Никогда не закрывавшаяся старообрядческая церковь в Верее
Верея — самый маленький город Московской области, в нем живет пять тысяч человек. Там сохранились планировка конца XVIII века и уют купеческой провинции. Покровский храм в Верее — единственная старообрядческая церковь на западе Подмосковья. Все 200 лет своего существования храм был открыт, несмотря на преследования. По просьбе «Заповедника» Мария Погребняк поговорила с прихожанином Покровского храма Сергеем Ямщиковым о борьбе староверов за свободу и о его личном пути в старообрядчество.
Купцы-староверы и церковь без купола
— У нас женщины разбитные, могут с мужчиной подраться! Лучше с ними не связываться! Это я про «товарок» говорю — тех, кто стихийную торговлю устраивает в центре города. Они приходят в четыре утра места занимать. Их полиция сколько гоняет, и без толку, они неистребимы. В городе остался мощный купеческий дух!
Купеческий дух у местных староверов — повод для гордости, объясняет Сергей Ямщиков, прихожанин Покровского храма. До революции среди старообрядцев было много влиятельных купцов. Дед Сергея, например, владел мельницей. Сам Сергей в миру печник — профессионально делает печи и камины. Говорит, выгодный бизнес: в радиусе десяти километров от Вереи 70 тысяч дачных участков. Последние годы Сергей еще и пономарь в храме — следит за порядком во время богослужения и звонит в колокола.
Верея была основана в XIV веке как крепость — защищала московские земли на юго-западе (с тех времен здесь сохранились только земляной вал и кремлевский собор). Во второй половине XVIII века, во время городских реформ Екатерины II, городок расцвел: активно развивались торговля, в том числе с Западной Европой, ремесла, каменное строительство. К концу века Верея уже была крупнейшим городом Московской губернии. Деньги городу давало купечество, в основном состоящее из староверов, поэтому власти не трогали общину даже во время жестоких гонений. В середине XVII века патриарх Никон решил унифицировать православные обряды по греческому образцу: сократил богослужения, велел креститься тремя, а не двумя перстами, отменил земные поклоны и т.д. Защитников старой веры объявили раскольниками и еретиками — их изгоняли, пытали и казнили. В некоторых уездах староверы устраивали гари — массовые самосожжения. Век спустя государство ослабило давление, Екатерина Вторая разрешила старообрядцам возвращаться в Россию и вступать в купеческое сословие.
Выставка, посвященная староверам, в Верейском историко-краеведческом музее
Фото: Марина Меркулова
Фото: Марина Меркулова
Фото: Марина Меркулова
Подручник — тонкая подушка для совершения земных поклонов у староверов
Фото: Марина Меркулова
Фото: Марина Меркулова
Фото: Марина Меркулова
О верейских староверах в XVII-XVIII веках история знает мало. Известно, что до 1812 года в Верее был деревянный молитвенный дом. Он сгорел во время войны с Наполеоном, а через четыре года старообрядцы построили новый, каменный.
— Много денег вложили, опять же, купцы, — рассказывает Сергей. — Внешне это был просто обычный дом, но с алтарем внутри. Староверам нельзя было строить храмы с куполами. По улице идет чиновник: откуда он знает, что здесь церковь?
Новая волна гонений началась в 30-50-е годы XIX века, при Николае I, который считал, что в православном государстве может быть только одна церковь. Власти снова пытались уничтожить староверов: разоряли старообрядческие духовные центры, издали закон об упразднении «раскольнических сборищ». Символом этого периода стало запечатание алтарей Рогожского кладбища — одного из главных центров староверов.
Но верейская община не исчезла, а в 1860-х вздохнула с облегчением. Купцы отремонтировали храм, покрасили крышу. На рубеже веков власть наконец поняла, что дискриминация старообрядцев невозможна. Тем более, что к началу ХХ века большая часть промышленного капитала России принадлежала староверам.
