Девяностые годы вошли в историю страны как период смуты. Всё было: безвластье, воровство, рэкет и кровавые разборки. Предлагаю читателям еще один рассказ из серии «Смутное время». Два персонажа в нём – коммерсант Картасян и телохранитель Рома взяты из жизни. Остальное – фантазия автора.
Я садился в служебный уазик, когда она появилась у машины.
- Вы меня не подбросите, майор, до улицы Южной?
Про таких говорят: куколка. Если бы я не был в подпитии, то, может, и отказал бы. Но час назад мы хорошо приняли на грудь с Рубиком Картасяном. Он ждал какую-то даму, потому выпроводил нас из офиса: меня и телохранителя Рому. Сейчас тот стоял у лестничных перил. Квадратный, совсем без шеи, оглядывал нас цепкими, умными глазами с хитрецой и, казалось, усмехался. Хотя никогда не улыбался и не смеялся.
Я приглашающе распахнул заднюю дверцу, плюхнулся рядом с куколкой. Она тут же скомандовала водителю:
- По проспекту, солдатик, до мэрии, налево до кладбища и снова налево.
Слово "кладбище" мне не понравилось. За ним находился жилой массив по прозванию "Шанхай". Там, рядом с мертвецами, ошивалась крупная и мелкая шпана. На всякий случай я незаметно переложил газовый пистолет в правый карман кителя. Это Картасян мог расслабиться, его Рома охранял. О чем он, интересно, думал, когда я сажал куколку в уазик?.. Она молчала. Позже чиркнула зажигалкой, закурила. Я придвинулся к ней, представился:
- Валерий. А вас?
- Наталья, - и больше ничего.
"Шанхай" начинался сразу за кладбищем. Возле одной из пятиэтажек остановились. Она сказала:
- Идемте.
Я предупредил шофера:
- Подожди меня полчаса. Если не появлюсь - в гараж. К восьми утра - сюда.
Прихватив портфель с греческим коньяком «Метакса» и закусью, врученными мне на прощанье заботливым Рубиком Картасяном, я потопал за куколкой Натальей на второй этаж. Нужды покидать ее заковрованную малометражку через полчаса у меня не возникло. И через час тоже. Мы общались через коньяк с Грецией. Выяснили, что у Натальи есть муж-геолог, который в сей момент рыщет в двухстах километрах от города в поисках бесполезных ископаемых. Никаких осложнений не предвиделось, и я снял китель и галстук. Но до постельной кондиции пока не дошло: в бутылке еще оставалось. Вторая "Метакса" ждала очереди в портфеле, да и ночь только зачалась.
- Я не знаю, что произошло с мужем, - рассказывала она. - Появляется раз в месяц, а то и реже, и я будто не существую для него. Может, радиация?
- Возможно, - легко согласился я и представил, как же она, изголодавшаяся, станет меня терзать.
- Раньше он любил стихи, - продолжала Наталья, - Теперь только пожрать. А я ведь и сама стихи пишу. Хочешь, прочитаю?
Мы незаметно перешли на "ты". Но по имени она меня не называла. Спросила фамилию и обращалась "Быстров". Не дожидаясь моего ответа, начала с подвывом:
- Я снова плачу беспричинно
И лезу под холодный душ.
Со мной лежит чужой мужчина,
По паспорту - законный муж...
При слове "муж" все и закрутилось. В дверь позвонили. Она смолкла. А у меня в душе возникла неуютность.
- Неужели муж? - особого испуга, впрочем, в ее голосе не слышалось. Резко запихнула мой портфель под диван, подтащила стул к антресольной нише, распахнула дверцу.
- Лезь туда, Быстров!
Я заколебался, но она уже забросила наверх мои башмаки, фуражку, галстук. Китель я прихватил сам. Ухитрился без кряхтенья забраться. Она захлопнула дверцу. Я с трудом развернулся в тесноте, достал "газовик" и приготовился на случай нежелательной встречи. Мужской голос показался мне странно знакомым:
- Вот и я, Наталишка!
