Найти тему
Культурная критика

Точность и чуткость: «Смерть сердца» Элизабет Боуэн

Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере, одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. 

Роман «Смерть сердца» вышел в 1938 году и входит в число 100 самых важных романов в истории английской литературы, однако был переведён на русский язык только сейчас, и для российского читателя может считаться новинкой.

Перед нами - очень камерная история. Окружающая героев действительность - социальные настроения, надвигающаяся Вторая Мировая война - не имеет значения для происходящего. В семью преуспевающего бизнесмена Томаса Клейна и его жены Анны приезжает сестра Томаса шестнадцатилетняя Порция - дочь его отца и его второй жены. Собственно, жизни Порции после ее переезда к брату в течение трёх сезонов - зимы, весны и наступающего лета - и посвящена книга. Какой-то особенной интриги в книге нет - она и обрывается достаточно резко. Ключевых точек в романе, пожалуй, только две - это прочтение Анной дневника Порции, о чем читатель узнает в самом начале, но последствия чего наступят только в самом конце, и эпизод в кинотеатре Сила. Но, несмотря на эту камерность и отсутствие каких-то резких или увлекательных сюжетных поворотов, «Смерть сердца» читается очень легко и удерживает внимание до самого конца.

Элизабет Боуэн концентрируется на внутреннем мире своих героев и изменениях этого внутреннего мира при их взаимодействии. В центре, конечно, Порция - девочка, которая категорически не вписывается в свое окружение из-за своей неопытности и, наверное, чистоты. Ее не понимают ни несколько отстраненные Томас и Анна, которым самим с Порцией неуютно, ни более открытые и приветливые члены семьи Геккомбов и их друзья. И посреди этого непонимания Порция переживает свою первую влюбленность к Эдди - совершенно неподходящему и ненадежному человеку. Боуэн описывает первый болезненный опыт взросления человека, оказавшегося в этой ситуации в одиночестве.

Какое бы отчаяние ни скрывалось в ее прозвеневшем на весь салон голосе, вряд ли бесприютность могла прозвенеть в нем ещё сильнее. 

Не менее интересны и Анна, и Томас. Вроде бы идеальная семья, и вроде бы такие скупые на чувства люди. Но у обоих был свой «Эдди» в жизни - Анна пережила неудачный роман с человеком, которого явно любила гораздо сильнее Томаса, а Томас пережил изгнание своего отца из семьи, его мучения и странные сложившиеся с ним отношения. Возможно, на фоне этого своего опыта травмы они и сошлись и оказались вполне счастливы только вдвоём, но старая рана все равно болит - о чем роман не устаёт напоминать. И бедная Порция, в какой-то степени, для них обоих является отражением этой старой раны.

Когда в это время по вечерам с ним был кто-то, кроме Анны, когда кому-то, кроме Анны, было что-нибудь от него нужно, Томасу делалось невыносимо тяжело. В это время по вечерам он хотел только одного - чтобы лицо обмякло до пустых линий. А когда кто-то сидел с ним рядом, ему казалось, будто он обязательно должен что-то из себя представлять, нацепить какое-нибудь выражение. Но, по правде сказать, между шестью и семью часами вечера он почти ни о чем не думал и почти ничего не чувствовал. 

Все остальные образы в романе также убедительны. Столп семьи - и один из действительно понимающих людей - Матчетт, ветреный Эдди, явно сам не понимающий, чего он хочет от жизни, Дафна и Дикки, живущие полной жизнью, наиболее похожий на Порцию майор Брутт... Все образы в романе психологически точны, и это его главное достоинство.

Помимо персонажей, в «Смерти сердца» удивительно хорош язык, и за это необходимо поблагодарить и переводчика. В романе удачные и живые описания и очень поэтичные метафоры - «лебединая шея зажженной лампы», поставленная на кровать рука как «живая арка, сквозь которую виднелось изножье кровати», «давила на колено, словно пытаясь оттолкнуть стену». Эти метафоры здесь не для красоты и не делают текст вычурным - они только подчеркивают происходящее, только усиливают психологизм текста. В романе играют предметы, свет, погода, природа, отвечая на состояние людей.

Но само ощущение фартука под рукой, накрахмаленной ткани поверх тёплого, большого колена, убедило ее, что Матчетт по-прежнему неумолима.

Единственным не совсем удачным моментом книги я бы назвала авторские отступления, особенно в конце романа ставшие излишне длинными и уж излишне философскими.

Как итог - прекрасный образец английской литературы, глубокая и хорошо написанная книга. Надеюсь, что у нас ещё что-нибудь из Боуэн переведут.