("Осень для Ангела 7" городское фэнтези)
Светящиеся стены растаяли, сила пропала и… Иван Васильевич увидел все то же самое кладбище и те же самые лица, глядящие на него с совершенным изумлением. Потом он почувствовал новую силу, схватившую его за пятки и дернувшую, словно паровоз за веревку.
Он увидел себя стремительно летящим к собственному безжизненному телу, его окутала темнота, острая боль уколола в сердце. Иван Васильевич закашлялся и открыл глаза.
– Ничего не понимаю! – пробормотала Смерть, озабоченно глядя на свои руки и соратников. – Кто сфальшивил? – грозно нахмурилась она, вперив гневный взгляд во Франта и Кудряшку.
– Да бог с вами, матушка, как можно такое подумать? Все сделали по экстра классу, не в нас проблема! – хором открещивались те.
– Вы на что намекаете, крысы канцелярские? По-вашему я ошиблась?!
– Никак нет, – сипло прохрипел Франт, явно струхнувший. – Дозвольте доложить, это она в шестнадцатом такте …
– Ах ты, морда штабная, гусар недобитый, доложи-и-и-ть он изволит? Не доложить, а заложить, вот как это называется! А сам то, сам то, кто в тридцать пятом такте петуха дал?
– Господи, удружил компанию, одни склочники и недоучки! – схватилась за голову Смерть.
Иван Васильевич ощупал себя, пощипал, прочистил горло, не веря счастливому возвращению с того света. Странному возвращению, непонятному, но возвращению. Жив! Он лежал на траве, с каждым мгновением все больше приходя в себя, чувствуя, как по телу разбегаются горячие мурашки.
Сердце, только что остановившееся навсегда, наверстывало упущенное, отрабатывало сбой, гнало кровь по жилам упругими толчками. Организм воспрял, как природа после студеной зимы, очнулся, кинулся к жизни с удесятеренной силой.
– Что выкусили, колдуны чертовы? – тихонько одними губами ухмыльнулся Иван Васильевич. – Слабо с директором справиться?
Он пошевелился, поежился, напряг мышцы и неожиданно легко вскочил на ноги. Легко, как в молодости. Вскочил, чувствуя необычайный прилив сил и радости. Самое же странное в чувствах Ивана Ильича было ощущение постороннего шума, словно морская волна набегала на берег, рокотала, шумела, стекала бурливыми ручейками обратно.
Он прислушался к рокоту волн и понял, что принял за шум моря слитный хор множества голосов – мужских, женских, детских. Голоса что-то говорили, кричали, шептали, требовали, просили, умоляли.
Но что именно было не разобрать. Тысячи и тысячи голосов сплетались в сплошное полотно шума, выделить из которого отдельный голос было делом совершенно невозможным.
Иван Васильевич покрутил головой и моментально догадался, что причина того шума располагается совсем близко от него.
Толпа душ, выстроившись в три бесконечные колонны, роптала, шумела, обсуждала что-то, плакала, смеялась. Души … говорили! Это было совершенно невозможно, невероятно, фантастично!
Никогда за десятки лет работы и общения с душами Ивану Васильевичу не доводилось слышать их голоса. Они были всего лишь немыми собеседниками, он как бы чувствовал эманации их чувств, отвечая улыбкой на улыбку, сочувствием на грустный взгляд.
Он говорил с ними о многом и подолгу, но никогда не ждал, что они ответят ему тем же. Он рассказывал о сложной политической обстановке в мире, о видах на урожай, проблемах животноводства и не ждал благодарности за свой вдохновенный труд.
И вот настало время, он слышит их! Иван Васильевич смотрел на своих старых друзей с восхищением, представляя, какие сказочные перспективы открываются перед ними в плане общения.
Сколько всего интересного он сможет узнать о них, услышать тысячи непохожих друг на друга историй жизни, узнать, как кого зовут и что именно кому нравится.
Он бы мог даже устраивать вечера хорового пения или чтения стихов. Тут же, судя по всему куча талантов, люди интеллигентные, умные, общительные. Иван Васильевич смахнул слезу умиления с носа. Они бы могли…
– Я интересуюсь спросить, вы очередь занимали? Нет?! Таки почему вы вперед меня лезете? Вас тут не стояло! Моня, Сеня, дети, не пускайте дяденьку, дайте ему подножку, чтоб ему пусто было!
