Вздрагиваю. Понимаю, что все серьезнее, чем казалось.
- Но… постойте-постойте, а почему же вы её знали, а остальные говорят…
- …они врут.
- Врут?
- Врут.
- Все? Весь городок?
- Весь городок. Врет.
- Но… зачем?
- Вот это я и хотел бы знать.
Мне становится не по себе.
Слушайте, быть такого не может, я понимаю, один-два человека её убили, скрывают, но чтобы весь город…
На этот раз передергивает человека, который пришел ко мне.
- Вы думаете… в заговоре весь город?
- Ну, я такого не говори…
- …а ведь верно получается, они же все сказали, что её не помнят…
Спохватываюсь:
- Но вы-то её знаете?
Сглатывает:
- Знал… хорошо знал.
- Так скажите мне, кто она такая?
Мотает головой:
- Этого… этого я вам не могу сказать.
- Послушайте, вы странный человек, вы просите меня помочь, а сами ничего не говорите…
- Но… я правда ничего не могу вам про неё сказать…
Вежливо кланяюсь. Иду развешивать на деревьях спелую вишню, рассаживать последние одуванчики. Он догоняет, он хватает меня за плечи, смотрит умоляюще:
- Вы найдете убийцу… найдете… обязательно…
*
…на этой неделе лето на нас обиделось, и очень серьезно: как только начался июль, зарядили дожди с утра до вечера, крупные капли падали с листьев, стучали по крыше, река стала холодной, мокрой, промозглой. Уже не хотелось выбираться из дома в такую непогоду, хотелось разжечь камин и собраться в тесном домашнем кругу. Кто-то поговаривал, что лето ушло, уступило место осени, - но другие подтверждали, что это все еще именно лето – обиженное, озлобленное на нас на всех. Люди даже видывали, как лето с умным видом хаживает в городской архив, ищет что-то в старых газетах, в старых книгах, незнамо, что…
(из чьего-то дневника)
*
- Я знаю… я знаю, что случилось!
Просыпаюсь от крика, недовольно смотрю на лето, ну что ты опять вломилось в дом с утра пораньше, светишь в глаза, кричишь что-то, я знаю, я знаю, да что ты знаешь, что ты мелешь, какое наследство, не было у убитой никакого наследства, вообще никто не знает, кто покойница, а ты что-то про наследство несешь…
Поднимаюсь на постели, смотрю на лето в упор, ну это уже слишком…
- Уважаемое лето… это уже десятая версия происходящего с вашей стороны…
- Но я…
*
- …уважаемое лето… это уже тринадцатая версия происходящего, которую вы мне предлагаете…
- Тринадцатая – и значит, правильная, да?
- С чего вы взяли?
- Ну… так всегда бывает… в книжках…
- Мы не в книжке, уважаемое лето. Это жизнь. Я понимаю, вы решили прошертстить всю библиотеку, проштудировать все истории преступлений… похвальная тяга к знаниям… Но с чего вы взяли, что здесь произошло что-то подобное?
- А вы… - лето спохватывается, - у вас дети… а где ваша жена?
Меня передергивает, это уже слишком.
- Моя жена покойница уже два года, да будет вам известно. Если вы скажете, что это я её убил, и что это её труп лежит в овраге – мне больше не о чем с вами говорить.
- Ничего… - лето сжимает кулаки, которых у него нет, - я найду убийцу… пусть даже через много лет…
*
- Видите ли, уважаемое лето… - хозяин дома осторожно откашливается. Я не люблю, когда он так откашливается, значит, хочет сказать что-то неприятное.
- Что я вижу?
- Вы говорите… много лет… но у вас есть только одно лето… которое вы сами. У вас только три месяца…
Не понимаю. Оторопело смотрю на него.
- К-как три месяца?
- Даже не три, что я говорю… июль уже идет вовсю, уже половины вашей как не бывало…
Смотрю на себя, что он несет вообще, какой половины не бывало – не понимаю, что я вообще вижу, где мои ноги, почему я парю в воздухе, почему меня нет – до пояса, почему, почему…
*
- У вас осталось мало времени.
