Это не размышления о музыке, а, скорее, размышления под музыку, которая играет в голове при посещении музея, где нельзя разговаривать громко. Но она не менее живописна, чем то, что висит на стенах…
Коварное название таило в себе ряд сюрпризов. Начинающий адепт белого блюза попадал в концертный зал филармонии вместо клуба, где играют коллеги Джона Мейолла. Затем начинались «долгие проводы» пластинки-обманщицы.
«Короткие встречи» с дебютным диском также не радовали искателей чистого бита, несмотря на хороший год и стильный имидж группы. Дюжину песен под чересчур громкий рояль украшает соул-баллада Go Now, достойная конкурса в Сопоте. Шейком там не пахло. «Великолепие» ранних «мудис» состояло в том, что Джеймс Браун звучал у них как Вуячич или ранний Хиль.
«Хмурые» обманули. Человек расстраивался, и в дальнейшем вел себя осмотрительней при покупке пластов с волшебным словом на обложке – Blues Image, Blues Project и т.д.
В самом деле, возникало ощущение, что программа фирменных вещей была записана людьми, далекими от западной моды, оторванными от современности. Странное знакомство с явлением, которое пару лет спустя вы не сможете узнать.
Тем не менее, ансамбль не стал менять обманчивое название, коренным образом преобразив и саунд, и стиль, хотя второе слово также сбивало с толку, по крайней мере, наших людей.
Дело в том, что приписываемую Баркову поэму о Луке регулярно транслировали местные радио-хулиганы, наряду с «Белым альбомом» и «Параноидом». А музыкальная подкладка подпольной, но профессионально выполненной записи скабрезного шедевра очень напоминала симфонические вставки Days of Future Passed.
Разработка неожиданных сближений не гарантирует оригинальности, когда любая информация под боком. Первенство и быстрота кого-то из десяти, «открывших» одно и то же, не засчитывается как рекорд. И все-таки, имеет смысл фиксировать отдельные подробности без прежнего азарта.
Возвращаясь к «Кактусу»: мы видим определенное сходство трех песен на студийной стороне их последнего альбома с That's All Right Mama Элвиса (Bad Stuff), Saturday in the Park «Чикаго» (Bedroom Mazurka) и даже с «Ватерлоо» АББы (Telling You). И это не наваждение исписавшегося гробокопателя, а издержки производства поп-музыки. За определенной чертой поиск оригинальности трансформируется в погоню за однообразным. Так, автор, живущий в относительно свободном обществе, сочиняет тоталитарную антиутопию.
Препарируя «мудей» сегодня, полвека спустя, бессмысленно не замечать того, что отягчало прослушивание их дисков полвека назад. Временами в британские пасторали врываются то «Синий лен» Раймонда Паулса, а то и вовсе «вот захожу я в магазин – ко мне подходит гражданин…» – причем, происходит это без натуги, вполне естественно.
The Days of Future Passed озадачивал не менее, чем перегруженные оркестровками саундтреки Yellow Submarine и Help!, но без того отвращения, какое вызывает кощунственный симбиоз Пьера Анри и Spooky Tooth.
Балансируя в распыленном эфире короткой волны, Legend of the Mind ошеломляла размахом психоделических крыльев, широтой фантазии. И все-таки, музыка «Муди Блюз» была ближе к польским «Скальдам» и «Но То Цо», нежели к «Пинк Флойду» Сида Баррета.
Едва ли кто-то в ту пору осмеливался проводить столь циничные параллели, поскольку серьезные альбомы «мудисов» осилить до конца было не менее сложно, чем magnum opus братьев Зелиньских «Крыванью, Крыванью, ты мой высокий».
Но, взрослея, человек предпочитает победам над дворовыми гроссмейстерами решение шахматных этюдов в одиночку.
В начале семидесятых искусство для немногих становилось пищей миллионов у меня на глазах. Место продуманных и образных суждений заменили краткие кулинарные оценки на грани мата. В сравнении с ними спорадические статьи местных аналитиков казались обывателю путеводной звездой для пилигрима, который топчется на месте.
Альбомы «мудиков» того периода, вплоть до сладчайшей «Октавы», идеально отвечали запросам пациентов застойной нирваны. Волшебство этих бесконечных «номерников» и «сольников» на лейбле Threshold срабатывает и поныне, к великой радости прожигателей тихой жизни.
