Биография Эрика до начала "романа века": Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6
Часть 7
1961-1962
Расставшись с Марией Толчиф, весну 1961 года Эрик встретил в родном Копенгагене. Он, как пишут в романах, стоял один на вершине карьеры и в зените славы. Ему 32 года, он звезда мировой величины. Он может по прихоти принять или отвергнуть любой контракт, диктовать любые условия, сам выбирать, что и где он хочет танцевать. Будущее танцовщика Эрика Бруна выглядело очень красиво, предсказуемо и в высшей степени достойно. Заняться преподаванием, воспитывать следующее поколение танцовщиков. Иногда соглашаться на особо интересные короткие контракты — если есть желание или репертуар покажется интересным. А через несколько лет — если Эрик захочет, конечно, он сам возглавит датскую труппу.
Это было на поверхности.
В действительности же Эрик пребывал в очередном кризисе. 32 года — молодость для нас, но для балетного танцовщика это уже почти старость. Королевский балет Дании в ту пору отправлял своих артистов на пенсию в 35 лет. Эрик чувствовал, что его время уходит, начинал искать признаки старения и угасания сил — и, при своей тревожности, находил их во всем. Снова бесконечная череда отмененных под пустыми предлогами выступлений. Что-то кольнуло, как-то неудачно наступил или повернулся — и все, он уже не может танцевать.
Эрик молчал и никому не жаловался, но немногочисленные близкие люди замечали, что с ним что-то происходит. Его педагог Вера Волкова в одном из частных писем подруге Колетт Кларк написала, что лучше бы Эрику уже сейчас оставить сцену и посвятить себя преподаванию, этим он сохранит остатки нервов и психического здоровья.
Эрик в самом деле проявил себя одаренным педагогом. В Копенгагене у него уже было несколько учеников, благодарных, боготворящих его. Ни один не догадывался, с каким чувством Эрик входит в класс заниматься с юным танцовщиком, у которого вся жизнь впереди. Эрик дал себе слово никогда не срываться на них, как на него когда-то срывался Антон Долин, и держал себя в руках.
Он держал себя в руках всю жизнь и как никогда был готов сломаться.
В сентябре 1961 года в Копенгаген приехала Мария Толчиф. Закончив свой роман-нероман, они с Эриком сохранили сотрудничество на сцене: и он, и она понимали, что их партнерство уникально и им надо дорожить. Вот и сейчас Мария собиралась танцевать с Эриком в гала-концерте. Она приехала не одна, ее сопровождал молодой любовник. Им оказался Рудольф Нуреев — русский танцовщик, наделавший так много шума тем, что попросил политического убежища во Франции всего несколько месяцев назад, в июне 1961 года.
Рудольф оказался большим поклонником Эрика. Он никогда не видел его танцующим “вживую”, только на любительской видеозаписи, оставшейся после гастролей АБТ в СССР, но некачественной записи без звука оказалось достаточно, чтобы произвести впечатление. "Такой холодный, что обжигает" - так охарактеризовал Эрика Рудольф.
В Копенгагене Рудольф начал заниматься с Верой Волковой, но его самой большой мечтой было учиться у самого Эрика. Как он сам заявил со своим потрясающим самомнением, Эрик Брун был единственным танцовщиком, кто еще может его, Рудольфа Нуреева, чему-то научить.
Эрик поначалу был не в восторге от свалившегося как снег на голову “ученика”. На его взгляд, юноша был чудовищно плохо выученным, с “грязной” техникой. Бравурный советский стиль казался рафинированному датчанину безвкусным и вульгарным. Даже рвение и старания Рудольфа на уроках не производили на Эрика особого впечатления. К тому же, его нервировало слишком явное обожание. Рудольф ходил за Эриком хвостиком, не задаваясь вопросом, уместно его присутствие сейчас или нет, он даже являлся в премьерскую уборную и умиленно наблюдал за тем, как Эрик одевается и завязывает галстук. А еще он был влюблен и совершенно не скрывал этого. Мария была совершенно забыта с первых же дней в Копенгагене. Не то чтобы Эрику были совершенно чужды такие чувства, но надо же иметь приличия! Такие манеры, варварские и предельно откровенные любовные притязания выбивали из колеи. Эрик прятал смятение за грубостью и резко отчитывал Рудика. Он пытался быть холодным и высокомерным. Но выросший на рабочей окраине Уфы Нуреев нисколько не смущался. Всегда получать желаемое любой ценой, не останавливаясь ни перед чем, просто переть напролом - было главным его жизненным правилом. Сопротивление намеченной “жертвы” (будь то сексуальный интерес или хореограф с интересной постановкой) его не огорчало и вообще не трогало — всего лишь временные трудности, а кому легко?
