Это эссе я посвящаю комментатору Яндекс-Дзена, который собрался меня просветить. Цитирую:
Поэт попросту насмехался над безграмотными соотечественниками, для которых нахватавшийся по верхам знаний хлыщ - не просто учёный малый, но ещё и прямо-таки зануда-умник.
По нынешним временам Онегин - классический пользователь Википедии, а вот его знакомые и до того уровня не дотягивали.
Онегин кропал простенькие стишки-насмешки, но в классической поэзии был полным профаном. Классиков бранил, зато модного Адама Смита читал, да. Вот только вряд ли понимал, относясь к тем, кого в наши дни называют диванными экспертами.
Пушкин, действительно, посмеивался над уровнем культуры соотечественников:
Мы все учились понемногу…
Образование героя – получше, чем у его окружения, однако автор смотрит иронично и на окружение, и на самого Онегина. Евгений, с точки зрения поэта, имел довольно слабое образование.
Заметим и подчеркнем: с точки зрения ПУШКИНА – слабое.
А как насчет «классического пользователя Википедии»?
Языки
«Человек столько раз человек, сколько языков он знает»
(приписывается Карлу V, из Брантома)
Онегин в совершенстве знал французский (как родной). Теперь это явленье называют «детским билингвизмом» – Евгения, очевидно, выучила Madame, которая «сперва за ним ходила». Чему же научил Monsieur?
Monsieur l’Abbé – это «месье аббат». Да-да! Этот «француз убогой» не похож на духовное лицо. Но таковы они и были – «французские аббаты XVIII века». Не знаю, верил ли тот в Бога, но был точно обучен латыни. Он, очевидно, и научил ребенка третьему языку – «шутя» (как учил остальному).
Онегин мог читать на латыни несложные тексты («эпигрáфы» – в русском языке начала XIX века это прежде всего надписи на памятниках и могилах: латинских надписей в городе на Неве было намного больше, чем теперь). Однако он знал латынь плохо.
Выучить древний язык хорошо (чтобы уверенно читать античных авторов) – гораздо сложнее, чем овладеть языком новым. С отрывками из «Энеиды» Онегин познакомился по хрестоматии, а Ювенала должен был читать – как все на свете – во французском переводе.
А вы б могли «потолковать о Ювенале»?
Французский, русский, латынь. Это все? Неочевидно.
Всего, что знал ещё Евгений,
Пересказать мне недосуг
Ленский, пробывший много лет
Под небом Шиллера и Гете
и подружившийся с Онегиным, во время разговоров сыпал цитатами из современной романтической поэзии: скорее всего, на немецком языке (менее вероятен английский).
Поэт в жару своих суждений
Читал, забывшись, между тем
Отрывки северных поэм;
И снисходительный Евгений,
Хоть их не много понимал,
Прилежно юноше внимал.
Немецкий язык занимал в Европе второе место после французского, и странно было бы для дворянина получить латынь совсем без немецкого. Другое дело, что Онегин и немецкий знал неважно, так что со слуха плохо понимал стихи Гете и Шиллера.
В черновиках к первой главе есть это:
Он знал немецкую словесность
По книге госпожи де Сталь.
Имеется в виду знаменитая книга «О Германии»… написанная по-французски. Как это похоже на Лицей, где лекции по немецкой словесности читали не на немецком, а на французском.
Итак, три иностранных языка: французский – как родной, немецкий – слабо и латинский – слабо. Очень похоже на интеллектуальный багаж Пушкина сразу после Лицея. Именно эти языки и именно на таком уровне поэт знал в 18 лет. Другое дело, что поэт потом всю жизнь учился (Правда ли, что Пушкин знал 16 языков?)
А как же Онегин?
Философ в осьмнадцать лет
Надо понимать простую вещь: онегинскую хронологию. Тот всем известный интеллектуальный портрет, который Пушкин набросал в первых строфах первой главы – это портрет восемнадцатилетнего юноши.
