85-летняя Галина Александровна Антошина, как Шахерезада, наговаривает мне свои воспоминания. По ходу возникают ответвления, появляются новые истории. Начинали мы разговор о старожилах Замоскворечья, и вдруг оказались под Рязанью начала прошлого века. Вот её рассказ.
Мама моя родом из Рязанской области, деревни Пупкино. Родители её в тех краях жили, там и поженились. Дедушка, Григорий Григорьевич Половинкин, уехал работать в Москву — служил в Елисеевском магазине. Бабушка, Татьяна Васильевна, оставалась с 4 детьми в деревне, хранила очаг.
Когда ей было 33 года и она уже была беременна мамой, из города сообщили: Григорий в больнице, умирает. Что-то вроде рака у него обнаружилось. Кинула детей на родню, добралась до больницы. Первое, что услышала, придя: «Как же ты с четырьмя-то будешь?!». Очень дедушка по этому поводу убивался. И Татьяна Васильевна не стала еще больше его расстраивать — говорить, что пятая на подходе. Так он о своей младшей дочке и не узнал. Шёл тогда 1913 год.
Жизнь настала страшная, голодная. Мама вспоминала, что в деревне был трактир, и они, дети, ходили между столами, побирались. Она тогда еще толком и говорить не умела, но лепетала что-то наподобие: «Подайте, Христа ради!».
Выжили только благодаря брату деда, дяде Семену. Он жил в соседнем селе Плахино, что стояло рядом, на горке, и их подкармливал. Когда шли из Плахино в Пупкино, по дороге был родничок с ледяной водой, и бабушка поила маму с ладошки: может, простудится, умрет? Она была ненужным ребенком, лишним. Очень бедно они жили. Только дядя Семён спасал.
Как-то, уже после революции, во время Гражданской войны, к Семену ворвались, собрались расстреливать. Белые, красные, зеленые — кто их разберет. А бабушка с детьми как раз у него была. Она кинулась вперед, стала кричать: «Сначала детей убей и меня!» Тот выматерился и ушел. Так что и бабушка Семёну отплатила — жизнь спасла.
Потом они все переехали в Москву — как, что, почему, не знаю. Мама и остальные дети попали в детдом. В 1920 годы их активно создавали для борьбы с беспризорностью. Попадали туда и сироты, и дети, «изъятые из семьи постановлением суда», и дети матерей-одиночек, не получавших помощи. С детдомом у мамы были связаны тяжелые воспоминания, которыми она не делилась. Рассказывала только, что, когда все воспитанники собирались в побег, на вокзал (а дело это было обязательно-принудительно, иначе - предатель), она забивалась в туалет и там отсиживалась, потому что в детдоме «хоть кормили». Ребятам она говорила, какая красивая у нее мама. А потом приезжала бабушка — проведать детей, - замученная, плохо одетая, и все над ней смеялись.
Детский дом находился неподалеку от Елоховской церкви (Собор Богоявления Господня на Бауманской). Мы с мамой спустя десятилетия ездили туда к портнихе, шить платья, и каждый раз, когда проходили мимо уцелевшего здания детдома, мама бледнела и говорила: "Галя, вот здесь, здесь!".
Потом они уже вместе жили на Вековой улице, в подвале. Мама училась в училище при 1-й Образцовой типографии (позже - имени Жданова). Там же, в 19 лет, они познакомились с папой. Он тоже был деревенский — из-под Можайска. Его отец, Николай Васильевич Калыгин, работал во МХАТе (о нем я расскажу позже). В 1933 году мои родители поженились и стали жить в комнате Николая Васильевича, на Малой Пионерской улице. А в 1934-м родилась я. А бабушка умерла.
Дядя Семён тоже жил в Москве, мы к нему ездили в гости. Все маму звали Лидия, а он — Линька! Я всё удивлялась, почему. Узнала уже под конец её жизни, когда она болела. Сказала: «Ты меня Акилиной поминай, так крестили, а имя Лидия мне в детдоме дали».
Начало: "Как мы переехали в Дом с орлом", "Угловой эркер, высоченные потолки и мраморные подоконники", "Мама сказала "нет", она у меня была кремень". Продолжение: "Мы с Ниной спали, как принцессы. Внизу - корова, вверху, где сено, - мы"
Делитесь своими историями! Почта emka3@yandex.ru