Глава "Чумацкий шлях" здесь
Больше мать с мужиками насчет вывозки леса не договаривалась и пришла, кажется, в совершенное отчаяние. Ведь уже начиналась осень, прошли первые затяжные дожди, дорога портилась, а ни одного бревна пока из Елино вывезено не было. Лесничий тоже стал нервничать, все-таки какая-никакая, а ответственность у него за брошенный на произвол судьбы лес была, и он несколько раз передавал матери, что надо поторапливаться, иначе он ни за что не ручается.
И вот от этого безысходного положения и отчаяния мать решилась на одну совершенно не свойственную ей затею.
Однажды под вечер наши старые державшиеся на честном слове ворота распахнулись, и во двор заехала цыганская кибитка, запряженная громадной в белых яблоках кобылой. Мы с Тасей притихли и спрятались на печку. С детства мы цыган немного побаивались, потому как бабка Марья нередко в ответ на наши непослушания говорила:
- Вот отдам вас цыганам!
Доводилось нам видеть и цыганские таборы. К Пасхе они часто прибивались к селу, чтоб сходить в церковь шумной, говорливой толпой, неся испеченные в ведрах громадные куличи. Появлялись цыгане и в будние дни. Правда, чаще всего одни женщины: где раскинуть карты, погадать солдатским вдовам, что мужья их не погибли, а лишь пропали без вести и обязательно вернутся; а где так и просто взять во дворе все, что плохо лежало – развешенное после стирки белье, оставленные без присмотра оклунок зерна или зазевавшуюся курицу. На то они и цыгане...
Но чтоб цыганская кибитка заехала к нам во двор на постой, такого еще не бывало... Не зная, как себя вести, мы с Тасей притаились на печке, изредка лишь поглядывая в окошко, которое выходило во двор.
А цыгане тем временем распрягли кобылу, бросили ей охапку сена и уже входили в дом. Первым показался в дверях глава всего цыганского семейства, высокий, жилистый цыган с рыжими, но уже заметно тронутыми сединой усами. Вслед за ним вошел еще один цыган, лицом удивительно похожий на первого, но возрастом лет на десять, наверное, моложе. После выяснилось, что они родные братья. Я даже запомнил, как звали младшего: совершенно на русский манер - Борисом. Войдя в дом, он остановился у порога, и мы с Тасей заметили, что на одной руке у него не хватает нескольких пальцев. Поздоровавшись с бабкой Марьей, настороженно застывшей возле печи, цыгане сняли шапки и сели на лавку. Мы думали, что больше никого не будет. Но через две-три минуты в сопровождении матери в дом вошла вначале старая, вся какая-то темно-коричневая цыганка, мать братьев, потом их жены, две молодые разодетые в цветастые широкополые платья женщины, одна из которых вовсе как бы даже и не походила на цыганку, была бледнолицей, с русыми прямыми волосами. А в самом конце, совсем уж удивляя нас, в комнату проворно юркнули трое цыганят, один другого меньше, все донельзя курчавые, давно не стриженные и все босиком, несмотря на холодную октябрьскую погоду.
Дом мгновенно наполнился неимоверным шумом и говором, в котором ничего, конечно, нельзя было понять. Цыганята сразу почему-то бросились к печке, к ухватам, стали растаскивать их по разным углам, не на шутку пугая бабку Марью, которая к ухватам относилась всегда особенно бережно, все-таки они были едва ли не самыми главными инструментами в ее домашнем хозяйстве.
Но вот глава цыганского семейства прикрикнул и на детей, и на жен, наказал что-то старухе, а сам вместе с братом и нашей матерью перешел в “большую хату”. Там цыгане присели опять на лавку, но как-то робко, с самого краешку, и стали вести с матерью какой-то разговор. По долетавшим к нам на печку обрывкам этого разговора мы с Тасей поняли, что мать договаривается с цыганами насчет вывозки леса...