В 1905-м Николай Второй издал Высочайший указ о веротерпимости. Верейскую общину официально зарегистрировали, а молельный дом превратился в настоящий храм — с куполами, крестом и колокольней. В начале века община насчитывала больше двух тысяч человек. Хотя сама Верея, которую обошла железная дорога, к этому времени превратилась в небольшой провинциальный городок.
Сделка с партией
В феврале 1917-го года многие старообрядцы выступили в защиту монархии — несмотря на то, что монархия больше двухсот лет их преследовала. В Верее тоже сопротивлялись новому режиму.
— В 1918-м к нам приехали красноармейцы, пьянствовали, к бабам приставали, — рассказывает Сергей. — Началась экспроприация хлеба. И Верея восстала — больше тысячи человек с оружием! В том числе мой дядя, который прошел Первую мировую. Восстание подавили — приехал латышский полк с артиллерией, всех перестреляли. У моего деда отобрали все: мельницу, дом, лошадей. Они вместе с женой жили в съемной квартире в Верее. У них семья была большая — десять человек. Дед жил на свои сбережения, ну, и старшие дети помогали.
Для советской власти староверы были не только религиозными реакционерами, но и кулаками. Репрессии нанесли старообрядцам огромный урон. В Москве к концу 1930-х из полусотни старообрядческих храмов действовали только два, из 30-ти епископов лишь двое оставались на свободе. В Верее перед войной закрыли все патриаршие храмы. Но не старообрядческий — верейские староверы сумели себя отстоять.
— Наши узнали, что «всесоюзный староста» Михаил Калинин из ржевских старообрядцев, — пересказывает Сергей местную легенду. — Он тогда занимал высокую должность в партии, фактически был премьер-министром, если сравнивать с нынешним временем. И три человека из общины — ее председатель и две прихожанки — поехали к нему. Калинин был коммунист ярый, но корни помнил. Наши добились приема. Правда, председатель общины в последний момент испугался и не пошел. А женщины верейские были боевые, зашли к Калинину в кабинет, в ноги упали, умоляли храм оставить. И Калинин выдал охранную грамоту со своей подписью. Пришли наш храм опечатывать — а им бумажку. И все.
Фото: Марина Меркулова
Фото: Марина Меркулова
Фото: Марина Меркулова
Фото: Марина Меркулова
Фото: Марина Меркулова
Фото: Марина Меркулова
Во время Великой Отечественной войны Верея была оккупирована — с осени 1941-го по зиму 1942-го. Немцы закрывать старообрядческий храм не стали. Как рассказывают, они говорили: «Советская власть вам все запрещает, а мы не будем!» Сам город был сильно разрушен, а Заречье — район Вереи на другом берегу реки Протвы — почти полностью сожжен.
После войны в Верее построили швейную фабрику, которая с 1970-х шила джинсы (в городе есть байка о том, как пару верейских джинсов подарили Дэвиду Боуи). Появились кирпичный завод, леспромхоз, мастерские Московского механического завода, новые школы и жилые микрорайоны. Репрессии и идеология сделали свое дело: к началу 1950-х в старообрядческом храме осталось всего 400 прихожан.
— Мои родители были равнодушны к религии, — говорит Сергей. — Отец был профессиональным шофером, мама — лаборантом в больнице, анализы делала. Полностью советское поколение: верили в светлое будущее. У меня было двое братьев и сестра, сейчас только мы с сестрой остались. Из моего поколения вернулся в старообрядчество я один.
«Бог есть, но он — невидимый!»
Сергей называет свое детство рядовым. Говорит, что воспитывали не родители, а общество. На его религиозность повлияла набожная бабушка с материнской стороны. Правда, она ходила не к староверам, а в обычную церковь.
