Найти тему
Стакан молока

Крест готов

 Глава из повести "Петр и Февронья"
Глава из повести "Петр и Февронья"

Глава "Подвиг Петра Николаевича" здесь

Опору и обе перекладины креста Петр Николаевич довел быстро. Прострогал их вначале шершепкою, потом пригладил, выровнял оставшиеся от нее канавки и бугорки рубанком. Работой своей, правда, он на этот раз остался не совсем доволен. Древесина была сырая, свежая, и волокна на ней то и дело задирались глубокими шершавыми бороздками, которые не поддавались никакому инструменту. Сосне вообще-то полагалось бы отлежаться где-нибудь в тени, хотя бы зиму, до первого тепла, чтоб она хорошо вымерзла и просохла; смола-живица в ней окаменела бы и намертво связала волокна. Стружка тогда бы из-под шершепки и рубанка шла тоненькая и прозрачная, весело завиваясь змейками и колечками. Простроганные боковинки опоры и перекладин были бы чистыми и гладкими, без единой задоринки и выщербленного сучка. Пахла бы сосна тоже совсем по-иному: не сыростью и влагой, а только одной хвоей. Но ждать до весны и тепла у Петра Николаевича нет никакой возможности. Ведь одному только Богу известно, переживет он холодную долгую зиму или нет, да и каково будет Февронье Васильевне лежать в могиле, занесенной снегами и вьюгами, без охранного креста?! Пусть уж лучше такой, с недоделками и оплошностями, чем оставить ее под пустым завьюженным бугорком. Креста не ставят только на могиле человека, по собственной воле лишившего себя жизни. А Февронья Васильевна боролась за нее всеми силами и средствами.

Перекрестья Петр Васильевич связал удачно, нигде не ошибившись в размерах. Перекладины с опиленными под угол краями вошли в опору, будто влитые. Для верности их надо было бы прихватить еще и гвоздями-двухсоткой. Но таких гвоздей в хозяйстве у Петра Николаевича давным-давно не было. Он вначале огорчился их недостаче, поискал с плотницкою «лапою» в руках в сарае, повети и омшанике, прошелся вдоль заборов – нельзя ли где вытащить старые, хотя душа у Петра Николаевича и не лежала использовать старые, бывшие уже в употреблении, проржавевшие под шляпкой и на обратном загибе гвозди для новой, да еще столь взыскательной постройки. Но потом, потратив на бесполезные поиски минут двадцать (заранее ведь знал, что ничего не отыщет: все гвозди, скобы и костыли, забитые в стенки, калитки-ворота и заборы, ему хорошо памятны – сам забивал и ладил их), Петр Николаевич даже обрадовался, что ничего не нашлось и не отыскалось. Ну, зачем ему гвозди, которые рано или поздно все равно проржавеют, истончатся и придут в негодность, когда перекрестье можно соединить дубовыми колышками-шипами, как в старые времена всегда и поступали деды-прадеды.

Петр Николаевич бросил в ящик с инструментами «лапу» и взамен нее взял витое плотницкое (двадцати миллиметров диаметра) сверло-буравчик на длинной ножке. Спарив на каждом перекрестье верхний и нижний углы диагональной чертой, Петр Николаевич нанес на них по две метки и осторожно, чтоб не сломать хорошо закаленный и оттого хрупкий буравчик, просверлил им четыре сквозных отверстия. Дубовые колышки-шипы у него легко нашлись. Ничуть не сожалея о том, Петр Николаевич пустил на них свой посошок, которым в последние годы, подсобляя больным, изношенным ногам, пользовался, если выпадала ему сколько-нибудь дальняя дорога, в лес или на тот берег реки, в луга. Себе он смастерит другую подпорку, липовую, березовую или рябиновую, а дубовый посошок пусть теперь послужит так же верно Февронье Васильевне, как служил Петру Николаевичу.

Подправленные до нужных размеров топором и рубанком колышки вошли в отверстия туго и плотно, выжав лишнюю влагу и сок. Конечно, когда крест высохнет, усядется, они дадут слабину, но их можно будет расклинить или заменить другими. А пока они держат перекрестья крепко и недвижимо, лучше всякого-любого гвоздя.

Без труда нашлась у Петра Николаевича и доска-двадцатка для кровельки-ската на кресте. Может, всего десять лет тому назад он заготовил ее для постройки нового улья, прострогал, отобрал «четверть», пропитал с наружной стороны олифою. Но и сухой, как звон, береженой для пчелиного производства, доски ему было тоже нисколько не жаль – какие там теперь Петру Николаевичу улья, какие пчелы и медосбор?!

Он распилил ее на две равновеликие части с небольшим припуском на оба конца поперечины, чтоб доска закрывала их, не давая затекать дождевой или талой воде. Прибил дощечки, соединив их на вершине опоры в неразъемный угол, Петр Николаевич гвоздями-восьмидесяткой, которые в запасе у него были, и поставил крест в полный рост возле омшаника. Обретя двухскатную кровельку, он сразу преобразился, обрел необходимое завершение и, будто глянул Петру Николаевичу глаза в глаза. Так бывает всегда при постройке дома. Пока плотники не возведут на нем крышу, он всего лишь сруб, а с крышей, высоко поднятой на стропилах-кроквах, – уже дом, заходи в него и живи всем счастливым семейством и хозяйством.

По всем четырем краям наклонной крестовой кровельки, конечно, надо бы еще пустить резной «фартучек», как тоже всегда делалось в старину, чтоб он радовал-веселил и самого усопшего, покоящегося под крестом человека, и любого иного, временно еще живущего, который придет проведать, помянуть своего опередившего его по кончине сродственника. Но отвлекаться на это, выпиливать лобзиком фигурный «фартучек» Петру Николаевичу сейчас опять-таки некогда, по свободе как-нибудь за зиму сделает.

