Найти тему
Про Африку и ещё

Где бросают золото в небо осени: Суздаль, Юрьев-Польский

На вокзале в Иваново сажусь в автобус из Владимира в Ярославль, чтобы потом пересесть на ночной поезд до Вологды. Но, как оказалось, водитель забыл сменить табличку под лобовым стеклом и я еду в обратную. Схожу на остановке Суздаля. Со мной пара - парень и девушка из Японии. Пешком вместе проходим полтора километра, отделяющих автовокзал от собственно города.

Суздаль - туристическая столица маршрута, здесь на каждых пятьдесят жителей приходится по отелю. В ресторанах вокруг Торговой площади - марочные вина и болтовня на разных языках, чуть поодаль - красиво подсвеченный Кремль.

-2

Это город, в который можно привезти самого взыскательного туриста и, обратив его внимание на полезные мелочи, вроде отставленного для удобства фотографирования стекла в крытой галерее напротив Собора Рождества Богородицы, организовать пышный ужин в его честь, а наутро, пожелав отломить немного провинциальной повседневности, прогуляться по тихим дворикам с вымытыми «Жигулями» и «Волгами».

Утром, не дождавшись автобуса, запрыгиваю в попутку и вместе со отмечавшими накануне чей-то день рождения и оттого молчаливыми сегодня студентами уезжаю во Владимир. Владимир - большой город с собравшими жителей утренними пробками. Задумав провести несколько следующих дней в глубинке, выбираю следующую точку. Юрьев-Польский.

«Не конечная, но тебе, скорее-всего, здесь», - любезничает полная женщина, подперевшая меня собой к окну с занятого ею соседнего сидения разбитой маршрутки. Выхожу напротив земляного рва, из-за которого выглядывают обитые оцинкованным железом купола церкви.

-3

Юрьев-Польский - город, в котором снимали «Золотого телёнка». Город, в котором, как окажется позже, если что-то и происходит, то по невидимым каналам связи об этом тут же узнают все.

Загнанный под землю ресторан обставлен тяжёлыми дубовыми стульями и столами, по сторонам выдающие банкетную сущность динамики и световые приборы - всё это успеваю разглядеть, пока жду заказа. Здесь празднуют дни рождения, справляют свадьбы и устраивают поминки. За столом в глубине зала сидит, обставленный стеклом, мужик в чёрной майке, из-под которой пробиваются вихры волос на плечах и спине, и шапке-ушанке. Его зовут Гриша, он то ли из соседнего города, то ли из Москвы, в Юрьеве пьёт вторую неделю подряд. Столуется в этом ресторане, отдав в залог официанткам свой паспорт. Мне говорит, что ему должен полтора миллиона рублей депутат Миронов и вот-вот привезёт их.

-4

Гриша просит сделать фотографию и отправить её ему на почту. Вместе мы проходим на кассу, мой новый приятель просит включить мой обед в его счёт, вежливо отказываюсь. «Смотри, у Ольги задница какая, ух! Оль, давай сфотографируемся вместе» - переключается фокус блуждающего по сторонам взгляда Гриши.

Две существующих гостиницы находятся здесь же, на площади. Даже в одном и том же доме.

-5

Иду в Кремль. Главная, пожалуй, достопримечательность, которая привлекает приезжающих сюда - это Георгиевский собор. Плотно сбитое тело его украшено лепниной, собранной после обрушения в XV веке где-то по памяти, где-то по наитию, где-то - по настроению скучавших московских реставраторов. В сердце Кремля несколько куч угля, за ними - лужайка с радостными жёлтыми одуванчиками. Эгоистическом одиночестве валяюсь в траве в окружении древних стен, любуясь белёсыми прожилками на голубом сентябрьском небе. Вокруг - никого!

