История женщины, которой после кончины отца предстоит возглавить выстроенную им финансовую империю. В неё мало кто верит, к тому же ее единственный сын Поль в результате трагической случайности прикован к инвалидному креслу. Героиня оказывается на грани разорения, столкнувшись с глухим сопротивлением окружения, где процветает коррупция. Выжить среди акул крупного бизнеса и восстановить свою жизнь тем более сложно, что в Европе уже занимается пожар, который разрушит старый мир.
Фрагмент:
Мадлен даже не попыталась заснуть, почти всю ночь она перечитывала документы, в которых говорилось о том, что она владеет английскими, американскими и итальянскими акциями.
В шесть утра она уже была причесана и одета, но нервничала, к горлу подступали слезы. Удивительным образом лицо ее не выдавало волнения. Она была бледна, серьезна, собрана и походила на приговоренного к смерти, который слишком долго ожидал приговора и теперь спокойно и уверенно идет на казнь. Леонс появится не раньше восьми тридцати. Она вызвала водителя и отправилась в путь.
— Ах, это ты! На Ортанс был халат в крупных цветах и подбитые мехом тапочки. В бигуди она ужасно походила на супругу, которую каждый мужчина опасается однажды обнаружить у себя под боком. Она не предложила Мадлен войти и скрестила на груди руки.
— Я ищу дядю, мне нужно с ним поговорить.
— Шарль очень занят, представь себе! Он известный член парламента, у него очень много работы, ни минуты свободной не остается, хотя тебе это, похоже, неизвестно.
— Даже на собственную племянницу?
— Так у него есть племянница? Вот новость!
— Мне нужно увидеться с ним...
Ортанс расхохоталась:
— Узнаю семейство Пе-ри-кур! Всегда самые главные! Сказали, так теперь всяк вас слушайся! Эта неожиданная враждебность шла совершенно вразрез с ее обычной глупостью.
— Я не понимаю, что...
— И неудивительно! Твой отец тоже не понимал.
Ортанс говорила тонким голосом и так энергично трясла головой, что некоторые бигуди раскачались, потом раскрутились, но она не заметила, ее лицо обрамляли папильотки, которые, как на пружинках, плясали у нее вокруг головы.
— Все должны слушаться! Так теперь с этим п окончено! Да! С высокого шестка им падать, этим Перикурам!
Ортанс в бешенстве шагнула к Мадлен и ликующе затрясла указательным пальцем:
— Во-первых, Шарль у мадемуазель не на побегушках. Во-вторых, хорошо смеется тот, кто смеется последним. В-третьих...
Не зная, что может быть этим третьим, она закончила:
— Ну что, нечего сказать, да?
Мадлен молча развернулась и вышла. Она поехала в редакцию «Суар де Пари».
Летучка, то есть собрание, на котором директор раздавал журналистам задания, еще не закончилась, и Мадлен попросили подождать в приемной.
Гийото показался через сорок минут. Он рассыпался в извинениях — дорогая моя, эта газета из меня все соки вытягивает, думаю, я уже слишком стар для подобной работы, он говорил так уже больше десяти лет каждому посетителю, и все прекрасно знали, что он умрет в своем рабочем кресле.
Мадлен не поднялась, она смотрела на него и ждала, когда он исчерпает свой обычный набор банальностей. Он как бы нехотя уселся рядом с ней:
— Представляю себе, как сложившаяся ситуация для вас трудна.
— А кто виноват? От этого вопроса Гийото как током ударило. Он приложил руку к сердцу и принял оскорбленный вид.
— Ваша газета, — продолжала Мадлен, — постоянно хвалила румынскую нефть, на все лады расхваливала.
— Ах это... Да, но...
— Он заметно успокоился.
— Речь шла не об информации в прямом смысле этого слова, а о новостях. Ежедневное издание распространяет новости, которые нужны тем, благодаря кому издание существует. Мадлен не понимала.
— Что... Статьи... за них платили?
— Сразу громкие слова! Газета — такая, как наша, — не может существовать без поддержки, вы же это прекрасно знаете. Когда власти дают такой крупный заем, то считают, значит, экономике страны это необходимо! Вы же не будете упрекать нас в том, что мы патриоты!
— Вы сознательно публикуете ложную информацию...
— Не ложную, эк вы хватили! Нет, мы представляем реальность в определенном свете, вот и все. Другие коллеги, из оппозиционных изданий, например, пишут совершенно противоположное, поэтому равновесие и сохраняется! Речь идет о плюрализме точек зрения. Вы еще теперь упрекните нас в том, что мы республиканцы! Мадлен была уязвлена и стыдилась, что проявила такую наивность. Она вышла, хлопнув дверью.