Занятый строительством креста, Петр Николаевич нет-нет, да и поглядывал на крылечко, ожидал, томился душой – не выйдет ли к нему Коля, не подсобит ли в работе, не поведает ли о своей беседе с Февроньей Васильевной. Но крылечко было пустынным, бесприютным, домовая дверь крепко затворенной, и Коля все не появлялся и не появлялся…

Шорхая рубанком или работая долотом, Петр Николаевич несколько раз откладывал их в сторону, смахивал с телогрейки налипшие опилки и стружки и делал шаг к воротам, к дому. Но тут же и возвращался назад, опять утешая себя надеждой, что повстречается и поговорит с Колей потом, завтра, совершив похороны – ведь не на один же день и час Коля вернулся. А нынче пусть он остается наедине с матерью: так нужнее и ей и ему.

Чтоб не тревожить Февронью Васильевну и Колю до времени, не разрушать их беседу, Петр Николаевич прибрался вокруг лавочки: щепу и стружки отнес в дровяной сарай, а опилки подмел березовым веником-метлой. Но и после этого ему показалось, что идти в дом еще рано, – Февронья Васильевна и Коля, когда потребуется, сам позовут.

Петр Николаевич присел на лавочке под крестом, будто примеряясь, каково будет лежать под ним Февронье Васильевне. Выходило, что и покойно, и нетяжко. Случись Петру Николаевичу помереть, так он тоже хотел бы, чтоб над его могилой воздвигли точно такой же православный крест, с двумя перекладинками, прямой и косой, и защитной кровелькой, правда, чуть-чуть повыше в размере – Петр Николаевич мужчина все-таки значительного роста.

Он не выдержал, повернулся к кресту, погладил его ладонью, одновременно и радуясь, что угодил Февронье Васильевне, и сокрушаясь, что крест достался не ему. Думать так, наверное, было грешно и непозволительно, но куда ж денешься – думалось. Вот если бы они с Февроньей Васильевной умерли одновременно, тогда бы уж точно лежали бы под одним крестом, совместно удерживая всю его тяжесть. Петр Николаевич как мужчина покрепче силою взял бы на себя большую ее часть. Но не суждено…

И вдруг Петр Николаевич обнаружил в кресте один недочет, недоделку. Изножье его надо бы хорошенько залить смолою или гудроном, чтоб в земле оно не было подвержено быстрому тлению. Дубовый, твердой древесной породы крест выстоял бы и так, а сосновый лучше всего просмолить и тем продлить его долговечность. Ведь менять крест на могиле Февроньи Васильевны через пять-десять лет будет некому.

Откладывать свой замысел Петр Николаевич не стал ни на минуту. От старых времен у него остался кусок антрацитно-черной смолы, которую Петр Николаевич берег для ремонта лодки. Но и смолу ему нынче беречь не приходилось: плавать Петру Николаевичу без Февроньи Васильевны некуда, да и не за чем.

В стороне от омшаника он развел между двух кирпичей небольшой костерок, поставил на него смоляное ведро, с застывшим в нем квачом, и принялся следить, как смола, поддаваясь огню, медленно растворяется, идет рябью и пеною. На крылечко теперь Петр Николаевич поглядывал совсем с иной мыслью: он просил Колю задержаться возле Февроньи Васильевны еще на полчаса, пока он справится со смолокурною своею работой, а то, не дай Бог, черный, тянущийся от костерка как раз ко двору дым и резкий удушливый запах проникнут сквозь приоткрытую дверь в дом, и Февронье Васильевне будет от них большое неудобство.

Коля внял настоятельным просьбам Петра Николаевича и на крылечко не вышел, да еще, кажется, и сообразил закрыть на окне форточку.

Но вот смола растворилась окончательно, закипела и поднялась бурунами до самого венчика ведра. Петр Николаевич подхватил его рукавом телогрейки и, не давая остыть, подбегом понес к омшанику. Размягченным тряпичным квачом на длинной ручке он начал торопливо засмаливать изножье креста, как прежде засмаливал лодку-плоскодонку перед весенним спуском ее на воду. Смола, соприкасаясь с сырой древесиной, шипела и брызгалась, но все-таки схватывалась и намертво прикипала к ней, заполняя самые малые поры.

На всю эту скорую, не терпящую никакого отлагательства работу у Петра Николаевича ушло минут десять, не больше, но когда он бросил квач в опустевшее ведерко, то у него едва-едва хватило силы, чтоб загасить ненужный теперь костерок.

Отбиваясь от остатков уходящего на огороды дыма, Петр Николаевич еще обследовал изножье креста: нет ли где по недосмотру проплешины, не выглядывает ли голое не засмоленное дерево, и только после этого позволил себе опять присесть на лавочку и остудить пот. Все было вроде бы слажено прочно и осмотрительно, и крест простоит теперь над могилою Февроньи Васильевны и десять, и пятнадцать, и все двадцать лет, а дальше – что Бог даст. Надо только будет через день-другой опору креста и перекладины обнести глиною, чтоб их не порвало на жарком еще солнце. Ну, а по теплу, перед Пасхой и Радоницей Петр Николаевич покрасит крест голубенькой яркой краской (полбанки у него тоже сохранилось), как они прежде вдвоем с Февроньей Васильевной красили ограду на Колиной могиле.

Продолжение следует

Tags: ПрозаProject: moloko Author: Евсеенко И.И.

Книга "Мы всё ещё русские" здесь