-6

В черте земляного вала, по гребню которого ближе к закату совершает променад молодая пара с коляской, кроме полицейского участка несколько жилых домов и огороды. Фотографирую капустную грядку на фоне маковок Михайло-Архангельского монастыря, рядом прополкой занимается бабушка в голубом халате. Завязался разговор. Она говорила мне про папу, которого ранило в самом начале войны, о том, как с мамой ходили упрашивать перевести его в госпиталь из района в их маленький городок, о том, как он не вернулся с фронта. О юности, полной надежд - быть учителем начальных классов - и беспощадной к ним реальности - рабфак и долгие годы труда на заводе с согнутой спиной, сперва старшей смены, а после - уборщицей кабинетов. О том, что статистам на съёмках «Золотого телёнка» давали по три рубля, о молодом Сергее Юрском, красивом, изящном. О сыне, с которым живёт, которого ненавидит, жалеет и любит. О внуке, которому откладывает деньги, он где-то, где-то рядом, но к ней не заходит. О том, как обманули установщики окон, о том, как потеряла на рынке половину пенсии недавно. О яблоне, её «яблоньке» с ударением на «о», которую засекли, чтобы поставить бытовки строителей...

-7

Она говорила, всё говорила и, словно бросая камушки в глубокий колодец, попадала точно в те мысли, которые проносились в этом момент в голове, отчего я невольно щурился.

Вдруг ставший холодным сентябрьский ветер приносил иногда обрывки голоса, заливавшегося про 1152 год единственной приехавшей за несколько последних дней в Юрьев-Польский группе (группке!) туристов, жавшихся друг к другу под цветастыми зонтиками. Альбина Георгиевна, огород которой с поздней капустой живёт в пределах земляного вала кремля, утирая мокрые от эмоций губы, рассказывала мне историю моей страны. Какую-то другую - очень личную, но и очень общую для каждого, бессвязную, но стройно сложенную.

-8

«Был бы папа, вернулся бы, он и крышу сделал и окна справил нам», - выдохнула в себя со следом надежд семилетней девочки в потускневших владимирских гласных бабушка Аля.
За время короткой прогулки погода меняется несколько раз. У Покровской церкви, там где речка Колокша делает крутой изгиб, бросают золото в бледно-голубое небо осени. От дремлющих кувшинок разбегаются круги. Отойдя сто метров в сторону, оборачиваюсь на шум начавшегося дождя о воду - перед деревянными мостками, где несколько минут назад переливами играло солнце, шлёпают заметными точками капли, на мостках же женщина, встав на корточки, полощет бельё.

После дождя, Юрьев-Польский
После дождя, Юрьев-Польский

Утром мне нужно выехать первым автобусом во Владимир, оттуда скорым поездом в Москву. Поэтому иду заранее покупать билеты. Почему-то спрашиваю кассиршу о том, как часто задерживают или отменяют рейсы. Она говорит, что такого у них почти не бывает.

Накатывает новый вечер. Ветер разбросал тонкие, словно совиные перья, облака по небу, освободив центральное его место взошедшей луне. У входа в ресторан шум и крики. Под руки ведут сопротивляющегося Гришу. Гриша оловянными глазами находит меня ухает, пытаясь вырваться. Наряд вместе с задержанным скрывается за поворотом. Снова тишина.

Ранний подъём, знакомая дорога к автовокзалу мимо Кремля и отделения полиции, перед которым сидят двое - полицейский в форме и помятый мужичок с хитрым взглядом. Полицейский просит у соседа сигарету, прикуривает. Вот ведь штука странная, знают друг друга с детства, друг у друга сигареты стреляют, может, если припрёт деньги занять могут, а в случае чего тот, что в форме, должен власть ко второму употребить, словно палкой тупой в живот ткнуть, потому что по-другому никак.

На автовокзале тихо. Никого. До автобуса пятнадцать минут, десять, пять. Только одинокий пёс на перроне, увлечённо вылизывающий себя от скуки.


Подхожу к кассе.
- Скажите, а автобус до Владимира когда будет?

- В одиннадцать часов.

- А тот, что в девять-пятнадцать?

- А его же отменили. Он сломался, вы не знали?

- Нет, а откуда?

- Ну как... все знают же.

Еду на во Владимир на такси, подбирающем по попутным деревням не знавших, как и я.