С красавицей и умницей Клавой мы дружили с детства. Жили мы в небольшом селе, в соседних домах.
Клава бесконечно училась, хорошо работала. Личная ее жизнь не складывалась - не было ее как таковой. Клава была крайне переборчива в женихах, очень ответственно подходила к выбору спутника жизни.
Все ей казалось, что вот тот гражданин - он крайне неумный, а тот вот - внешне обезьянка. И дети будут такие же - обезьянки.
Все половозрастное мужское население нашего села обладало какими-то серьезными дефектами, а то и пороками - грязными ногтями, неаккуратностью одежды, кривыми зубами, большими ушами, нелепым хохотом, плоским юмором, а то и Клавиными детскими воспоминаниями о текущих в малолетстве соплях претендента на сердце.
Сама Клава была девушкой интеллигентной и симпатичной. С прекрасной блондинистой косой и лучистыми синими глазами. Претенденты на место в Клавиной жизни и сами ее немного побаивались - слишком хороша и не дура. Работала Клава учителем математики в сельской нашей школе. Тогда, стоит отметить, это была очень уважаемая профессия. Много читала художественной литературы. Не брезговала научпопом. По воскресеньям ездила в филармонию. Вечерами, проверяя тетрадки всяких математических двоечников, слушала концерты Брамса.
Когда Клаве внезапно стукнуло тридцать три, она решила, что, пожалуй, пора вопрос с планированием семьи решать. Часики начали тикать громко и настойчиво.
Для затравки Клавдия познакомилась с неким мужчиной-вдовцом по имени Толик. Мужчина был очень положительный, тщательный, ответственный в быту и на производстве, даже местами занудный. Но имел он ребенка лет восьми, мальчика Колю. И совсем не был романтичен, ни на грамм. Клава, если быть откровенными, тоже не была слишком уж романтичной, но светлых чувств все же жаждала. Толик же откровенно искал маму сыну и хозяйку в свое неуютное жилище. Так сразу и сказал Клаве. Все чувства отдал жене, но готов тянуть лямку жизни с тобой, давай притираться и обтесываться друг о друга, нам ещё век вековать.
Два свидания было у них с Толиком. Первое - в кафе “Русский чай”, где Толик честно заявил цель знакомства. Второе - дома у Клавы. Толик привел Колю - посмотреть на Клаву “в деле”. Коля ползал по полу Клавиной “залы” за котом, кот орал и убегал. Клава нервничала и переживала за кота. Животину было жалко до слез. Клава решительно вот так вот сухо и по-деловому тянуть и обтесываться не согласилась.
И Клава познакомилась с Григорием. В электричке. Из филармонии домой ехала. Григорий Пухов потягивания лямок не предлагал. Он приходил к Клаве с магнитофоном, запускал песни о Комарово или о Земле в иллюминаторе. В темноте целовал Клаву и обнимал. Нахваливал борщ и маринованные патиссоны. Иногда колол дрова под настроение. Гриша ничего не рассказывал о работе (Клава догадывалась, что это какая-то рабочая специальность, от любимого несло мазутом, очень мужественно). Зато немного рассказывал о дружной большой семье: маме, сестре, племянниках.
Иногда Гриша Клавдию пугал. Да так, что она всю свою математику вдруг забывала. Внезапно Пухов исчезал со всех радаров Вселенной и не появлялся у Клавы неделями. К концу ожидания Клава начинала натурально болеть. То есть, маниакально ответственная Клава, реально шла на больничный, наплевав на учебный план и выпускников. Лежала сутками на диване, отвернувшись носом к стене. Не плакала, просто погружалась в анабиоз. Однажды чуть кота своего так не уморила. Мир переставал существовать без Гриши.
Страданий Клавдии по Григорию Пухову окружающим было понять сложно. Тощий мужичок с бегающими рыжими глазами. В мазутных штанах. С неаккуратной стрижкой. С глупыми наколками на пальцах. Плохо связывающий слова. Он даже матерился с грубыми лексическими ошибками.
Какой-то сплошной мезальянс и плевок в тонкий профиль интеллигенции.
Когда Гриша вдруг приезжал - такой родной, пахнущий черемшой и немного брагой - Клавдия выходила из состояния спящего бурундука и начинала жить полноценной жизнью любящей и любимой женщины.
Иногда любимый друг рассказывал истории, из которых Клава понимала, что Гриша - заблудшая душа. Гриша не закончил средней школы, связался в восьмом классе с дурной компанией. И не нашлось человека, который бы его уберёг и вытащил из этой клоаки. Закончилось пубертатное разгильдяйство грустно. Гриша, находящийся под давлением компании, избил какого-то случайного прохожего (то есть, били-то все) и взял на себя всю вину (сам пропадай, а товарища выручай) и загремел.
После малолетки Гриша пытался встать на лыжню нормальной жизни строителя социализма, но получалось не очень. Однажды он случайно спер несколько одинаковых польских курток из магазина. Пер с искренней заботой о семье. Каждый член семьи Пуховых получил голубую бесплатную куртку - одинаковых цвета, фасона и размера. Гриша тоже щеголял в куртке не прячась (наивная и чистая простота!).
