Варвара, погруженная в свои мысли, механически поздоровалась с высокой крепкой бабой, стоявшей на остановке. Попутчица была в лохматом вязаном платке – длинный серый пух завивался кольцами, как на овце; ниже шла удлинённая китайская куртка, разукрашенная аляповатыми кленовыми листами, ещё ниже – черные штаны «трубами», без стрелок, а завершался наряд ботинками грубого фасона, сильно смахивающими на мужские, размера, пожалуй, сорок третьего.
– Чё-то не видать маршрутки, – сразу вступила в диалог баба, кивнув на пустую дорогу.
Варвара поддакнула, мучительно припоминая, где она раньше встречала эту богатырскую женщину.
– А ты к отцу приезжала?
– Да-да.
Дальше и рассказывать ничего не пришлось, баба всё сама выложила: она мать Антонины, которая училась в школе с двоюродной сестрой Варвары; сейчас едет в Кипряны к ветеринару, надо купить лекарство поросятам от кашля; будет ли маршрутка, неизвестно, они ж, частники, ездят, когда им в голову взбредёт.
Баба была полностью осведомлена о состоянии Варвариных дел, но, видимо, для обновления «досье» она всё-таки поинтересовалась новостями её семейной и трудовой жизни, задавая короткие, точные вопросы. Дознание шло скорей из вежливости, по заведённому издавна ритуалу.
Быстро покончив с сельским этикетом, баба шумно вздохнула и неожиданно выдала:
– А я тебе скажу, Варвара, жизнь без любви – как химическая пища без соли, в ней нет никакого вкуса… Я вот промучилась со своим живоглотом, дочь моя, Антонина, ну, ты знаешь, как она настрадалась, – Варвара согласно кивнула, хотя имела самое туманное представление о бедах Антонины, – и мы подумали: пусть хоть Виталик будет с любовью. Внучек мой, – уточнила баба, подойдя вплотную к Варваре и заглядывая ей в глаза. – Он же у нас умный-разумный, в политехническом на инженера учится, сам поступил.
– Молодец.
– И вон он нам сообщает: бабушка, мама, у меня любовь! Ну, мы ж не враги своему дитю! Привози, поглядим, че там за любовь.
В этот момент к остановке лихо подлетела маршрутка. Варвара пожалела, что рассказ прервался в самом зачине, но баба, расплатившись с водителем, полезла вслед за ней в конец салона, без церемоний согнала школьника – «мальчик, ты пересядь вперёд, мне тут с тётей надо потолковать», и угнездившись рядом, продолжила ровно с того места, на котором остановилась:
– Ну ты знаешь, какие бывают девочки – у тебя у самой дочь! В платьицах, в юбочках, с косичками, аккуратненькие, как куколки, любо-дорого посмотреть! А что нам привозит Виталик?! Мы с Антониной переглянулись между собой – мамочка моя!.. Майчонка до пупка не дотянута, в пупке кольцо, трусики замызганные желтые, из них коленки острые торчат, ножонки как спички, головёнка стриженная порогами. Цыплок недорощенный!.. А Виталик от неё без ума. Кричит: у Светы высокие гонорары!..
– Она, что же, журналистка? – заинтересовалась Варвара.
– Какая журналистка! – возмутилась рассказчица. – Официанткой в кафе работает.
Заявилась к нам, в одной руке сигарета, в другой – отвёртка…
– Отвёртка? Слесарит, что ли, по совместительству? – Варвара подумала, что ослышалась.
– «Отвёртка» – это в банке бормотуху продают, пиво со спиртом намешано… Я сразу Антонине сказала: не будет с неё дела, она негожая. То, что Виталик с ней живёт, это ничего, пусть молодые узнают друг друга. Но: я стала постель после них разбирать, нашла какие-то уздечки вместо трусов. Чё с ними делать?! Сожгла в печке гадость такую. Антонине говорю: «Дочка, путёвая девушка так не одевается!». А она кричит: мы жили с тобой, мама, без любви, пусть хоть Виталик узнает настоящее счастье.
Ладно. Любовь так любовь. И как взяла Света нашего Виталика в оборот, он вообще перестал домой ездить! Пропал, а если звонит, то разговаривает сквозь зубы. Она над ним страшную власть захватила – вместе курят, пьют, и «отвёртки», и бальзамы, и бары-дискотеки – аж дым коромыслом! Учиться стал через пень-колоду – вот-вот выгонят. Что делать? – рассказчица, разгоряченная воспоминаниями, схватила Варвару за руку – маршрутка грузно, как старая коза, подпрыгнула, угодив в яму на дороге. – Антонина говорит: мама, пусть лучше институт пропадёт, но сын у меня останется.
И пошли мы пороги военкомата отбивать, чтобы Виталика в армию забрали! Другие ходят откупать – видала, какой коттедж себе военком отгрохал на «контрактные» деньги?! У него «контракт» – ты ему взятку приносишь, а он твоего сына от армии отмазывает. А мы просили-умоляли на коленях – заберите Виталика, ради бога! Военком кричит: вы чё, с ума сошли – ему полгода учиться осталось!.. Я не имею права, меня по судам затаскают!
Ну, кое-как уломали его – дорого нам это стоило! – забрали Виталика. Мы с Антониной ни живы, ни мёртвы, армия – дело серьёзное, это тебе не по барам шататься. Там всё бывает: и калечат, и убивают, и вешаются, и дедовщина, и кавказцы, и шизофреники – как ты его, дурака, угадаешь?! У него оружие в руках – пальнул, и – до свиданья, к ангелам!..
И ты знаешь, повезло нам! Попал Виталик в десантные войска. С парашютом прыгал, на танке ездил, на учениях медаль заработал. Вернулся домой, как с курорта, кровь с молоком, руки-ноги накачанные, загорелый, крепкий, как орех. В институте сейчас досдаёт экзамены.
– А любовь как же? – напомнила Варвара.
– У-у! В армию забрали, любовь как ветром сдуло. Она сразу в Сочи уехала – там и гонорары выше, и людей больше. Про Виталика и не вспоминает. А я ему говорю:
– Виталик, мы люди бедные, мы любовь не можем себе позволить. Это Чубайс женится без конца. У него и любовь, и нелюбовь, и ваучеры, нанотехнологии… А ты как-то приглядывайся, чтоб девушка путёвая была, к работе приученная, с профессией. А любовь у тебя уже была, есть что вспомнить… Водитель, водитель, у «Ветеринария» остановите мне!..
И, махнув Варваре на прощание, счастливая бабушка покинула маршрутку.
Книга "Мёд жизни" здесь и здесь