Рудольфу потребовалось меньше месяца с момента первой встречи, чтобы добиться от Эрика всего, что он хотел. Осенью 1961 года он уже переехал в дом Эрика (вернее, в дом матери Эрика), как когда-то Рэй Барра. Мария, последней узнав о том, что два ее любовника, бывший и нынешний, живут вместе, закатила страшный скандал, который в датском театре с удовольствием смаковали еще много лет.
Что ж, Эрику теперь придется привыкать к скандалам.
Они немедленно начались и дома - фру Брун оказалась не готова мириться с очередным пришельцем, но пришелец сам оказался с зубами, и скоро Эрик обнаружил, что его яростно делят и вот-вот разорвут на части.
Некоторая передышка наступила, когда Эрик и Рудольф вдвоем перебрались в Лондон зимой 1961-62. Эрик возлагал большие надежды на наступающий лондонский период. Британский Королевский балет оставался чуть ли не единственной значительной труппой, с которой он до сих пор не был связан контрактом, и при этом именно туда ему всегда хотелось попасть. Ему нравился стиль англичан, их традиция придавать актерской составляющей роли такое же значение, как и, собственно, танцевальной, их выучка подходила его данным. Он ожидал, что в Лондоне наконец-то почувствует себя как дома, сможет забыть о том, что его время как танцовщика проходит, и к нему снова вернется радость жизни и творчества… Тем более, у него новая любовь.
Рудольф тоже получил контракт в Ковент Гарден. Поначалу казалось, что вернулись золотые времена Сони или Рэя — жить вместе, танцевать на одной сцене, вместе ездить в отпуск. Однако Рудольф совершенно не походил на типаж, привычный Эрику. Он не был мягким, удобным, управляемым мальчиком, вечно смотрящим в рот нервному ментору. И, что стало для Эрика шокирующим сюрпризом, Рудольф совершенно не считал физическую верность партнеру обязательной. Начались бесконечные американские горки - сцены ревности, бурные примирения, и опять, и снова. Эрик впервые в жизни влюбился настолько, что даже не помышлял разорвать этот порочный круг. Но и Рудольф, начисто лишенный сантиментов и эмпатии, в своей своеобразной манере по-прежнему страстно обожал Эрика. Это и превратило их в одну из самых интересных селебрити-пар 1960-х.
Как будто ревности и ссор было мало, жизнь Эрика стало все сильнее отравлять вынужденное артистическое соперничество с тем, кого он любил. Из экзотического персонажа, известного в основном авантюрным бегством из СССР, Рудольф Нуреев стремительно превращался в танцовщика № 1 в мире. Его дуэт с Марго Фонтейн, сложившийся как раз в Лондоне, стал сенсацией. Если известность Эрика распространялась только на мир классического танца, то Рудольф стал своего рода поп-звездой от балета. О нем все говорили. За ним охотилась пресса. Его броская экзотическая наружность, нескрываемая сексапильность, харизма и манеры современного парня привлекали в театр не только серьезных балетоманов, но и молодежь, которую, казалось бы, до сих пор интересовали только Битлз и американские кинозвезды. И, конечно, с такой рекламой билеты на спектакли Рудольфа исчезали быстрее, чем на спектакли Эрика.
И он был на 10 лет моложе. Рядом с ним Эрик начал чувствовать себя старой развалиной, болеть и… ну да, отменять выступления. Он отказался под предлогом нездоровья от премьерной “Жизели”, и спектакль отдали Рудольфу Нурееву и Марго Фонтейн. Эрик наблюдал из зала за их триумфом, раздираемый противоречивыми чувствами. Несомненно, он был и горд за Рудольфа, и искренне восхищался им как танцовщиком… Но, когда начались поклоны и поднялся шквал аплодисментов, Эрик не выдержал и просто ушел. Рудольф, надо отдать ему должное, не мог наслаждаться своим успехом без Эрика и побежал за ним, несмотря на то, что его все еще вызывали за занавес.
В итоге прошло всего несколько месяцев такой жизни, и у Эрика случился тяжелейший нервный срыв, и он даже был вынужден вернуться в Копенгаген и лечь в больницу. “Железная леди” английского Королевского балета Нинетт де Валуа отпустила его почти с облегчением. Эрик больше не интересовал ее, она решила сосредоточиться на “кассовом” Рудольфе и продвигать только его. В этом соперничестве, которого ни один, ни второй не хотели и которое было навязано им самой логикой артистической жизни, Эрик проиграл.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: