Одна из самых печальных историй, связанных с декабристами,- история любви Петра Муханова и Варвары Шаховской.
Варвара Михайловна – младшая сестра «княжны Полины» Шаховской, о которой я рассказала в предыдущей статье.
Пётр Александрович Муханов – декабрист (происходил из знатного семейства - его прапрадед был шафером при венчании Петра I и Екатерины I), литератор (автор статей и очерков, а также либретто к опере А.А.Алябьева «Лунная ночь, или Домовые»), друг К.Ф.Рылеева, посвятившего ему думу «Ермак», А.С.Грибоедова.
Следствие не доказало его членства в Северном или Южном тайном обществе, но об их существовании он знал, состоял с 1819 года в Союзе Благоденствия. В декабре 1825 года он был в Москве. В «Алфавите декабристов» записано: «После возмущения 14 декабря, будучи в Москве, он говорил некоторым членам, чтобы для избавления арестованных мятежников отправиться в С.-Петербург и покуситься на жизнь императора и что он сам готов убить его величество; но по исследованию обнаружилось, что это были одни дерзкие слова Муханова, а не замысел и что он в словах вообще не воздержан».
9 января 1826 года он был арестован в Москве, а 11 января уже заключён в Петропавловскую крепость.
Осуждён он был по четвёртому разряду («Произносил дерзостные слова в частном разговоре, означающие мгновенный порыв на Цареубийство, и принадлежал к тайному обществу…»), приговор – «По лишении чинов и дворянства, сослать в каторжную работу на двенадцать лет и потом на поселение». Затем срок каторги был сокращён до восьми лет.
И вот в Сибири и разыгралась драма.
Когда впервые встретились Муханов и Варенька, мы не знаем. Потом она будет писать, что любит Муханова с детства, а он ей отвечает взаимностью (немного странно упоминание о детстве: она была старше любимого на семь лет). Однако их брак был невозможен: сестра Муханова была замужем за братом Шаховской, и церковь считала Варвару и Петра близкими родственниками.
Сразу оговорюсь: подобные запреты частенько обходили (ведь кровного родства нет!). Разрешили же в 1841 году её сестре Марфе выйти замуж за мужа другой сестры, Прасковьи, умершей к тому времени! Правда, тут, видимо, помогли братья Муравьёва, любимцы царя Н.Н.Муравьёв-Карский и М.Н.Муравьёв-Виленский, вошедший в историю своей фразой «Я не из тех Муравьёвых, кого вешают, а из тех, кто вешает!» (Не могу воздержаться ещё от одной справки: это его «парадный подъезд» опишет Н.А.Некрасов в знаменитом стихотворении).
Но здесь был другой случай. Говорили, что первоначально брак запретили ещё до восстания,- не знаю, точных сведений не нашла. А вот в Сибирь Варвара Михайловна поехала – вместе с сестрой: приезд родственников к не лишённому чинов и дворянства А.Н.Муравьёву был разрешён. Поехала с тайной надежной соединиться с любимым.
Она вступила в переписку с ним через М.Н.Волконскую. Сохранилось очень нежное письмо Марии Николаевны с обращением «дорогая княжна, милый ангел мой Варенька». Из письма следует, что переписка велась как открыто, так и нелегально и Варвара Михайловна посвятила «всю себя облегчению страданий всех тех, кто погибает от враждебного отношения».
Выйдя на поселение в Братский острог, Муханов обратился к иркутскому гражданскому губернатору И.Б.Цейдлеру: «Покорно прошу ваше превосходительство исходатайствовать у кого следует позволение на вступление мне в брак со девицею княжной Варварой Михайловной Шаховской по обоюдному нашему на то желанию и единогласного согласия её и моей матери и всех наших родственников».
А Варвара Михайловна обратилась прямо в Петербург. Она сообщила, что, так как она не была соединена с Мухановым узами брака, которые позволили бы ей ехать за ним, то «обещала ему, что, когда он будет ссыльнопоселенцем, я сделаю все, чтобы соединиться с ним, и с этого мгновения, в продолжение семи тяжких лет, эта мысль не переставала быть единственным желанием моего сердца...»
Они рассчитывали на разрешение. А пока Муханов обживается на новом месте, исследует реку Ангару (поразительно: его наблюдения были использованы в 1950—1960-х годах ХХ века при строительстве Братской ГЭС!). Варенька пишет сестре Муханова: «Ни Сибирь, ни уголок земли, отъединённый от всех, нисколько не страшит нас. Я наконец стану хозяйкой своего времени и своего места. Я не сравню этой глухой деревушки ни с какими городами, полными сплетен, мишенью которых становится каждый свежий человек. Это уединение только будет способствовать моему сближению с Петром, отвыкшим от общества, наши средства слишком ничтожны для жизни в городе. Я хочу надеяться, что наша взаимная твёрдость получит в один прекрасный день вознаграждение...»
«Вознаграждение» было страшным: шеф жандармов А.Х.Бенкендорф прислал написанное им со слов Николая I «соизволение»: «Муханов по правилам греко-российской церкви по причине родства его со княжной Шаховской не может на ней жениться».
Практически одновременно в иркутском доме Муравьёвых появился некий Роман Медокс, бывший уголовный преступник, перешедший на службу Третьему отделению и засланный с целью «наблюдений». Он притворяется влюблённым в Вареньку, хотя и без всякого намёка на взаимность. А в доносах пишет гадости: «Княжны Варвары Шаховской, наделенной всеми дарами природы, кроме красоты… Ей давно уже 30 лет…»
Ему удаётся открыть тайный канал переписки в ящике с табаком (о нём позднее рассказывал И.Д. Якушкин: «В этом ящике было двойное дно, и при таком устройстве он заключал в себе, тайно, много писем, которые княжна Шаховская должна была доставить по назначению с удобным случаем»), придумать заговор, в котором Шаховской было отведена не последняя роль.
До нас дошли сведения, что Муханов повторно подавал прошение о браке и получил предписание прекратить с Варенькой даже официальные письменные сношения. И тогда она решилась на отчаянный и даже неприличный по тому времени поступок: поехала к любимому и какое-то время прожила с ним. («Но кто на свете, ощутив близость счастья, нашёл бы в себе ещё силы отказаться от возможности его получить, быв несчастной, как я, в течение всей своей жизни…»). Было ли это? Мне почему-то хочется верить, что было – хоть немного, хоть украдкой…
А потом – вечная разлука. Получившего выговор Муравьёва со всеми домочадцами переводят в Вятку, где умирает Прасковья Михайловна. А Варенька, тоже заболевшая чахоткой, переживёт сестру на полгода и скончается 24 сентября 1836 год, уже в Симферополе.
Через год Муханов напишет стихи:
На могиле новой
Два креста стоят,
Под доской дубовой
Две сестры лежат.
Часто со слезами
Спрашиваю я:
«Нет ли между вами
Места для меня?»
Кто вторая сестра? Княжна Полина или умершая примерно в то же время сестра Муханова (невольная виновница запрета на его брак)? Не знаем, да и так ли уж это важно?
Находясь на поселении, Пётр Александрович много болел, но, не желая беспокоить мать, не сообщал ей об этом. «В моих письмах к ней я всегда весел и всегда здоров», — писал он сестре.
Уже много позднее он познакомился с начальницей Девичьего интерната Марией Дороховой и сделал ей предложение. Но накануне венчания, 12 февраля 1854 года, Муханов умер от апоплексического удара.
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
Карту всех публикаций на эту тему смотрите здесь.
Навигатор по всему каналу здесь