Это тот человек. Который говорил – я её люблю.
- У вас осталось мало времени.
- Вы… почему вы мне не сказали?
- Простите… я думал… вы знаете…
- Знаю? Откуда?
- Ну… не знаю… правда, откуда лето может знать, что оно кончится… Она вот не знала… не знала… только догадывалась о чем-то…
- Она… кто она?
- Она… которую убили…
Озарение.
Внезапное.
Яркое, как вспышка.
Бросаюсь в неприметный домик своего случайного друга, еще раз смотрю на фотографию – он и она, только сейчас понимаю, где я её видело…
- Так это же весна… весна!
Он кивает:
- Да. Её звали весна.
Еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться, понимаю, тут не до смеха.
- Так весна же тоже не вечная… вы… вы когда с ней познакомились?
- В марте.
- Ну вот, видите, все правильно, в марте она пришла, в мае её не стало… Что вы хотели, весна тоже три месяца живет…
Он бледнеет.
Понимаю, что делаю ему больно.
Очень больно.
Тихонько ускользаю прочь из дома – запахами цветов, шорохом ветра в листве, шумом дождя. Буквально натыкаюсь на того, в клетчатом халате, только он уже не в халате, на нем другое что-то…
- И что это? И что это, я вас спрашиваю?
- А… а что?
- Нет, вы на него посмотрите, оно еще спрашивает! Какой сейчас месяц, разрешите узнать?
- А-а-а-а…
- …вот именно, август! Ав-густ! А где грибы, хотел бы я знать?
- А…
- Бэ! Маслята, подберезовики, белые – где все это? А лисички, лисички где, я вас спрашиваю? А черника? Первое августа на дворе, Ламмас, Лугнасад, свадьба луга, черничные пироги пора печь – и где черника, я вас спрашиваю? Вы как работаете-то вообще?
Вспыхиваю:
- А ничего, что Лугнасад – начало жатвы? Что-то я не припомню, вы когда последний раз в руки серп брали? А косу?
- Да как вы смеете!
Он бросается на меня, - что-то происходит, отступаю от него, но не в пространстве, а как-то по-другому, почему-то тает человек передо мной, почему-то пропадают яблоки на ветках, почему-то снова пробиваются одуванчики.
Десятое июня, вот почему.
Смотрю на себя, наконец-то снова чувствую свое тело все, целиком, - остаться бы здесь навсегда, в первом своем дне, когда еще толком не понимаю, кто я, и что я.
Даже не удивляюсь, что я могу вот так легко шагнуть в июнь.
Ведь я – лето.
Ловлю себя на том, что иду теми же улочками, что и в первый день, сворачиваю к переулку, за которым начинается овраг. Сейчас я снова увижу её, почему я хочу снова увидеть её, почему…
Смотрю на умершую весну, в её волосах еще остались белые цветы, уже мертвые, но еще не потерявшие свою красоту. Спускаюсь в овраг, зачем-то поворачиваю мертвое тело, что я ищу, что мне вообще здесь нужно, что, что…
…вот оно…
Глубокая черная рана на груди.
*
- …вы трогали тело?
Да… мне показалось… а вдруг она живая еще… а вдруг еще можно что-то сделать… массаж сердца там, или я не знаю…
- Так может, вы и убили?
Вздрагиваю.
Вот оно, началось…
Тут же парирую:
- Так вы проверьте, когда она умерла, тут дней десять прошло, а я же тут только сегодня…
- …опоздали на десять дней! – добавляет господин в клетчатом халате, нет, это не халат у него, это пальто, да что за господин такой, все-то у него клетчатое. Дети господина обступают меня с криками, пошли-пошли-пошли, в лес, на речку, на море, на стройку, на край света… Господин тоже не отстает, да как вам не стыдно, да мы вас десять дней ждали, вы как работаете вообще, я на вас нажалуюсь, - киваю, думаю про себя, кому ж ты жаловаться-то будешь…
(продолжение здесь: https://zen.yandex.ru/media/id/5ce52153d102e000b33674be/voskresshee-leto-chast-3-5d64cd5d86c4a900ae02e29e )