– А ну подвинься, деревня! Ишь рассупонился лаптями, как свинья на паперти, ноги подбери, харя немытая! Жалаю первым рейсом бизнес-классом для курящих и чтобы кормили в пути! Что значит пошел на…? Это трансфер на тот свет?! Да как вы смеете?
– Гражданы, у меня кошелек сперли! Гражданы, бога побойтесь, кошелек пустой, как память дорог! Совесть имейте, гражданы, возверните кошелек, изверги!
– Че прешь, че прешь, отойди от агрегата, не лезь, пшел вон, пусти, не лапай! Где тут билеты выдают, скока стоит? Бесплатно-о-о?! Ексель-моксель, тогда мне два?
– Миром господу нашему богу помо-о-о-лимся-а-а! И ныне и присне и во веки веко-о-о-в! Пусти, сын мой, к алтарю прикоснуться! Что значит не пущу? А кадилом по лбу не хочешь? На тебе, охальник, получи, сукин сын!
Иван Васильевич не верил своим ушам. Он то считал, что души плачут и зовут его помочь им в трудную минуту, а они меж собой лаются и ни капли нителлегентности в тех криках не наблюдается.
Самое главное нет в тех словах ни печали, ни жалости по нечаянному расставанию. Лаются как на вокзале, как гопота всякая, про все забыли, разом из памяти выкинули.
Черная тоска змеюкой подколодной подобралась к сердцу директора, обвилась вкруг него и запустила жало в самую душу, поливая ее ядом разочарования в светлых надеждах.
Получается, что он неправильно все понял, возомнил себя отцом овечкам заблудшим. А на деле получается, что никому он со своими речами полуночными не нужен. Сидели они тут, как транзитные пассажиры, на поезд опоздавшие, до поры до времени.
Пришел поезд и забыли про начальника вокзала, что их чаем поил, да теплом согревал. А как же счастье, как же радость? Иэ-э-х, нет в жизни справедливости! Для чего жил, к чему стремился, на кого душевное тепло тратил? Обманка вышла!
Отвернулся Иван Васильевич от толпы душ, чтобы не видели они даже случайно неожиданных слез, брызнувших из глаз. Промокнул рукавом пальто мокрый нос, шмыгнул тихонечко, вздохнул тяжко.
Чует, словно кто его по плечу осторожно так стукает. Обернулся и замер в удивлении – за спиной собралась толпа душ, смотрят на него сочувственно и молчат. А по плечу его мужик здоровый бородатый стукает, в армяк одетый, да сапоги яловые.
– Прощения просим, Иван Васильевич, что обеспокоили! Спор у нас тут промежду себя вышел, требуется ваше слово, а то подеремся!
Директор шмыгнул носом, поморгал глазами, стряхивая остатки слезинок, подозрительно нахмурился.
– Не можете решить кому первому на тот свет отправиться? Так это вот к ним обращайтесь, теперь они тут главные! – махнул он рукой, словно отрекся от всех своих привязанностей.
– Извиняюсь, но не в том спор, – мягко, но настойчиво продолжил мужик. – Народ интересуется, вы с нами или тут остаетесь?
– Шутите?
– Какие ж тут шутки, Иван Васильевич? Вы ж для нас, как отец родной, куда мы без вас?
Вот те новость, мелькнула в голове директора молния-мысль. Мелькнула, вышибла тоску-гадюку из сердца, выжгла яд тоскучий, осветила лицо надеждой.
– Отец родной?
– Кабы не ваша душевность, давно бы туда отправились.
– Душевность?
– А то ж, милое дело было послушать про урожай, да успехи в покорении космоса.
– Так сейчас то вы все туда… не будет больше разговоров…
– Скажете «Оставайтесь!», мы и останемся, душе никто не указ, кроме совести!
– Останетесь?
– Да что ты заладил, как граммофон, командуй «Оставайтесь!» и не парь мозги! – не выдержал какой-то парень в толпе.
– Цыц ты… не шуми, спугнешь… дайте ему по репе, шустрому… не слушай его, отец родной, что душа просит, то и скажи!
– Оставайтесь! – одними губами, еле слышно прошептал Иван Васильевич, не веря своему неожиданному счастью.
Тихо сказал, а слова его, как искру в сухой степи разнесло, полыхнуло пожаром в толпе душ.
