- Ты, это, не ешь больше витаминки за завтраком, - сказал Богданов, - это не витамины, а пилюли. Чтобы к бабам не тянуло. В тайге-то их нет!..
Как мы укрепляли здоровье
Это было на БАМе. Мартовские морозы отпустили. Температура устоялась в пределах 20 градусов. И мы поехали теплой компанией на реку Туюн. Этот приток Буреи бы хорошо знаком нам по летним рыбалкам. Мы останавливались на крутом мысу, ниже которого закручивался омут. Рядом стояло заброшенное зимовье с печкой, вполне пригодное для зимнего ночлега. В том месте на поплавочную удочку с короедом на крючке стабильно брал крупный темный хариус. Иногда попадались и ленки. Но ленков мы ловили обычно ночью спиннингом на искусственного мыша… На подледный же лов отправились впервые.
Лёд был толщиной под два метра. Чтобы добраться до воды, сперва поработали пешнями, затем бензопилой, потом коловоротом с дополнительным метровым коленом. Умаялись с одной лункой дальше некуда, хотя и сменяли друг друга. Коловорота едва хватило. Еле успели его вытащить, как в воздух рванул серебряный фонтан. На лед шлепались вполне товарные ленки и хариусы. Видно, ближние перекаты на Туюне перемерзли намертво, и рыба спасалась от удушья в омуте, к которому мы и заявились. Фонтан иссяк, но на поверхности проруби то и дело появлялись, слабо пошевеливая плавниками, самые крупные экземпляры. Им, понятно, было не до клева, лишь бы кислороду глотнуть. Нам же хватило и той рыбы, что выкинуло на лед.
Большинство из нашего экипажа, прихватив «улов», отправились в зимовье варить уху. А мы с бригадным врачом Володей Богдановым остались у проруби, чтобы, хоть символически, окунуть в воду удочки. Как и следовало ожидать, не клевало. Богданов достал из-за пазухи фляжку с медицинским спиртом и два пластмассовых стаканчика. Выпили и, не переводя дыхания, запили туюнской водой. И еще по одной пропустили. Богданов расслабился и сказал:
- Ты, это, не ешь больше витаминки за завтраком.
Чашки с разноцветными сладкими горошинами стояли в нашей столовой на каждом столе, и мы лопали их горстями.
- Почему? - спросил я.
- Это не витамины, а пилюли. Чтобы к бабам не тянуло. В тайге-то их нет!
Я в недоумении уставился на врача, переваривая его совет. То-то мы удивлялись, что женщины нам даже не снятся!
- Только ты никому не говори об этом, - спохватился Богданов.
В зимовье во избежание эксцессов я удержал язык за зубами. А по возвращении в городок, движимый состраданием к коллегам, выложил секрет всему палаточному воинству. Возмущенные таким вероломством, мужики двинулись в санитарную палатку. Богданов, завидя нас, вышмыгнул на улицу с другой стороны. А мы разыскали огромные банки с «витаминками» и отволокли их в тракторную колею, по которой тяжелая гусеничная техника ходила круглосуточно…
Летом мы с Богдановым снова оказались на знакомом мысу. Он рыбачил на закидушки. Я пускал поплавок своей шестиметровой удочки по течению. Поклёвка происходила всегда в одном и том же месте в момент, когда поплавок огибал большой подводный валун, и течение выталкивало короеда чуть ли не к поверхности. Он стремительно уходил вниз, и очередной темный хариус вынужден был обживать сетчатый садок.
Зимовье летом нам было ни к чему, и табор мы устроили прямо на мысу, прогрев предварительно костром-нодьёй место под палатку. Сидели в таежных сумерках, глядя на языки пламени, и, понятное дело, опять расслабились под уху. Он упрекнул меня:
- Ты зачем рассказал всем про пилюли?
- А вдруг они и в отпуске будут действовать?
- Думаешь, тот разбой вам помог?
Я насторожился и вопросительно глянул на приятеля.