Получил за заботу о родных еще пару лет мытарства на зоне.
Чтобы Клава сильно не нервничала в период его пропаж, Гриша выдал невесте (да, они собирались узаконить отношения) свой домашний телефон. И накорябал адрес прописки на полях старого журнала “Советская педагогика”.
В очередную Гришину пропажу Клава не стала анабиозной ежихой, а побежала на почту - звонить. Трубку взяла какая-то женщина и пьяно похохотала в трубку на вопрос о местонахождении Григория. Клава решила, что ошиблась номером. Во второй раз ей ответила другая женщина, постарше, судя по голосу. Хохотать старушка не стала, а неотчетливо отправила Клавдию по неприятному любому гражданину адресу.
Клавдия срочно, первой же электричкой, на пять утра, рванул в город - искать и спасать милого Гришу из очередной клоаки. Это тогда. в малолетстве, рядом с Гришей не было родной души и руки неравнодушного товарища, а сейчас есть она, Клава. И она спасет. Она вытащит.
Большая и дружная семья Пуховых проживала в маленькой кривой избенке по улице В. Засулич. Окна жилища были лишены стекол. В одном окне был натянут полиэтилен, другое прикрывало красное ватное одеяло, третье было забито досками.
Клава до последнего надеялась, что ошиблась адресом - слишком уж неказисто было жилье жениха Гриши. С образом любимого оно категорически не вязалось.
Когда Клавдия впервые вошла в дом жениха, Гриша лежал под кроватью. То есть сначала Клава даже и не поняла, что торчащая из под кровати серо-синяя пятка, это и есть Гришатка. Но это был именно он, собственной персоной. Как выяснилось, на четверых членов семьи полагалось всего два спальных места - кровать с серым замызганным покрывалом и топчан без покрывала в прихожей. И родственники либо сражались кулаками за место на лежбище, либо мирно спали по очереди.
Григорий выбрался из под кровати и Клавдию решительно не узнал. Называл ее “Лидкой”, “Лидкой-кровопийцей” и совсем-совсем страшными словами называл. Требовал, чтобы Лидка убиралась вон из его дома. Или чтоб Лидка метнулась за самогонкой. И что если он сейчас вот тут сдохнет, то Лидку посадят пожизненно и это правильно. Под конец выступления он забрался вновь под кровать и швырнул оттуда в Клаву резиновым сапогом.
Сестра Валентина (наверное это была именно она) была возмутительно пьяна и шастала по дому в одном лифчике. Какой-то парень спал на топчане с пухлой некрасивой девушкой, громко похрапывая и резко взмахивая руками.
Мать Гриши пояснила, что сынок просто немного болен. Выпил немного с устатку. А легкое розовое вино оказалось поддельным, гонят ж сейчас его все подряд. И полночи Гриша бредил и ловил на себе шайтанов. Пока не связали его, несчастного, и под кровать не спрятали.
И вот если Клава поживет с ними пару дней, то Гришка совсем придет в себя и его можно будет забирать в деревню, для законного брака и дальнейшей совместной счастливой жизни.
Культурная Клава, в доме родителей которой, даже матом было разговаривать не принято, была несколько шокирована открывшимися реалиями.
В доме Пуховых было не принято, например, завтракать, обедать или ужинать. Они просто закусывали. Мама Гриши, родоначальник этой семьи, с утра следовала на городской рынок - продавать всякий хлам, собранный ею же на городских помойках. Находились желающие на приобретение этого добра - и в доме появлялись самогон и килька в томате.
Сестра Валя была женщиной средних лет. Рыжей и очень полной дамой. Когда-то в ранней юности она родила двух пацанов, рыжих Пушат.
Пацаны почти с младенчества жили своей жизнью - сами что-то ели, сами где-то спали, иногда даже ходили в школу. Советская школа воспитывала рыжих Пушат как могла. Несмотря ни на что, Пушата неожиданно вели активную пионерскую жизнь. Клава видела пожелтевшее и засиженное мухами фото, где юные братья в красных галстуках размахивают пионерскими музыкальными причиндалами: горном и барабанными палками.
Сейчас Пушата были уже взрослыми мужиками. Старший проводил дни своей молодой жизни где-то в застенках Алтайского края, а младший, более удачный ребенок, гордость семьи и бывший горнист, трудился иногда на фабрике. Собирался жениться, как выразилась мама Гриши “по залету”. Именно он и дрых на топчане беспробудно с будущей матерью.
Клава села на табурет у входной двери и неотрывно смотрела на кровать с лежащим под ней Гришей.
Через пару часов Клава тихо выскользнула из избушки на улице В. Засулич. Так и не пришедший в себя Гриша ее, конечно же, не проводил. И даже из под кровати ничего более не показывал.
Анабиозным ежиком Клава проведет почти целый год. А потом родит себе сына Сережу от неизвестного мужика и заживет опять светлой и простой жизнью.
А Григорий закончил плохо. Кто-то порешил его сестру Валентину зимней холодной ночью. Вину на Гришку повесили и упрятали на много лет.