Консервативное крыло в лице ELO, BJH и Supertramp продолжает обеспечивать комфортную старость тем, кто не изнурял себя поисками новизны.
Камерное прослушивание располагает к субъективному анализу и переоценке вчерашнего ширпотреба. Один на один с шедевром массовой культуры, мы не на стадионе. Мы – в оазисе посреди пустыни или на островке в океане. Искусство, родившееся в мозговых центрах кап-стран, становится объектом изучения для тех, чья жизнь прошла мимо заграницы. Свобода мнений здесь безгранична.
Первый альбом Но То Цо назывался «Художник Никифор» – над ним смеялись, как над «Бубой Касторским». Реальный художник Никифор тоже был объектом детской травли, но он существовал в действительности.
Этот старичок каждый день выходил на мост в родном городишке, и увлеченно рисовал архитектуру городов, которых не существует в природе и в проспектах тур-бюро – по крайней мере, в доступном для нас мире.
Такие же ландшафты возводит музыка Муди Блюз, если её прослушивание не разбавляют расшифровки замысла её создателей.
Параллельно работе над The Days of Future Past дирижер и аранжировщик Питер Найт сотрудничал со Скоттом Уокером, который мог бы стать монументальным фронтменом группы, о которой мы вспоминаем в данный момент. Но каждый остался на своем месте. Как в шахматной задаче, предполагающей несколько решений с единым результатом. Все эти благородные и скучные люди делали одно дело – обеспечивали нам безмятежные дни минувшего будущего.
Восьмидесятые оказались бессильны перед ветеранами британской поп-сцены, накрытых девятым валом «новой волны». Именно в этот шумный период блистательно напомнив о себе, успели выпустить свои лучшие альбомы The Troggs, The Searchers, The Hollies. Большую роль в этом рискованном деле сыграл отказ от ностальгических перепевов. В этот список по праву входят Long Distance Voyager, Sur La Mer и The Other Side of Life, которой побаловала советских меломанов родная «Мелодия».
Помимо упомянутых выше поляков, континентальными партнерами Муди Блюз можно назвать трио Дитя Афродиты и еще полдюжины итальянских групп (до их перехода в сферу амбициозного арт-рока). Европейский барокко-поп органично адаптировал англичан, чей главный хит – Nights In White Satin, – основан на мелодии Карло Донида Uno Dei Tanti. Юная гречанка Вики Леандрос заимствовала у британцев их «Меланхолика» и Ride My See Saw, исполнив обе песни в своей сентиментальной манере.
Из «взрослых» жанров этой группе ближе не мюзикл, а, более отрешенная, стихия саундтрека. Суматоху, сопутствующую перестановке декораций сменяет чеканный шаг крепкой вещи – мистерия продолжается.
Муди Блюз никогда не играли «рок», не зомбировали слушателя прочным гитарным риффом а ля Cream, прошитым для надежности бас-гитарой. Территориально к павильонам этой фабрики грез примыкает «Мак-Артур парк» Джима Уэбба, чья партитура напоминает сценарий фильма, с которого можно уйти, чтобы в дальнейшем вернуться и пересматривать его с восторгом еще и еще раз. Перенасыщенный образами и смыслом текст нередко вызывает сходную реакцию.
Обилие струнных в сочетании с железной дисциплиной вокальных партий вызывает еще одну странную аналогию – на сей раз с замысловатым соулом Чикаго и Филадельфии. То и другое быстро надоедает искателю сиюминутных острых ощущений.
Пульс молодежной дискотеки и музыкальной темы детективного сериала, который смотрят старики, пока танцуют их дети, имеют больше сходства, чем можно заметить с первого раза.
Музыка Moody Blues дает возможность посетить страну и эпоху автора не как турист или разведчик, а заглянуть в неё глазами человека, разглядевшего магическое и старинное в современной ему повседневной действительности.
Она позволяет переноситься куда угодно, не покидая комнаты, хотя бы sur la mer.
Это фонотека повторного фильма, который запоминается не сразу, закладывая в глубине извилин мысль, которой еще предстоит оформиться.
И название этой картины – «В предполагаемых обстоятельствах».