Он по-французски совершенно
Мог изъясняться и писал;
Легко мазурку танцевал
И кланялся непринужденно;
Чего ж вам больше? Свет решил,
Что он умён и очень мил.
...
Имел он счастливый талант
Без принужденья в разговоре
Коснуться до всего слегка,
...
И возбуждать улыбку дам
Огнём нежданных эпиграмм (то есть острот).
...
Он рыться не имел охоты
В хронологической пыли
Бытописания земли;
Но дней минувших анекдоты,
От Ромула до наших дней,
Хранил он в памяти своей (имеются в виду, конечно же, не «анекдоты» в современном смысле слова, «но истории из жизни»).
...
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет…
Копнем чуть-чуть поглубже
Есть любопытные черновики, которые позволяют нам «подслушать», о чем наш герой мог разговаривать в светских гостиных:
Подозревали в нем талант,
И мог Евгений в самом деле
Вести приятный разговор,
А иногда ученый спор
О господине Мармонтеле,
О карбонарах, о Парни,
Об генерале Жомини.
Мармонтель – французский энциклопедист (и поэт) XVIII века, Парни – любимый поэт молодого Пушкина, карбонарии – это актуальная европейская политика, Жомини – теоретик военного искусства, французский «Клаузевиц», который как раз тогда, в 1810-х, выступил со своими трудами.
Смотрим еще! Из комментария Томашевского к «Онегину»:
В черновиках к последним стихам, как темы разговоров Онегина, упоминаются Байрон, Мирабо, Бергами, Манюэль, Бенжамен (Констан), Геснер, гетерия, магнетизм.
Гесснер – поэт и художник XVIII века, Констан и Байрон – классики европейского романтизма, в 1810-х это последний писк моды. «Гетерия» – организация заговорщиков, которая скоро приведет к греческой революции…
Словом, Онегин производит впечатление человека с широкой, хотя и несколько поверхностной эрудицией. В его познаниях пока нет большой глубины и системности, но это – дело наживное.
Много людей вы видели с глубокими познаниями – в восемнадцать лет?
Простим Евгению его неготовность к работе
В хронологической пыли
Бытописания земли
Ведь этого желания не наблюдается даже у студентов истфака.
Зато читал Адама Смита…
Его «воинствующее невежество» в вопросах поэзии – вещь показная и наигранная:
Не мог он ямба от хорея,
Как мы ни бились, отличить.
Да, у французов нет ни хорея, ни ямба, есть – «двенадцать слогов в строчке». Однако человек, учивший латынь, не может не иметь познаний в метрике. Иначе вообще не одолеет гекзаметров Вергилия, даже двух строк.
Что же касается дальнейшего:
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
Заметим, Адами Смит – не «модный автор», это тоже один из классиков. Мировых классиков экономической литературы...
У этого пассажа есть интересный культурный контекст. Вот что пишет Лотман:
«П<ушкину> были известны слова Н<иколая>. Тургенева во вступительной речи при приеме в «Арзамас», иронически противопоставлявшие бесполезный, по его мнению, перевод «Илиады» Гнедичем полезным сочинениям по политической экономии».
Отметим, Николай Тургенев – не «диванный эксперт», а молодой русский экономист и… декабрист. Лотман отметил много других моментов, которые связывают Онегина с «преддекабристским» культурным кругом.
Нет! Я, естественно, не собираюсь выводить героя на Сенатскую площадь. Я лишь хочу сказать: Евгений – сложен. Дэнди, повеса и лентяй – лишь один «полюс» онегинской личности. Есть и другие полюса, герой вообще весьма неодномерен.
Все, что до сего момента было сказано, относится, мы повторим, к онегинской юности.
Когда наш герой приезжает в деревню, ему уже не 18 лет, а 25. Какую эволюцию прошел наш герой к 25 годам?
Продолжение – в следующей статье!
Все мои статьи, связанные с Пушкиным и «Евгением Онегиным», можно найти в оглавлении журнала «Нетривиальная история».
Читайте также:
Онегинская Москва: прогулка по следам Татьяны Лариной