- Ты же сказал, что занят сегодня.
- Встреча, понимаешь, не состоялась, и я - мухой к своей Наталишке.
"Ах, ты, засранец! - мою настороженность сдуло, как муху ветром. - И ты сюда же, тихушник!" - Я приоткрыл антресольную дверцу. Да, это был собственной персоной Рубик Картасян. И, как обычно, с верным хранителем тела - Ромой, который стоял изваянием у двери, цепляя взглядом все и вся. Выходит, я забрался в Рубиков огород, и слуга настучал хозяину, что куколка укатила со мной. Картасян, скаля зубы, уже сбросил свой замшевый пиджак. Сказал Роме:
- Отдай пейджер Толяну. Пускай машину в гараж не ставит, ждет моего звонка. Тебя отпускаю мать проведать. Четверо суток хватит? - Тот согласно шевельнул головой. - И чтобы к субботе - как штык!
Рома бесстрастно развернулся и сгинул с глаз, а Рубик облапил хозяйку.
- Шанелью надушилась, Наталишка! Для кого?
- Муж должен приехать, Картасян, - сделала она последнюю попытку.
- Ха! Он что - экспресс? "Чужой мужик, по паспорту законный...", - шагнул в комнату. - Что я вижу? Одна рюмка, одна тарелка, одна "Гречка".
Видно, не растерялась, успела смахнуть второй прибор со стола.
- Пить в одиночку, Наталишка, все равно, что заниматься онанизмом.
Рубик щелкнул замками, выставил на стол свежую "Метаксу" и шампанское, накидал деликатесов в иностранных упаковках. А я решил выползать. Какого лешего должен торчать под потолком, когда на столе хватает выпить и закусить? С Рубиком-то мы уж как-нибудь разберемся, посмеемся над самими собой, да и над хозяйкой. Мы служили с ним рядышком не один год, он заправлял всем окружным комсомолом, потом перестроился, свалил из армии и ухитрился выскочить в бизнесмены. Купил "Мерседес", завел личную охрану и шофера. Но связи с армией не рвал, даже офис арендовал в кэчевском здании. К нему, наверное, Наталишка и приходила, когда подловила меня у подъезда… Я распахнул дверцу. И только собрался высунуть голову и сказать: "Привет, Рубик!", как снова заверещал звонок. "Стоп!" - скомандовал сам себе и зашторился.
- Ну вот, - произнесла она. - Дождались. - И пошла к дверям.
Звякнула цепочка, послышался ее голос:
- Боренька! Я так рада, так рада! Мне сердце вещало, что ты приедешь. Я только что сказала об этом Роберту Вагановичу, он у нас в гостях...
Боренька шагнул в комнату, грохнул об пол рюкзак.
- Хахаль? - прорычал.
Я ужался на антресолях. Мне было видно, как Картасян суетливо подхватил дипломат, бочком пытался просунуться к выходу, но двухметровый Боренька повел плечом, и мой приятель застыл у серванта.
- Боря! Ты что, забыл? Роберт Ваганович наш семейный друг.
- Ну-ка, армянская харя, выкладывай, как на духу!
- Тебе не стыдно, Борис! - вскричала она, вцепившись в его рукав. - Твою же маму надо устроить в больницу, я и позвонила Роберту Вагановичу.
- Так точно, - доложил Рубик. - Завтра.
- Отдельная палата и спецобслуживание, - добавила она.
Боренька развернулся к ней. Этого мгновения хватило, чтобы Картасян проскользнул к выходу, схватил с вешалки свою замшу и был таков. Муж крикнул вслед:
- В шурф закопаю! - и тут же влепил куколке-жене пощечину.
- Кретин неотесанный! - взвизгнула она, отступив. - Убирайся к своей мамаше!