- Пилюли стали растворять в кофейном титане, - продолжил он, – так было велено. А вы по три кружки кофе выпивали!
С того дня мы перестали пить столовский кофе…
Федя идёт!
Мы с Кузьмой Пашикиным сидели у лунок на Можайском водохранилище, когда со стороны плотины раздался отдаленный крик и, подхваченный рыболовами, стал быстро приближаться. Вскоре можно было различить:
- Федя иде-е-от!
Кузьма привстал над лункой, сделал ладони рупором и отправил клик дальше:
- Федя иде-е-от!
Когда эхо унесло голоса к горизонту, я спросил его:
- Что за Федя?
И услышал такую историю. Примерно четверть века назад сидели вот так же на льду рыбаки. Водка у всех уже была выпита, а хотелось. Однако до ближайшего магазина четыре километра по заснеженному полю, так что переться в зимней амуниции никому не хотелось. Но нашелся доброволец - мужичок в телогрейке, рыбачивший неподалеку.
- Меня Федей кличут, - сказал он. - Поглядите за моими снастями, я в момент обернусь.
Прослышав про гонца, к мужичку - телогреечнику потянулся народ с ближних и дальних лунок. Желающих подогреться набралось человек двадцать. Один из рыбаков даже опростал свой рюкзак и презентовал его гонцу, чтобы легче было ценный груз нести. И Федя отправился выполнять боевое задание. Через час рыбаки стали нетерпеливо поглядывать в сторону прятавшейся за косогором деревни. Но на льду было пусто. Часа через два вроде бы промелькнула на склоне берега фигура, и все радостно завопили:
- Федя идет!
Но это оказалась тетка с санками, собиравшая на льду пустые бутылки. Рыбаки подошли к Фединой лунке. Его ящик оказался посылочным, а удочка - обыкновенная палка с намотанной на гвозди леской. Еще через час начало темнеть, и надежда на возвращение Феди таяла вместе с лучами уходящего солнца. Больше всех расстроился рыбак, оставшийся без рюкзака. Пришлось ему снимать с себя рубаху и делать из нее торбу. С тех пор каждые выходные по льду Можайки несется крик надежды многолетней давности.
- Федя иде-е-от!..
Норма маршала
Маршалы раньше на пенсию не уходили. Каждого ждало место в так называемой райской группе, где они пожизненно числились инспекторами. А чтобы оправдать это звание, выезжали время от времени в войска: инспектировать. Таким райским инспектором был и маршал, чью фамилию называть не буду. Человек он героический и рисковый, принимал участие в казни Берии. В жизни поступал без оглядки на обстоятельства, был под два метра ростом, любителем рыбалки и выпивки. В качестве инспектора он отправился в Группу Советских войск в Германии. Как раз в это время там проходил групповой слет молодых офицеров, на котором маршал запланировал выступить.
- В чем главные проблемы у молодых? – спросил он у начальника политуправления.
- Пьют много! – сообщил тот.
- Нехорошо! – согласился с ним маршал. – Лучше бы на рыбалку ездили!
- Ездили. И там пьют. Один старший лейтенант пьяный в воду свалился вместе с удочкой. Чуть не утонул. Вытащили.
- Ладно, - решительно сказал маршал. - Дам молодым накачку!
С этого он и начал свою речь.
- Много пьете, товарищи лейтенанты! Меня тут проинформировали, что один старлей даже на рыбалке упился, свалился с обрыва и удочку утопил. Стыдоба, товарищи лейтенанты! Норму свою надо знать. Взял пятьсот на грудь – и хватит!
Сидевший в президиуме начальник политуправления заерзал, затем торопливо приподнялся и шепнул оратору:
- Не пятьсот – двести!
Маршал был глуховат на ухо, недоуменно уставился на него, переваривая
информацию. Кивнул головой и внес ясность:
- Ну, в крайнем случае, еще двести можно добавить!