– Остаемся… счастье то какое… согласился, отец родной… крикни нашим, чтобы в очередь не стояли…
Верно говорят, булат не закалишь, если его из огня да в холодную воду несколько раз не кинешь. Счастье растопило лед в душе, вернуло блеск глазам и веру в лучшее. Не все потеряно, мы еще ого-го-го, есть еще порох в пороховницах.
Правда в толпе и другие голоса звучали, но меньше и тише.
– Дураки… медом вам тут намазано, что ли… один дурак в прорубь, остальные за компанию… прикажи дураку молиться, он и лоб расшибет…
Но что значат эти мелкие камушки в сравнении с тем великим счастьем, что обрушилось на Ивана Васильевича только что? Теперь же все меняется, теперь можно снова подумать о…
Мысли Ивана Васильевича внезапно прервались. С леденящим ужасом он вспомнил, что мечтам его не дано сбыться. В любое мгновение все эти души, все его друзья, внезапно обретшие голос, исчезнут навсегда, оставив его в одиночестве. Никогда, никогда уже не будет вечерних прогулок по аллеям, восторга чувств, охватывающего его в моменты энергетических всплесков.
– Послушайте, давайте договоримся! Все что хотите! Я сделаю, отработаю, отслужу, замолю, только не забирайте нас друг у друга! Не по-людски это все, не по-божески.
– Это не вам решать! – отрезала Смерть. – Нам не молитвы ваши требуются, а точность баланса. Вот вы, голубчик, небось своего бухгалтера готовы в могилу свести, ежели он вам кривой баланс предоставит. А нам что же предлагаете – подтасовку, обман, ширли-мырли с душами?
– Но должен же быть какой-то выход. Не бывает так, чтобы не было решения. Вы поймите, не могу я так вот взять и все бросить. Это похуже дезертирства выходит. Как я после этого жить буду и работать тут?
– Обычно будете работать, как все работают. Будете планы перевыполнять, премии получать, к морю в отпуск ездить.
– Я ж им как отец родной. Они ж без меня…
– Так не будет их у вас, любезный директор, фьюить и улетели на небо. Нет у вас заботушки, отдыхайте, работайте, деньги зарабатывайте на светлое будущее.
– Какие деньги? – удивился директор, считавший получку не более чем средством для пропитания.
– Бумажные деньги, металлические, дзин-дзинь монетки в копилочку, деньги, денежки, деньжата. Мы веселые ребята, но деньжат нам маловато!
– Глупости, откуда тут деньги? – брезгливо поморщился директор. – Не за деньги работаем, за уважение! Между прочим, никто уже никуда не отправляется! – победно улыбнулся Иван Васильевич.
«Накося-выкуси, обломитесь, касатики! Не все коту масленница, будет и постный день!» – светилось в его взгляде.
– Иван Васильевич, голубчик, давайте проще! Может, вы денег хотите? Вы поймите, нам несложно, только пожелайте, все сбудется.
– Взятку суете? Купить хотите?
– Упаси господи, за кого вы нас принимаете? Таких, как вы проще убить, чем купить!
– Тогда о чем разговор?
– Не надоело вам кладбищем заправлять? Только пожелайте, мы вас директором банка сделаем, а? Чик-пык, один умер, другой занемог, нужному человеку в голову правильная мысль пришла и вы в седле, то бишь в кресле управляющего банком! Денег прорва, почет, уважение, всяк норовит вам в рот заглянуть, любое желание исполнить! Соглашайтесь!
– Не соглашусь!
– Отчего же?
– У меня на кладбище тех управляющих штук двадцать лежит. И ничего особенного в них нет. Разве что шуму побольше, да памятник покруче. А куда он после смерти то со своими деньгами денется? Как всех в землю закопали и надпись написали. Потому как нет перед смертью никого более или менее крутого, всеобщее равенство, как при коммунизме. А раз так получается, то какой мне резон в те великие должности выбиваться?
– Чудак человек, то при смерти будет, а мы тебе жизнь красивую предлагаем. Тебе при всех твоих годах еще лет двадцать как минимум трубить. Неужто ты собираешься их здесь провести, на кладбище? Хочешь, от щедрот своих, по знакомству, так сказать, лично от себя десяток лет накину? Мне несложно, а тебе приятно.