— Я часто приезжал к ней в домик в Заречье. Пил чай из самовара, пироги ел. Бабушка читала мне Евангелие, у нее было полно старых церковных книг, — вспоминает Сергей. — Водила нас с братом в церковь. Маме на работе замечания делали, в школу вызывали. Однажды, когда мне было 10 лет, к нам в класс приехал участник Октябрьской революции 1917 года, который чуть ли не в штурме Зимнего участвовал. И начал: «Вот, я тут знаю, у некоторых бабушки в бога верят…» А я возьми и ляпни: «А бог есть, просто он невидимый!» Меня в угол на все уроки поставили. Прихожу к бабушке заплаканный, говорю: «Приходил какой-то старый коммунист, говорил, что все попы — обманщики!» А она мне: «Терпи! Иисус тоже терпел, когда его распинали!» Я успокоился, взял клюшку и пошел играть в хоккей. У меня появилось ощущение, что я чище стал. Меня унизили, но я стал сильнее.
Фото: Марина Меркулова
Фото: Марина Меркулова
Фото: Марина Меркулова
Фото: Марина Меркулова
Фото: Марина Меркулова
Сергей окончил восемь классов, выучился на токаря, работал на механическом заводе. Отслужил в армии и поступил в Первый медицинский институт в Москве (сейчас Сеченовский университет). Хотел стать хирургом, но обучение не закончил: умер старший брат, заболела мама, пришлось вернуться в Верею.
Сергей устроился в организацию, занимавшуюся отоплением — в 1970-х началась массовая газификация города, в свободное время «калымил» — делал печки. Потом познакомился с будущей женой и снова уехал в Москву. А через несколько лет — снова вернулся.
— У меня в жизни настал тяжелый момент: с женой поругался, с работой были проблемы. Вернулся в Верею один. И пошел в старообрядческую общину, она у нас очень дружная. Мой дом в детстве был напротив церкви староверов. Я каждый день видел, как туда ходят 80-летние старички с огромными такими бородами. В общем, потянуло меня к ним. И я просто воспрял! Все стало налаживаться. Жена ко мне в Верею переехала, мы тут обвенчались — по староверским обычаям. Она тоже стала старообрядкой.
«Коммунисты ушли, а староверы остались»
Верея все еще похожа на город с дореволюционных открыток: шесть церквей, включая старообрядческую, подвесной мост над рекой, валы, деревянные дома с резными наличниками, остатки старой булыжной мостовой. Город миновали агрессивная уродливая застройка, сайдинг и прочие прелести современной архитектуры. После развала Советского Союза осталось несколько предприятий, в том числе швейная фабрика и механический завод. Многие работают отделочниками, плиточниками и плотниками в коттеджных поселках в окрестностях Вереи.
В общине староверов сейчас сто человек: много бывших военных, врачей. Часто приезжают из окрестных деревень и из Москвы — есть даже профессор МГУ с юридического факультета. На крупные праздники, например, Пасху или Троицу, в храме собираются 300 прихожан. Сергей говорит, что верейские старообрядцы демократичны и даже с патриаршей церковью уживаются хорошо.
— У нас до начала нулевых был священник отец Евгений, который прослужил 36 лет. Никого не выгонял, со всеми дружил. Даже девушек в штанах не ругал. Говорил: неважно, кто к нам придет, мусульманин, буддист, иудей. Ну, пьяного или психически больного не пускал разве что. Мы никак не связаны с государством, у нас не так много денег, как у официальной РПЦ. Если что-то надо сделать в церкви, идем и трудимся, ничего не просим. Община живет на пожертвования. Богу все равно, сколько ты дашь, хоть рубль, хоть миллион.
Старообрядческий Покровский храм в Верее открывается только на выходных. В остальное время он закрыт, потому что нет постоянного священника: настоятель церкви, отец Иоанн, недавно переехал в Крым. Он приезжает в Верею только на большие церковные праздники, а в выходные дни в храме служат священники из соседних приходов.
— В нашей общине много молодежи: приходят, учатся петь, традиции перенимают, — говорит Сергей. — В целом, конечно, удивительно: староверов гнобили, они разбежались по всему миру, но сохранили себя и свои традиции. А все почему? Потому что у них вера была. Если человек верит хоть во что-то, в любую идеологию, он другой. Это не фанатизм, это состояние души. Старообрядцы были такие же упрямые, как коммунисты. Только у коммунистов ничего не вышло, а староверы остались.
Мария Погребняк