Бурные аплодисменты, переходящие в овацию, засвидетельствовали полный успех оратора…
Кабан для командующего
По натуре я рыбак. Но баловался и ружьишком. Мой приятель-генерал Борис Пендюр пригласил меня однажды на крутую утиную охоту, организовать которую взялся сам подполковник Сёма, председатель окружного охотничьего общества. По приезду на базу он выделил самолучшего егеря, и тот повел нас тайными тропами на вечернюю зорьку. Затаились мы с Борисом в береговых камышах. Не курим, говорим только шепотом. Ждем, когда потянутся утиные стаи. И они потянулись. Но все с другой стороны озера… До самого темна мы тоскливо провожали их взглядами, так ни разу и не выстрелив. По возвращении подполковник Сёма поставил егеря по стойке «смирно», отчитал и поставил задачу:
- На утрянку поставь гостей на другую сторону. На лодке. Понял?
- Так точно.
Еще и светать не начало, когда мы вплыли в камыши и, как накануне, затаились. Но, видно, выпала на нашу долю исключительная невезуха. Теперь утки летали там, где мы сидели вчера. Лишь одинокий чирок сунулся в нашу сторону, но, спугнутый моим преждевременным выстрелом, стремглав метнулся к сородичам. На базу мы вернулись мрачные и с желанием немедленно отбыть с этого невезучего озера. Даже запотевшая бутылка на столе не улучшила настроения. Видя такое дело, охотничий председатель сказал Борису:
- Тут недалеко есть глухое озерцо. Только подходить к нему надо осторожно, чтобы не спугнуть утей…
Мы были осторожны, как разведчики, и бесшумны, словно лисы. Последние метры продвигались чуть ли не по-пластунски. Уляпались в болотной жиже, но были вознаграждены открывшейся нам панорамой. Метрах в пятидесяти от берега плавали пять заматеревших крякв. Плюнули на охотничью этику и уложили двумя дуплетами всю пятерку. И стали соображать, как достать добычу, не плыть же за ней по осенней воде. Тут, как в сказке, появился солдат с надувной лодкой на плече. Мы не успели и слова ему сказать, а он уже шлепал веслами, направляясь к нашим трофеям. Собрал их, доставил на берег и вручил нам. Надо ли говорить, что настроение разом скакнуло вверх. Выпили за удачную охоту, воздали должное приготовленным хозяйкой шулюму из дичи и ухе. Разомлевшие и довольные начали было травить охотничьи байки, но помешал наш егерь-бедолага. Ввалился без стука, встал перед начальником и доложил:
- Было пятьдесят четыре штуки, осталось сорок девять.
Если бы подполковник Сёма не побагровел, мы с Борисом так бы и не врубились. А тут мгновенно сообразили, что разница в цифрах и есть пять наших уток. Пришлось начальнику признаваться. Оказывается, весной в хозяйстве отлавливают утят, подрезают им крылья, откармливают. И выпускают в озерцо для незадачливых, но почетных охотников. Как подполковник Сёма ни оправдывался, мы ощущали себя обманутыми и обиженными.
- Хотите, подскочим к вольерам? – воскликнул он, наконец.
- Зачем? – тусклым голосом проговорил Борис.
- Я покажу вам кабанов для начальника штаба округа и командующего.
- В каком смысле, покажешь?
- В прямом. Тех, которых они шлепнут в нашем хозяйстве.
Секачи, возлежавшие за сеткой, впечатляли своими грозными клыками.
- Тоже младенцами отловили? – спросил я.
- Ага.
- И как же начальство будет их отстреливать?
- Просто… Мы выводили их с поросячьего возраста на противоположную опушку. И вели на эту сторону на кормежку. Так и приучили к своей тропе. Сидку командующему устроим в месте кормежки. И выпустим секача. Он побежит к своему корыту и попадет на мушку…
Предстоящее надувательство воинского начальника ослабило нашу обиду. Продолжившееся застолье окончательно смыло ее… Однако ружье свое я вскоре продал. И с тех пор хожу только на рыбалку…