***
Смерть щелкнула пальцами и кладбище исчезло, растворившись с серебристой дымке. Дымка растаяла, словно утренний туман. Иван Васильевич увидел себя в роскошном просторном кабинете. Он огляделся с интересом, чувствуя странность в душе – все это он уже видел, все это ему знакомо. Непонятно откуда, но он точно знал, что в этом кабинете он хозяин.
Тем не менее, сознание твердило – все это блеф, обман, фата-моргана. Подумали прощелыги, что словами его не пронять, решили наглядную агитацию устроить. Мол, пощупай собственными руками, как оно в жизни выглядит.
Знаем мы ту реальность, сейчас стукну кулаком по столу и кулак пройдет сквозь него, как через облако зыбкое. Сказано, сделано – чуть кулак не отшиб, знатно грохнул, от души. Так и руку сломать можно, дурень старый!
Самый, что ни на есть настоящий стол, сто очков фору его антикварному дубовому. Широкий, как аэродром, блестит весь и ничего лишнего. Часы малахитовые, ручка с золотым пером, телефон сотовый в платиновом корпусе небрежно брошен в сторону, ноутбук скромно гудит по левую руку.
И не на стуле старом сидит, а в дорогущем кожанном кресле утопает. Удобное кресло, аж вставать не хочется, так бы и сидел в нем всю жизнь. Такое ощущение, что то кресло, как костюм по фигуре шили.
Вдоль стены огромный аквариум с чудными рыбами, подсвеченный ярко, пузырьки булькают. Плавают, заразы заморские, плавниками лениво поводят, пучатся глазами круглыми на Ивана Васильевича через стекло толстое. Чего, мол, сидишь, делом занимайся! Он таких рыб разве что по телевизору видел, а тут живьем – красота.
Поодаль, в стороночке на стеклянном столике фрукты и бутерброды с красной икрой, бутылки причудливые с надписями не русскими – отродясь такого сразу и в одном месте не видел.
– Дежавю! – вспомнил директор умное слово. – Все одно врете, нас не проведешь, мы не лыком шиты, не лаптем биты! Вы нам шиш, а мы вам кукиш!
Первым делом следует помнить, что все это морок, туман, зыбкое и нереальное. Моргнешь и сразу увидишь, что настоящее, а что мираж. Стол, может быть и твердый, но не стол вовсе, а плита могильная. По этой причине и твердая, потому и больно – сморщился Иван Васильевич.
Он тотчас же исполнил задуманное, но морок не рассеялся, картинка не раздвоилась.
– Однако! – удивился Иван Васильевич. – А если так?
Он поднапрягся, вспоминая бабкину присказку.
– Как роса в туман, сгинь ночной дурман, от зари-красы прячься злой обман! – картинка даже не дрогнула. – Мда-а-а-а!
Он ткнул в кнопку переговорного устройства, надеясь, что палец проскочит сквозь призрачный агрегат, но кнопка послушно вжалась, загорелась лампочка.
– Слушаю, Иван Васильевич! – прозвучал из переговорного устройства не искаженный электроникой приятный девичий голос.
– Тебя как зовут? – брякнул Иван Васильевич первое, что в голову пришло.
А что нам первое в голову приходит? Известно что, глупости всякие! Ты бы думал, идиот, прежде чем рот открывать! Это не поделка на дурачка рассчитанная, тут капитально сделали, без обмана.
Сквозь кресло ты не проваливаешься, руки на столе лежат спокойно и уверенно. Отчего тогда решил, что тебе муляж раскрашенный подсовывают. Об заклад бьюсь, – подумал он, – что там и в самом деле девка сидит.
– Татьяной зовут, – без тени сомнения в уместности вопроса ответила девушка. – У вас через пять минут встреча с директором строительной компании. Прикажете что-нибудь еще принести в кабинет? Напитки, закуски?
– Водки принеси, Татьяна! – обреченно выдохнул он в переговорник.
Что же они затеяли, изверги? Может быть решили его мнения не спрашивать, да и перекинули сразу в новую жизнь. Мол, крутись, как знаешь, любезный Иван Васильевич. Мы свое обещание выполнили, хоть ты и упирался, а раз так, то и вопрос с душами можно считать закрытым!
– Несколько разных бутылок, лед сразу принести или позже, когда гости придут? – деловито уточнила Танечка.
