Художник хранит в своём мозгу колоссальный запас зрительных впечатлений. Тренируя зрительную память, он создаёт сокровищницу зрительных образов, неисчерпаемость которой Альбрехт Дюрер характеризовал так:
«Хороший живописец всегда полон образов, и если бы было возможно, чтобы он жил вечно, он всегда изливал бы в своих произведениях что-нибудь новое из внутренних идей...»
Высоко ценя возможность свободно распоряжаться накопленным материалом, мастера Возрождения ставили себе задачу выучить человеческую фигуру, при всей её невероятной сложности, наизусть:
«... ты не всегда будешь располагать хорошей обнажённой натурой, - писал в «Книге о живописи» Леонардо да Винчи, - лучше и полезней для тебя иметь такое разнообразие в руке и в памяти».
Этому совету великого флорентийца буквально следовал Алексей Егоров — русский художник начала XIX века. В петербургской Академии художеств великолепно в те годы преподавали рисунок, было много отличных рисовальщиков, но даже среди них выделялся Егоров удивительной точностью руки и глаза.
Он обладал «абсолютным зрением», если можно употребить такое выражение по аналогии с привычным для музыканта определением «абсолютный слух». Всё, что Егоров видел, он мог воспроизвести совершенно точно.
Говорят, огромное количество античных статуй он мог без ошибки нарисовать по памяти, причём с любой точки зрения — спереди, сзади, справа, слева или «в три четверти». Мозг этого человека был похож на обширную диатеку: он мог по своему желанию извлечь из запасов памяти любой кадр и воспроизвести его на бумаге.
Способности студента Егорова удивляли Академию. Егоров окончил Академию с золотой медалью. Золотая медаль давала право на заграничное путешествие, и Егоров уехал в Италию. Италия, наследница римского искусства, владеющая произведениями величайших художников Возрождения — Микеланджело, Леонардо да Винчи и Рафаэля — считалась родиной изящных искусств.
Итальянские художники сверху вниз смотрели на северных варваров, с малоподвижными руками, вялыми движениями, ленивыми глазами, приезжающих в солнечную Италию учиться уму-разуму. Егоров поразил итальянцев: вместо робкого ученика итальянцы увидели феноменально одарённого рисовальщика.
В легенду превратился рассказ о том, как Егоров, не отрывая угля от картона, очертил контур обнажённой мужской фигуры совершенной красоты, начав свой рисунок с большого пальца левой ноги. Художник так легко нарисовал контур, так точно наметил выступ каждого мускула, что могло показаться: он обводит силуэт одному ему видимой тени, падающей на картон от стоящего рядом атлета.
Так же, как по памяти, рисовал Егоров и с натуры: рука уверенно и точно повторяла то же самое движение, которое совершал глаз художника, обегая контур изображаемой фигуры. Глаз и рука работали, как связанные между собой части тончайшего измерительного инструмента.
И только эстетическое представление и воля художника, корректируя рисунок, не давали ему превратиться в механическую копию. В этом ничтожном, почти неуловимом отступлении от натуры, в подчёркивании одного и опускании другого и заключается тайна искусства, позволяющая художнику создавать не копии с натуры, но образы, обобщения, типы.
Способностью работать по живому представлению, словно с натуры, отличались и другие мастера. Очевидец рассказывает эпизод работы французского мастера Теодора Жерико над его знаменитым холстом «Плот Медузы»:
«На одном сеансе я увидел, как он с живостью, свойственной только его кисти, импровизировал ту самую великолепную шевелюру запрокинутой головы, которую мы видим в центре его картины. Жерико, казалось, был не доволен сделанным; менее, чем за полчаса он соскрёб и написал всё сначала. Я пристально смотрел на его лицо во время работы. Он не говорил ни слова и был совершенно поглощён живописью; казалось, он копирует голову, которую действительно видит перед собой...»
Став известным художником, В. И. Суриков с уважением вспоминал своего учителя архитектора Ф. А. Горностаева, читавшего слушателям Академии историю искусств. Горностаев иллюстрировал свои лекции рисунками: одной точнейшей линией он очерчивал на доске фигуру античного Аполлона или фавна...
Студенты очень дорожили рисунками Горностаева и не стирали их с доски как можно дольше.
Один мой знакомый скульптор, отличный рисовальщик, жадно наблюдая во время летних отпусков натуру, рассказывал мне, что, возвращаясь с пляжа, он уносит в памяти «куски пространства с заключённой в них человеческой фигурой».
Художник В. Н. Бакшеев, сам пейзажист, был поражён однажды силой зрительной памяти И. И. Левитана. Группа молодых художников отправилась гулять в Сокольники. Прогулка затянулась допоздна. Настала морозная зимняя ночь. Взошла луна. Мир преобразился. И вдруг молодые люди наткнулись на сложенные в груду жернова. Серо-розовые жернова красиво рисовались на фоне далёкого соснового бора. Над головой волшебно сияло зелёно-голубое ночное лунное небо, и снег тускло светился под лучами луны. Художники остановились и дружно восхищались красотой пейзажа.
А через несколько дней, зайдя в мастерскую Левитана, Бакшеев увидел на мольберте пейзаж: серо-розовые жернова рисуются на фоне соснового бора, тускло сияет голубоватый снег, и высоко поднимается зелёно-голубое лунное небо. Левитан унёс с собою кусок пространства с вписанным в него пейзажем.
Он запомнил тысячи, буквально тысячи линейных величин, оттенки многочисленных цветов и тональных пятен. Бакшеев, как художник, это оценил и понял. Существует любопытное свидетельство, как, пользуясь своей необычайно развитой зрительной памятью, молодой Рокуэлл Кент успешно в кратчайшие сроки управлялся с подготовкой к самым трудным экзаменам.
«Перед каждым серьёзным экзаменом я буквально набивал, нашпиговывал свою голову знаниями, причём довольно часто проделывал это лишь накануне экзамена. Для того чтобы хоть как-то систематизировать в голове эту умственную начинку, я обычно составлял иллюстрированный перечень выученных фактов, обозначая их такими причудливыми и живописными письменами и иллюстрируя такими рисунками и диаграммами, что по крайней мере на сутки эти листки ярко запечатлялись в памяти. Я мог явственно вызвать их в воображении в любую минуту и буквально читать по ним...»
Иногда зрительная память, тренированные рука и глаз позволяют художникам показывать нечто вроде фокусов, где три эти качества, взятые вместе, дают поразительный результат.
Жан Гюбер специализировался по созданию портретов Вольтера. Рассказывали, что он умел вырезывать из плотной бумаги профиль Вольтера, держа руки с ножницами и бумагой за спиной. Иногда он проделывал ещё более изумительный фокус: давал своей собаке в зубы кусок сухого сыра и, поворачивая его в разные стороны, вынимал из собачьей пасти вырезанный собачьими клыками бюст Вольтера.
Не надо думать, что каждый художник может нарисовать по памяти любую античную статую, как это делал Алексей Егоров, или вынуть из собачьей пасти чудесным образом созданный из куска сыра бюст известного человека. Но каждый художник обладает зрительной памятью, точной реакцией руки и глаза, намного превышающими соответствующие качества человека, никогда не занимавшегося живописью и рисунком. Для художника эти качества — профессиональные.
Пожалуйста, оцените эту статью и подпишитесь на канал или поделитесь ссылкой на него в социальных сетях, если считаете его интересным. Большое спасибо!
