– Николай Максимович, вы сказали, что Пьер Лакотт вас назначил главным репетитором балета «Дочь фараона»; получается, что в Большом театре без вас выпускают этот спектакль?
– Конечно, без меня, но ведь нынешний руководитель лучше знает, как надо танцевать.
– А юридически это как-то оформлено?
– Это оформлено, есть приказ в Большом театре, что я главный репетитор...
– Ну вы должны где-то что-то подписывать...
– Нет, ничего не должен подписывать, меня в принципе, когда они восстанавливают спектакль, должны привлекать и я должен проверять текст, я должен репетировать и так далее.
– А запретить выпустить?
– Нет, запретить выпустить может только балетмейстер, я могу только не согласовать состав.
Просто в нынешнем Большом театре не может никто и ничего. Ну если премьера Родькина сняли со спектакля «Щелкунчик», с афиши, он объявлен был, он висел на сайте...
В мое время, если случались такого рода вещи – это было ЧП. У меня очень много есть этих вывесок, когда меня срочно меняли на кого-то и при входе, там где билеты отрывают, было написано, что сегодня ввиду каких-то обстоятельств партию такую-то исполняет Николай Цискаридзе. А когда не успевали это сделать и уже даже программка напечатана, потому что программки печатали в три часа дня, по-моему, то объявляли перед началом спектакля, что сегодня роль такую-то вместо такого-то будет исполнять, например, Николай Цискаридзе или другой артист. Но это всегда считалось чрезвычайным происшествием.
А сейчас... На «следующей неделе» спектакль, а никто не знает, какой состав. Ну двадцать восемь «Щелкунчиков» и двадцать восемь составов делают, всех тасуя между собой, только чтобы у всех был стресс. Я уж не говорю, что это огромная работа пианистов, огромная работа педагогов, которую не надо делать. Потому что если ты родился для испанской куклы, ты должен эту испанскую куклу танцевать и ничего больше, но должен ее танцевать хорошо.
Когда меня ввели в «Щелкунчик», был один танцовщик, очень взрослый, он шел на все, чтобы получить «Щелкунчика». Ему дали его к пенсии – и то в момент, когда Григорович из театра ушел. Уговорить Григоровича на то, чтобы этот артист выходил в балете «Щелкунчик», а он много лет был солистом театра, – было невозможно, потому что это была премьерская роль и солисты здесь не танцевали.
Когда на моем веку, я это застал и помню, вводили Лопатина, очень хорошего артиста, но он солист, он не может быть премьером... Он не может танцевать лорда Вильсона и Таора в «Дочери фараона», он не делает половины хореографии, физически не делает. Но зато он был потрясающий Пассифонт в той же «Дочери фараона», он был великолепный исполнитель испанской куклы – и он не может быть другим.
И, конечно, мы смотрели на того взрослого артиста и про себя говорили, что ну пожилой артист, заслуженный, уже перед пенсией, на последнем году, выслужился, уговорил руководство и ему дали этого Щелкунчика, лишь бы только ушел. Но показывать это людям нельзя, потому что если вы сейчас поставите ту запись, то будете тихо смеяться. Но с другой стороны, рядом с сегодняшними – это великолепное исполнение.
У нас была фантастическая солистка в Большом театре Юлия Левина, которая была и технически великолепна, и прыгала высоко, она была одной из лучших исполнительниц Мирты и так далее. В театре просто считалось, что у нее не очень пачечные ноги и ей не давали пачечный репертуар. Она прыгала круче, чем кто-либо, и вращалась, но ее не ставили в пачку, потому что было вот такое правило. И вдруг ее выпустили в «Корсаре» в Одалисках и это считалось чем-то невероятным. А сейчас...
Я видел одну артистку, даже не знаю ее фамилию, она танцевала Машу в «Щелкунчике» и сама выставила это в Фейсбуке. Мне прислали ссылку. Надо было прямо на сцене арестовать руководителя, педагога и ее, потому что зрителя обманули. У девочки нет вращения, она падает, они снимают куски вариации, они заменяют прыжки на пальцах на топотушки.
В эту пандемию показывали один состав хуже другого. Вот «Дон Кихот»: кому пришло в голову поставить такой состав вместе? Я сидел, смотрел и думал, что это просто унижение театра. Мало того, что они его показывали в день рождения Чайковского, когда весь мир праздновал день рождение Петра Ильича, они показывали «Дон Кихот». Хорошо, пусть, но еще и такой плохой состав.... «Дон Кихот» в Большом театре записан много раз, ну покажите что-то хорошее, покажите Максимову с Васильевым, покажите Ананиашвили с Уваровым, покажите то, где хорошо танцуют, почему вы показываете самый плохой состав в день рождения Чайковского?..
Считается, что «Лебединое озеро» и «Дон Кихот» – это московские спектакли, потому что они в Москве родились и так далее. Но тут ничего не осталось, это «дистиллированная вода, которая еще пропущена через фильтры». Характерные танцы – чудовищные, вот что значит нет Юли Малхасянц уже давно. Не репетирует хороший репетитор, не репетирует настоящий характерный танцовщик, репетируют какие-то милые девочки, которые иногда исполняли характерные роли. Все приблизительно, и это уничтожило спектакль.
Люди из провинции очень редко попадали у нас в труппу, особенно, которые учились в отдаленных училищах. Их могли взять в труппу «мебелью», они могли где-то там сидеть, но в соло – никогда в жизни. Как можно выпускать человека, который не понимает, что такое стиль, ему с детства не привили, он бездарен в движении. Не просто же так надо было учиться в Москве или в Питере – это не придумка, это не снобизм. Только здесь можно воспитаться для серьезных сцен, больше нигде, или надо быть таким гением, как Надежда Павлова, все, больше примеров я привести не могу.
Ведь и я учился в Москве и Надя Грачева училась в Москве, иначе всего этого бы не было. Были, конечно, очень сильные училища, такие как в Киеве, в Риге, где были действительно очень сильные педагоги. Но опять-таки, они все были артисты Мариинского театра. Всех звезд Киева выпустила Галина Кириллова, выпускница Вагановой, прима-балерина Мариинского театра. Всех звезд из Риги выпускала замечательный педагог Беликова, которая учила Семеняку и Мезенцеву. Просто так сложилось, что она в Риге стала работать. Ну и так далее.
