- Девчонки, Валерка пошел! Быстрее несите ножницы надо путы разрезать между ног, - через закрытую дверь массажного кабинета я услышала звонкий голос тети Светы и торопливый топот ног. Даже мой трехлетка Гиорги оторвал голову от массажного стола и удивленно взглянул на меня, желая убедится, что эти непонятные резвые крики из больничного коридора не предвещают беду.
Я успокоительно похлопала встревоженного малыша по плечу, снова уложила его голову на мягкую пеленку и взглядом показала массажистке, что схожу выяснить причину возни и шума за дверями.
Выйдя в широкий проход между кабинетами и палатами, я увидела тетю Свету, великовозрастную маму скрученной парезом Оксаночки. Она, переваливаясь на корточках как откормленный гусь, важно вышагивала следом за семенящим на носочках Валеркой. Ее лицо выражало крайнюю сосредоточенность, она кряхтела, пыхтела и яростно щелкала ножницами между Валекриных ножек.
А вдоль стен стоял весь наш больничный люд. Одни прижимали к груди кулачки от умиления, другие смахивали навернувшиеся слезы, а некоторые зажимали себе рот, чтоб радостными возгласами не вспугнуть, рискнувшего отправиться в самостоятельный путь, Валерку.
До вечера все отделение в больнице ходило ходуном. Медперсонал праздновал победу своего инновационного метода, уверенный, что именно благодаря ему Валерка, наконец, научился ходить. А родители оживленно носились по длинным больничным коридорам, окрыленные новыми надеждами.
В тот день, мы бойкотировали все серьезные разговоры. Наши души требовали радости и веселья. Откупоривать шампанское по случаю успешного успеха Валерки, конечно, не рискнули, но вот отказать себе в коллективном распитии кефира после ужина мы не могли.
Надо было видеть это странное сборище в дальнем углу больничной столовки. За сдвинутыми столами сидели и травили счастливые истории самые разные люди.
Тетя Света, на правах самой старшей и самой дородной восседала во главе нашего балагана. К ее могучему боку, скрестив полусогнутые худенькие ножки и ручки, прислонилась тоненькая семнадцатилетняя Оксаночка. Она каждый раз колыхалась в такт раскатистому смеху своей мамы - стареющей, по-деревенски простой, немного скандальной, но удивительно доброй женщины. Она ходила по больнице как хозяйка жизни, громогласно требовала от врачей повышенного внимания к своей хрупкой доченьке с ДЦП и отстаивала права всех тех пациентов, чьи родители были излишне скромными и стеснительными.
Рядом с ними сидел Сережа. Он хохмил больше всех. Чтоб не разбудить уснувшего на его руках Валерку, он шепотом рассказывал смешные истории. Радость от первых шагов сына фонтанировала из него безудержным весельем. Он беззвучно хохотал, стараясь не вздрагивать всем телом, заливался смешливыми слезами и каждый раз осторожно промакивал глаза уголком Валеркиной рубашки.
В самый угол забились милые голубки Марина с Русом. Их аутичным близнецам было уже по пять лет, да и сами они прожили вместе целую вечность, но все еще вели себя как молодожены. Он был услужлив и ловил в ее взгляде любые намеки на желания, а она была его трепетной ланью с большими и грустными глазами. Нежная и хрупкая, она доверчиво прижималась к его широкой груди, задумчиво улыбалась, а он млел от счастья обладания ею. Их мальчишки сидели тут же у наших ног и без устали катали свои машинки по одной и той же траектории. Они не смотрели друг на друга, не общались между собой, но время от времени делали едва заметное движение рукой, чтоб почувствовать присутствие брата рядом.
Напротив меня сидела, поджав под себя ноги, Аля - бесстрашная мама Егорки с микроцефалией. Она была очень молода, немного безрассудна, по-юношески категорична, но по-взрослому всецело предана сыну. Алевтина очень серьезно относилась ко всем назначениям и весь ее день был расписан по минутам. А этим вечером она впервые расслабилась. Милый Егорка сидел рядом, положив маленькую головку на свои пухлые ручки, и дремал. Его молоденькая мама, забывшись, то и дело начинала хохотать в голос, но потом испуганно останавливалась, оглядывалась и прыскала уже себе в кулачок.
Вокруг наших сдвинутых столов в бесконечном танце, уйдя глубоко в себя, кружила распрекрасная Машенька. Ее бабушка сидела на краешке стула, аккуратно сложив натруженные руки на коленях, в вечной готовности сорваться и ринуться на помощь обожаемой внучке. Она щедро сыпала жизненными поучительными историями, в которых прослеживалась одна общая мораль: добро, любовь и радость это главные составляющие каждого человека и именно они, обязательно, спасут мир.
Мы с мужем сидели тут же, смеялись со всеми и рассказывали свои смешные истории. Время от времени, я вскакивала с места и мчалась к неугомонному Гиоргию, который только и ждал, когда мы зазеваемся, чтоб ринуться в такую притягательную своим нержавеющим блеском, кухню.
Нам было очень спокойно и хорошо. Этот день и этот вечер были счастливым островком в череде однообразных больничных дней. Он давал силы двигаться дальше, шутить над тем, что мы не властны были изменить, не терять веру в себя и своих детей и любить их любыми.
Но была в тот вечер серди нас одна напряженная фигура. Ее звали Нинель. Она категорически не отзывалась на Нину, Ниночку и Нинулю. Она сидела немного в стороне от стола. Губы ее были поджаты, взгляд колюч, а весь облик был исполнен трагизма. В ее глазах читалось непонимание и праведное возмущение нашим неуместным, по ее мнению, весельем. Она не могла понять, как можно быть довольными жизнью и заливаться беспечным смехом, когда вокруг такие дети.
Любая ее попытка рассказать что-либо натыкалась на наше непонимающее молчание, потому что каждый рассказ был о том, как тяжела и несправедлива жизнь и как жестоки люди.
Рядом с ней сидела ее дочурка. Живая и любознательная первоклашка. Она была абсолютно нормально развита, бегала и прыгала как любая другая семилетка, соображала лучше, чем некоторые из присутствующих родителей и тараторила быстрее любого репера. Им бы жить - не тужить, да радоваться этому огромному счастью, но у Леночки была парализована глазная мышца, которая отвечала за моргание. Она могла открыть и закрыть глазки, но когда моргала или смотрела вниз, веко на одном из них не опускалось.
Какой же мелочью нам казался этот недуг. И что уж греха таить, мы все немного завидовали, что не нашим детям досталась эта напасть. Но несмотря ни на что, мы понимали Нинель, ее желание решить проблему любой ценой и избавить девочку от насмешек сверстников и внутренних комплексов. Однако, мы категорически не могли принять ту вселенскую трагедию, которую несла на своих плечах несчастная мать бедного дитя. Мы не желали понимать ее недовольства и обиды на мир.
Так и бывает, что радость и счастье живут совсем не в тех людях, кого балует судьба. И зависит это вовсе не от того, сколько благ или удач будет отсыпано непредсказуемой жизнью. Зависит это только от самих людей, и от их готовности впустить радость и счастье в свои сердца.
Не забывайте об этом, не затворяйте дверей, даже если кажется, что так будет безопаснее. Вспоминайте иногда про Нинель, чтоб случайно не оказаться на ее месте...