А на кухне кипела своя жизнь. Старая цыганка попросила бабку Марью затопить печку, чтоб сварить какую-то еду. Бабка быстро закинула в печку дрова, подожгла их, потом достала ведерный чугун и стала вместе со старухой чистить картошку. Молодые цыганки тоже присели было возле чугуна, но вскоре им это занятие, судя по всему, надоело. Они побросали ножи, окликнули цыганят, с которыми мы уже мало-помалу вступили в разговоры, и исчезли на улице, пошли на цыганский свой промысел. Вернулись они лишь поздно вечером и не с пустыми руками: принесли громадного, связанного по ногам петуха, несколько кусков сала и еще какую-то одежку, не то, как у нас говорят, “выцыганенную”, не то, может, где и сворованную.
Когда цыганки и цыганята ушли, мы с Тасей окончательно осмелели и выбрались во двор посмотреть на кибитку и кобылу. Признаться, такой большущей и такой свирепой кобылы мне ни до того, ни после ни разу видеть не приходилось. Заметив нас, она вначале угрожающе скосила в нашу сторону глаз, а потом зло мотнула головой, едва не сломав жердь, к которой была привязана. Мы испуганно отпрянули к сараю и стали наблюдать за ней уже издалека. Вскоре из дома вышел Борис и повел кобылу к колодцу на водопой. Но сквозь нашу довольно широкую, сделанную еще дедом Сашком калитку, она пройти не смогла. Пришлось Борису опять открывать ворота. Мы сопровождали Бориса и кобылу до самого колодца, немного гордясь перед тут же оказавшимися на улице соседскими ребятишками, что цыгане остановились именно у нас да еще на такой громадной и неприступной кобыле. После говорил, что Василь Трофимович хотел вменять эту кобылу из двух колхозных жеребцов, но цыгане не согласились.
Вечером цыгане долго и шумно ужинали, рассевшись вокруг чугуна с картошкой. Бабка Марья щедро выставила им баночку сметаны и кувшин молока. От сметаны цыгане почему-то отказались, а вот молоко выпили с охотой, не больно, правда, балуя лакомством цыганят.
Потом они начали укладываться спать. Натащил в ом из кибитки каких-то тюфяков и одеял, раскинули все это прямо на глиняном полу возле печки и довольно быстро улеглись, не раздеваясь, а лишь сняв сапоги и ботинки. Сердобольная бабка Марья предлагала хотя бы цыганят положить на полике или на лежанке, но цыгане отказались. Судя по всему, у них были на этот счет свои правила и свои понятия.
Рано утром еще в потемках мать с двумя цыганами отправилась в Елино, опять нагрузив кошелку всякой снедью и немного выпивкой. Оба цыгана, к нашему немалому удивлению, оказались людьми малопьющими.
Молодые цыганки, наскоро позавтракав остатками вчерашней картошки, ушли вместе с цыганятами на промысел, мы с Тасей убежали в школу, а дома остались лишь бабка Марья да старая цыганка. Она целый день перебирала узлы с одежками, что-то штопала и подшивала да все рассказывала бабке Марье о цыганской своей кочевой жизни.
На цыган и особенно на их громадную кобылу мы с Тасей крепко надеялись. По нашему разумению, вывезти на ней лес можно было без особого труда. Это тебе не колхозные полусонные волы, на которых даже порожняком до Елино надо ехать почти целый день.
Но нашим надеждам опять не суждено было оправдаться...
До Елино, как после рассказывала мать, цыгане доехали действительно довольно быстро. Удачно, без особых проволочек и перекуров они погрузили на кибитку целый кубометр леса, а это все-таки четыре толстенных бревна, и двинулись в обратный путь, рассчитывая к ночи быть дома.
По осенней, кое-где уже раскисшей дороге кобыла везла четыре этих бревна без сколько-нибудь заметного напряжения, послушно откликаясь на любой цыганский окрик и несказанно радуя мать, что хоть какая-то часть леса уже в дороге.
Но на подъезде к Еньковой Рудне цыганская кибитка на железном ходу не выдержала тяжести. Вначале у нее сломалось колесо, а потом на колдобине лопнула металлическая ось. Делать цыганам было нечего, и они, сгрузив бревна возле первой же деревенской хаты, кое-как налегке вернулись в Займище. На следующий день в кузнице и в столярке у деда Серого цыгане поправили ось и колесо и к вечеру съехали с нашего двора, отправились зарабатывать на жизнь каким-либо иным, легким цыганским промыслом...
Продолжение следует Tags: ПрозаProject: moloko Author: Евсеенко И.И.
Книга автора здесь