Начало рассказа здесь
Однако уже через сутки контора всполошилась. Управляющий Ванин бегал всклокоченный и растерянный. Кричал, что с такими кровопийцами он работать не будет и вот-вот уйдет на пенсию.
Зоотехник молча открывал рот и пытался вставить слово в причитания Ванина. Управляющий никого уже не слушал, требовал какой-то ясности, все больше закипал сам и не мог совладать с ситуацией.
– Телята гибнут, кто платить будет? Утром прошел мимо телятника, две головы уже лежат, остальные ревут в голос, за километр слышно. Без воды стоят, голодные, и никому нет дела. Коков, новенький хоть раз получал у тебя сено? Ты, почему молчал, что Троценко к тебе на подтоварник ни разу не заглянул? Трудно было сказать? Или специально нагнетаешь обстановку. Мне интересно знать, почему зоотехник не подошел к телятам? У них там в кормушке один снег. За такое убить мало. Дожили, ни с кого, ни чего не спросишь.
Зоотехник молча сорвался в телятник. Ванин топал за ним, ругался почем зря. Фуражир для интереса ехал рядом на племенном жеребце. Мне удалось прицепиться к Николаю Егоровичу в сани, хотелось все самому посмотреть.
Два бычка действительно лежали. Жизнь вроде бы еще теплилась в них. Остальные, не умолкая, жаловались на нового кормильца. Самые смелые пытались жевать жерди загона. В непрерывном мычании слышался вопрос о вновь назначенном кормильце. Рассказать телятам что-то конкретное управляющий не мог, он и сам не знал, где Троценко.
– Спасибо товарищу участковому, – Коков обреченно поплевывал себе под ноги, – осчастливил проходимцем, бича подарил. Я эту приблуду сразу понял. Строил тут дурачка, таскал их за уши по загону: Сироточки, сироточки без мамы – мамулечки! Папа любимый приехал, довоспитывался, докормил. Дохнуть стали. А что завтра вытворять начнет? По огородам полезет. Судить проходимца нужно за ущерб честным людям. Я с него за свои помидоры и огурцы по закону спрошу. Я в район поеду, я знаю куда жаловаться. Завтра же прокуратура будет здесь. Так оставлять дело нельзя, этот проходимец почище Шурки Ванина будет.
– Какие помидоры? – взвился Ванин. – Тут телята некормленые, а ты мелешь невесть что. Поди, белены обпился. Егорыч, не мешайте работать.
– Телята не сдохнут, а помидоры мои, кто за них заступится? Кто вернет мне украденное. Что с таких чудиков спросить можно? Мы с Варварой все лето пластаемся на грядках, а кто-то урожай съест.
Управляющий так и не понял, про какие помидоры в декабре шла речь. Морозы под сорок. Но разбираться было некогда. Ванин прямо от телят пошел выяснять отношения с начинающим животноводом. Коков опять увязался за ним. Будущие собственного огорода его сильно волновало. Тем более, что ошибся в выборе соседа он сам.
Как и уговаривались раньше, Ванин определил Троценко к молодой хозяйке Нине Шетниковой. Место сразу пришлось постояльцу по душе, как удачно купленные сапоги: гостеприимная Нина, теплая печь, магнитофон. Телевизор Николай сразу попросил квартиросдатчицу вынести в сени. Он по-настоящему боялся, что от зрительного напряжения будут дрожать руки. За своим здоровьем Троценко следил постоянно.
Гостей он встретил, лежа на диване, ноги мягко укрывала шаль Нины. На глаза приезжий зачем-то нацепил солнечные очки. Ворочал черными пятаками вместо глаз из стороны в сторону. Качнул головой в знак приветствия Ванину, фуражира не заметил.
– Бока ломаешь, вставай! Ты не спать сюда привезен, работать, – зашипел Ванин, – обрядился как на свадьбу.
– Федор Иванович, откуда и куда? – Николай чуть приподнялся, зевнул. Распахнутый халат, судя по всему, с плеча первого мужа Нины, открыто намекал, что гостей Троценко не ждал. Для близости общения очки Николай тут же снял, держал руку с ними на отлете. – Рань такая, до обеда еще двадцать минут. Мы, дак, еще не завтракали. Вчера поздно легли, пока устраивались. Нина Петровна теперь на кухне, угостить вас нечем. Оно и понятно, незваный гость хуже татарина. А кто это за вашим плечом – фуражир?! Егорыч его зовут, который клочка сена матери не дал? У него тоже есть вопросы?
– Ты мне полуумка не строй. Почему скот не кормил? – заревел Ванин.