Он сделал к ней шаг. Она отодвинулась к дивану. Села. Сказала вдруг спокойным стеклянным голосом:
- Этого я тебе никогда не прощу. Всю жизнь на тебя положила. Бросила литературный институт, уехала с тобой в провинцию. Вытащила тебя из курной избы в городскую квартиру. И ты мог поддаться своим гнусным подозрениям!
- А это что? - он показал на стол, сервированный на двоих.
- Это больница твоей родительницы.
Он переступил с ноги на ногу. Шагнул к столу, налил полный фужер "Греции", опрокинул в рот. Спросил хмуро:
- А что я должен был подумать?
- Ты как был чалдоном, так и остался. Не желаю ничего объяснять и выяснять.
- А ты поставь себя на мое место.
- Все, Борис! Можешь идти в спальню. Я устроюсь здесь, на диване. Утром забирай свои вещи и к мамаше!
- В пять мне обратно - машина подойдет. Оказия подвернулась, я и заскочил к тебе на ночь.
Заметно было, что весь его запал выгорел. Козе понятно, что куколка устроила спектакль. Но огромный Боренька - не коза, ему не было понятно. Он пробубнил:
- Ну, погорячился. Прости, Нат.
- Ты у Роберта Вагановича должен просить прощения. Он столько сделал для нас.
- Может, выпьем, а?..
В моем убежище пахло старыми тряпками, валенками и было теснее, чем в гробу. Вытянуть ноги не было никакой возможности. Лежал скрюченный и злой. "Ну, и стерва!" - думал про юную куколку. Муж продолжал уговаривать ее, она брыкалась, пока он не бухнулся на колени. Затем протопал на кухню, что-то разогрел, принес. Тут уж она снизошла, села с ним за стол... Я не выдержал и с усилием повернулся на другой бок.
- Шуршит что-то, - сказал чалдон Боренька.
- Мыши завелись, - небрежно ответила она.
- Пойдем баиньки? - робко предложил он после пары рюмок.
- Пойдем. Но запомни: такой мелодрамы больше не потерплю...
Дверь в спальню она закрыла. А я в свою конуру пустил свежего воздуха. Может, удастся спрыгнуть, вытащить свои шмотки и смотаться? Когда заснут, стоит рискнуть... Но засыпать они не собирались. Мне были слышны шорохи и скрипы, ее бормотанье, перешедшее в вопль. И стало тихо, как на погосте. Минут через пять дверь отворилась, она прошлепала в ванную. После нее Боренька фыркал под душем. И утащил в спальню коньяк, шампанское и фужеры. Примерно через час опять заскрипела кровать. Я вспомнил, как она говорила: "Может, радиация?" Хороша радиация! Зажралась баба... Я высунул голову наружу. В окно пробивался мутный свет от дальнего уличного фонаря и через дверь спальни - слабая полоска от ночника. Спуститься бесшумно не было никакой возможности. Оставалось ждать до пяти утра, когда объявится "геологическая оказия". Не дай Бог, если машина сломается! Мне было душно и мерзко. Во рту пересохло. Хотелось пива или хотя бы холодной воды. И портфель с коньяком, как назло, под диваном.
Куколка опять прошла в ванную, открыла воду и тут же вышла. Глянула на антресоли, я злобно мотнул головой. Она открыла холодильник, бесшумно подплыла к моей конуре, молча протянула вверх руку с банкой. Я выхватил банку. Пиво! "И за то спасибо!" Не знаю, спали ли они в эту ночь. После пива мне полегчало. Время от времени я задремывал. Уснуть не давали скрюченные ноги и теснота. Ворочался, шебаршился, чихнул пару раз, уже не беспокоясь о том, что меня услышат. Даже крутилась в голове подлая мыслишка: пускай Боренька еще одного обнаружит. Наверное, я все же задремал. Очнулся от того, что мою голову заталкивают внутрь. Куколка стояла на стуле, упираясь кулачком в мою лысину. Я подчинился. Она плотно прикрыла дверцу. И через минуту:
- Борис! Пора!
