместе с отцом в дальнюю часть избы, где столпилось несколько человек, кто-то из мужчин стоял на коленях, забравшись на лежанку печи, и пытался топором прорубить тяжелые массивные доски на потолке, возле дымохода, очищенные от штукатурки. На полу валялись инструменты в опилках и осыпавшихся белилах.
- Никак, не подобраться с этой стороны, вроде трухля, а не поддается, а что обязательно у трубы ломать, может с краю подпилить, баб Мань? – спросил мужик с топором на печи. Сгорбленная старушка тут же подошла и переспросила:
- Не слышу, Васенька, чего говоришь?
- Да я говорю, может с краю подпилить, а?
- Не-не, что ты, у трубы надобно, от печи, иначе не выйдет душенька ее грешная, никак не выйдет!
- Тьфу ты, мать твою.
- С чердака нужно, Вась, с чердака! Что ты так, руки к верху будешь! – послышался голос другого мужика.
- Точно, с чердака попробуй – одобрительно добавил голос из толпы.
Немного помешкав, мужики решили, что так будет действительно проще и все тот же Васенька, мужчина лет пятидесяти, взяв топор, решил подняться на чердак. Через несколько минут послышались его шаги. Доски на потолке прогибались, не смотря на то, что судя по звукам, мужчина старался шагать аккуратно. В местах где он наступал отлетали маленькие кусочки штукатурки. Кто-то из толпы окликнул его, но Вася не ответил. Через минуту подозрительной тишины его шаги вновь зазвучали, удаляясь от печной трубы. Скрип лестницы, топот в коридоре и Вася вновь объявился перед толпой с потерянным лицом. Он неловко потирал топор обеими руками и смущенно оглядывался. Сгорбленная старушка протянула руку к его лицу, и ласково погладив по щеке спросила:
- Ты чего же, Васенька, напужался чего-то, али что?
Мужчина, еще немного помявшись, тихо произнес:
- У нее там это… гроб на чердаке стоит. Аккурат возле трубы.
Все замолчали. Тишину нарушила все та же баба Маня:
- Значит вынести нужно, милки. Вот и хорошо! Будет в чем хоронить. И деньги тратить не придется.
Немного осмелев, мужчины согласились. Им словно самим стало стыдно, что они гроба испугались.
- Ну гроб и гроб, чего, в самом деле? Возьмем, да и вынесем! Ведь он же пустой! Или… ?
- Да ну брось ты, пустой, конечно! А если подумать, то я не знаю… он закрыт был.
- Да ну его к херам! Чего бояться? Конечно пустой! Возьмем, да и вынесем! А то так неделю еще возиться будем!
Алик посмотрел на сына и коротко скомандовал:
- Так, ты здесь оставайся, мы сейчас вынесем его на улицу и продолжим.
- Хорошо. – бранил Рома, и хоть на чердак лезть он не собирался, но все же остался возле двери в избе, чтобы подсмотреть как с чердака выносят гроб.
После длительной возни, слышно было, как мужики передвигаются мелкими шагами от дальней части избы к лестнице в коридоре. Послышалась чья-то приглушенная ругань:
- Сука, что ж он тяжелый-то такой, словно из дуба.
- И когда только успела, вроде ведь у Витьки плотника не просила ничего– он бы сказал, а больше на деревне ведь никто и не взялся бы.
- Может с другой деревни?
- Да кто ее знает, теперь только сиди, да гадай.
Голоса стали громче и на лестнице появились ноги тех, кто принимал гроб.
- Аккуратно, держи, теперь потихонечку…
Рома увидел силуэт длинного гроба из темного дерева, который аккуратно пытались спустить по крутой лестнице. Когда оставшиеся позади мужики начал ступать на верхние ступени, раздался громкий треск. Все последующее произошло так быстро, что Рома успел увидеть только отдельные кадры. Провалившаяся лестница, отец, падающий с нее и остальные, исчезающие где-то в темноте коридора и гроб слетевший прямо на пол... крышка, отлетевшая от него в сторону, и обнажившая белоснежное внутреннее убранство, что-то темное, похожее на огромного паука размером с кота, выскочившее из гроба и забежавшее в открытую дверь кельи, где покоилась бабушка… и громкий крик отца:
- Падла! Нога… нога!
Алик сидел в избе с перевязанной ногой и потирал колено. Рядом стояла его жена и заботливо приговаривала, обманывая перевязанную ногу шерстяным шарфом:
- Еще удачно упал, с такой высоты и перелом можно было бы получить.
- А может и есть трещина небольшая, на ногу не встать – сказал Алик и демонстративно сморщил лицо от боли. Обычно это вызывало у его сына приступы презрения. Отцовское наигранное страдание, ищущее жалобы и ласки, нередко доводили Рому до скрипа зубов. Но он, как обычно, просто смотрел и молчал, тщательно стараясь не выдать ни одной эмоции. Тем более в этот раз, ему было легко отвлечься мыслью о гробе, стоящем на улице за крыльцом. Старики сказали, что в этом нет ничего удивительного, кроме того что никто не слышал, чтобы старуха обращалась к кому-нибудь из плотников за помощью. В остальном, с их слов, пожилые люди, ожидающие свою смерть, нередко покупают гроб впрок. И все же от этой мысли мальчику становилось как-то не по себе.
Приготовления продолжались. Из избы был вынесен весь мусор, крыша возле трубы была успешно разобрана, а окна сняты и в доме стало едва теплее, чем на улице. Все зеркала были занавешены. Марья открыла все дверцы в печи, и баба Маня стала старательно обходить их всех, внимательно осматривая и что-то приговаривая себе под нос. Закончив старушка поднялась и притащив откуда-то белые тряпки, похожие не то на полотенца, ни то на обрывки простыней, всучила их Свете, настоятельно прося ее привязать их к ручкам входных дверей. Когда все было сделано, старушка попросила сделать то, от чего Рома, да и многие другие окончательно встали в ступор. Старуха приказала двум мужикам снять большую старинную икону, висящую в углу и поставить ее на пол, развернув ее лицом к стене. Вместо нее же была повешена другая икона, более свежая, с еще не потускневшими красками, которую принес кто-то из присутствующих пожилых женщин.