– Зачем бутылок? Стопку водки и закусить черного хлебушка кусочек!
– Сей момент, Иван Васильевич! – не удивившись черному хлебу, промурлыкала секретарша.
Не успел погаснуть звук в аппарате, как дверь кабинета плавно отворилась и спиной вперед вошла девица с подносиком в руках. Короткая юбка с трудом закрывала упругую попку, открывая глазам Ивана Васильевича заманчивые виды длинных стройных ножек, затянутых в ажурные чулочки.
Он сглотнул внезапно набежавшую слюну, и в этот момент секретарша повернулась к нему лицом. Директор едва не подавился, упершись взглядом в бездну глубокого декольте. Это же надо было такую кадру подыскать, кто же расстарался, етить их в коромысло.
Как в таких условиях можно работать, когда каждая клеточка мужского организма взывает к немедленному действию. К черту водку, к черту закуску, прямо здесь, прямо сейчас…
– Почему бы и нет? – шепнул бес и подпихнул Ивана Васильевича в ребро. – Пользуйся моментом, на том свете не накормят!
– Неудобно получится… мы тут с ней… а вдруг гости в кабинет завалятся? – стремительным воробушком шмыгнула тревожная мысль в голове директора.
Но в тот же момент Иван Васильевич понял, что он уже стоит по другую сторону стола и весьма недвусмысленно расстегивает ремень брюк. Он увидел себя в зеркале и окончательно обалдел.
Мужчина в зеркале был ему совершенно незнаком. Молодой, крепкий мужчина, лет тридцати пяти, лицо человека довольного жизнью. На пальцах, судорожно сжимающих падающие брюки, несколько колец золотых с камнями. Да и костюм не магазинный, тут явно индпошив, да еще не наш. Он такой костюм раз в жизни видел, когда крупного воротилу хоронили.
Секретарша по-своему истолковала возникшую паузу. Мигом поставила подносик на стеклянный столик и ящеркой шустрой шмыгнула к двери. Сухо щелкнул замок, отделяя кабинет от внешнего мира.
Девушка томно повела плечиком, посмотрела через плечо на Ивана Василевича и томно облизнула пухлые губки. Она медленно, не спеша, словно это повторялось неоднократно, поворачивалась к директору. Ее руки скользили по высокой груди, бокам, гладили бедра и снова скользили вверх, захватывая по пути юбочку.
Она же сейчас… да она сейчас разнагишается прямо тут… а у меня дырка на носке, неудобно получается! – лихорадочно соображал Иван Васильевич, не замечая, что штаны уже свалились на пол.
– Ми-и-и-лый, – с придыханием страстно произнесла секретарша, подкрадываясь к директору, словно большая кошка, – я все для тебя сделаю! Только… – она неожиданно замялась, – … у меня это… ну ты понимаешь… такие женские праздничные дни. Но я могу…
Иван Васильевич представил, что именно она может, и его прошиб внезапный озноб. Господи, лучше уж в каменоломню! Хотя… почему бы и нет? Ведь это все не более, чем сон, мираж. Пусть даже такой материальный, совершенно реальный, но все-таки сон.
Отчего же не попробовать? – словно нашептывал бес. – Всего разочек попробовать той сладкой жизни, в которой живут многие. Ты же, пень старый, до седых волос состарился, а весь твой любовный опыт в пригоршне унести можно.
Секретарша тем временем подобралась к директору вплотную, прижалась к нему всем телом так, что дух захватило, сердце застучало отчаянно. Иван Васильевич почувствовал прилив сил и возбуждения.
– Котик, я так хочу тебя, сладкий мой! – жарко шептала она, расстегивая быстрыми пальчиками рубашку директора.
В голове Ивана Васильевича все помутилось, он рыкнул словно голодный зверь, обхватил секретаршу и повалил ее прямо на мягкий пушистый ковер. В тот же момент пропал кабинет, аквариум, секретарша и он обнаружил себя стоящим с выпученными глазами и трясущимися руками перед хохочущей троицей.
Друзья, огромная просьба, если понравилось прочитанное, не забываем ставить лайки и подписываться! Вам не сложно, автору бальзам на душу!
>>>>> Купить книги Сергея Шангина в издательстве Ridero
© Copyright: Сергей Шангин, 2019