Я понял, что время приблизилось к пяти.
Она сказала:
- Вот тебе бутерброды и куриный паштет.
"От Картасяна", - мысленно добавил я.
У порога, прямо подо мной, он звучно чмокнул любимую.
- Буду через неделю, Нат. Извинись за меня перед Ваганычем, - и отправился за бесполезными ископаемыми.
Я тут же распахнул головой дверцу. Куколка быстренько подтащила стул. Я с трудом развернулся ногами к свободе. Спустившись, пришел в себя.
- Бедненький Быстров! - сказала она. - Наглотался пыли?.. Пока я собираю на стол, прими душ. У меня есть прекрасный мужской шампунь Тимоти.
- Ш-шампунь?! - прошипел я, вытаскивая из-под дивана свой портфель. – Радиации не хватило?
Пуговицы застегивал уже на лестнице. Вышел, глотнул кислороду. Голубовато-серый рассвет омывал "Шанхай". "За полтора часа доберусь", - подумал и зашагал по пустынной улице. И уже когда миновал кладбище, вдруг придумал мстительную штуку, которая полностью успокоила мою обиженную душу. "Отыграюсь на Картасяне. Ох, отыграюсь!"
В свой офис Рубик проходил мимо моего кабинета. Распахивал обычно дверь и, не заходя, приветствовал:
- Будем пухленькими!
Так было и в этот раз. Но я призывно махнул ему рукой.
- Что случилось, Валера? – спросил он.
- Со мной ничего. А что с тобой?
Рубик уставился на меня коричневыми глазами.
- Полчаса назад, - продолжал я, - встретил меня в коридоре какой-то амбал и заорал: "Где эта армянская харя? Я его в шурф закопаю!" Ты что, должен ему?
Рубик сменился с лица.
- Никому не должен. Глупая история, понимаешь. Приревновал дурак к жене.
- Как же ты засветился? У него же кулаки, как кувалды. Сказал, что часа через полтора снова придет.
- Вот пес! А я как раз Рому до субботы отпустил.
"Значит, не Рома куколку заложил. Случай шутку сыграл".
- Слушай, Валер, - сморщил лоб Картасян. - Прикрой меня, а? Как придет этот, поговори с ним. Я запрусь в офисе. А ты звякни по внутреннему, когда уйдет.
- Пузырь, Рубик. А пока дай на пиво. Башка трещит.
- Какой разговор!..
Я сходил за пивом. Через пару часов звякнул Рубику.
- Выползай. Амбал отвалил.
Рубик нарисовался мгновенно.
- Я сказал этому молотобойцу, что тебя сегодня не будет. Он не поверил. Целый час в коридоре караулил. Сказал, что завтра придет.
- У-у, пес!.. Завтра прикроешь, а?
- Тащи "Метаксу" и пожрать. Сам знаешь, жена в отъезде, кофеем питаюсь.
Рубик приволок две бутылки и упаковку куриного паштета.
Назавтра Картасян опять сидел взаперти. Послезавтра - тоже. И так до конца недели. В пятницу я сказал ему:
- А ты знаешь, мы с амбалом Борей даже подружились. Я втолковал ему, что ты, может быть, единственный в СНГ, кто ни разу не изменял своей жене.
- Ха! А он что?
- Сказал, что уезжает на три месяца в поле. Он, оказывается, геолог.
- Знаю. Мне его жена сегодня звонила: "Приезжай, Картасян!" Я ей популярно объяснил, что в шурф мне еще рано. Пускай ищет другого спонсора…
…Картасяну не повезло. Во второй половине девяностых на него стали наезжать рэкетиры. Бизнес его начал хиреть. Во время одной из разборок он был ранен. Свои хоромы и бизнес он по дешевке продал телохранителю Роме. И отправился с семьей в родимую Армению. Рома отомстил обидчикам бывшего хозяина по-своему, перестрелял их. О дальнейшей их судьбе мне не известно. Я уволился из армии и убыл на родину.