Николай неторопливо переводил взгляд с Ванина на фуражира, с фуражира на его валенки. Потом покашлял.
– А что, их еще и кормить нужно? – синие глаза молодого человека набирались тревоги. Беспокойство он громко делил с хозяйкой квартиры, – Нина, Нина, где ты там со своим борщом? Какой обед, ложка в горло не полезет. Мы тут жиром обрастаем, а телята остались без обеда, плачут. Ножками стучат, рожками трясут, кукарекают. Переболеют звери, перенервничают. А в магазине пусто, свежих продуктов не завезли.
Троценко зачем-то схватился за щеки и стал тянуть рот к ушам.
– Ой, горе, ой – муки, ой – беда. Нерасторопность, неразворотливость, озлобленность. Мне ничего не сказали, не научили, не показали. Враги кругом.
Николай приложил палец к губам и стал крутить головой в поисках врагов. Заглянул даже под диван, на котором лежал. Солнечные очки все также болтались в руке на отлете.
– Нина, брось ты этот борщ, иди сюда. Ты только вникни в ситуацию: телята остались без обеда. Фуражир и тот переживает, стоит, как бешеной собакой укушенный. Того и гляди, сам кусаться начнет. Почему он зашел в наш дом без медицинской справки? Где документ о своевременной прививке? Посмотри, Нина, быстрей, как его скрутило. Шею раздуло, в одном загривке килограммов пятьдесят. Не дай Бог у нас в прихожей поскользнется, неделю тебе мыть пол – не отмоешь. Нет, я этого не перенесу, это не для моего слабого здоровья. Сейчас же поднимусь и босиком к речки, в прорубь. В проруби мое место, в холоде. С фуражиром туда полезем. Я его первым пихну. Только где такую прорубь найти, чтобы он туда влез. Вместе с новыми валенками, с вилами, с сеном.
От избытка потрясений Николай уполз под одеяло, завернулся в него с головой, признаков жизни не подавал.
Фуражир пучил глаза и пытался что-то сообразить. Ванин только вздохнул от бессилия и повернул к двери. Кроме самого управляющего, кормить телят сегодня было некому.
Коков задержался. Новый сосед фуражиру крайне не нравился. Егорыч с декабря начал переживать за будущий урожай в огороде. Смолчать Егорыч не мог.
– Ты что, – пробовал заводить он ругань, – издеваться над нами? Не получится. Не туда приехал. Мы строго спросим. Слышал, что участковый говорил, мигом рога обобьем. Мы воровства в деревне не допустим. Тут тебе не железнодорожный вокзал, мы таких умников насквозь видим. Ишь, в чужие огороды навострился. А ты там хоть раз землю копнул, поливал эти помидоры и огурцы, ты почему за чужое хватаешься?
Троценко в ответ ловко выпростал голову из-под одеяла, для начала закатил глаза, встал на четвереньки, ползал по дивану. Изображал теленка.
– Му-у, му-у.
Ткнулся даже два раза головой Егорычу в колени. Нина залилась смехом как колокольчик.
Коков пятился назад, пока не сунулся валенком в таз с золой. Стоял так, соображая, что к чему, пока не услышал запах паленого. Новые валенки подгорали. Такой большой потери в роду Коковых не было со времен коллективизации. Огорченный Егорыч тут же пхнул ногу в стоящее рядом ведро с чистой водой, только что принесенное Ниной из колодца. Фуражир упорно мочил в питьевой воде свою зимнюю обувь, несмотря на крик хозяйки.
Егорыч низом живота чувствовал большую беду. Шлепал мокрым валенком по полу, мазал все разбухшей золой. На возмущение Нины не реагировал. Не до нее было, спокойная жизнь в деревне кончилась. Так считал фуражир и ничуть не ошибся.
– Прислали оболдуя на нашу голову, теперь намучаемся. Надо домой и срочно успокоительного отвара, пустырника, иначе сердце откажет.
– Вот это подарочек, теперь всем небо с овчинку покажется, – рассказывал он мне чуть позже обо всем в конторе, – столько лет прожил, а такого бегемота не видел. Теперь заживем, сами себя бояться будем.
– Он – один, нас много, – пытался я успокоить фуражира.
– Во-во, много и все как телята. Он завтра по огородам полезет. А кто подойдет и врежет ему в ухо? Некому!
– Может, не полезет?
– По рылу вижу – вор! Доброго человека с милицией не доставят, и добрый бы человек у Нины в постели летние очки не попросил…
Начало рассказа здесь
Tags: Проза Project: Moloko Author: Статейнов Анатолий