Разговор о творчестве музыканта, развившего возможности самого демократичного инструмента до непостижимых пределов, возможен только в такой – нелинейной – форме. Талант говорит сам за себя.
Этот прославленный гитарист с первых шагов проявил магическую легкость в деле трансформации реальности.
На самых ранних записях Джефф Бек жонглирует временем и пространством с ловкостью опытного иллюзиониста, не выходя за рамки регламента.
Он цитирует Alfie Берта Баккарака внутри Jeff's Boogie, монтируя прошлое с настоящим всего на два такта. И дело тут не только в ловкости рук. Чеканная фраза рассекает привычный «квадрат» подобно воплю Джеймса Брауна посреди программы «Время». Перед нами мастер монтажа внешне несовместимых вещей, на стыке которых и рождается оригинальное искусство.
Сигнатурой Yardbirds с Джеффом Беком была и остается не добротная лирика от Грэма Гулдмена, а собственный хит Shapes of Things. В ней, как в сосуде алхимика, клубятся образы грядущего, и сквозь прочное стекло слышны раскаты металлического грома. Перед нами уменьшенная копия будущего, еще не откормленный монстр hard and heavy в миниатюре.
Знаменитое Beсk’s Bolero предвосхищает патетику Child In Time, декадентский саспенс шок-рока и тантрические марафоны диско. В набросках, сделанных музыкантом до семидесятого года, просматривается дорожная карта дальнейшего развития поп-музыки.
Обнаружив в числе бонусов к переизданию альбома Beck-o-la инструментальную пьесу Хэнка Марвина, я сразу вспомнил про сходство соло в Heart Full of Soul с таким же коротким соло в Don’t It Make You Feel Good – более ранней вещи The Shadows.
И, конечно, про Love is Blue – еще один шаг в сторону буржуазной эстрады, сделанный в самое неподходящее, казалось бы, время.
Основой самых неожиданных открытий служит воспоминание о давно известных, но забытых вещах. Чтобы они материализовались на прежних местах, требуется лишь вернуть им имена. Память открывает дверь в параллельные миры.
Начало семидесятых породило два недолговечных пауэр-трио на основе прежней репутации участников. Оба, не оправдав ожиданий, оставили заметный след, ведущий в шестидесятые.
Джек Брюс и Лесли Вест пародировали былое могущество Mountain и Cream. Ветераны «Кактуса» – поющий басист Тим Богерт и ударник Кармайн Эпис – объединились с Джеффом Беком.
В результате получился камерный, типично американский диск, совсем не похожий на то, чем славились Vanilla Fudge и Cactus. Три песни из восьми – медленные баллады в стиле соул, с отголосками Бич Бойс и даже Клиффа Ричарда. Как ни странно, вокальные партии звучат громче виртуозных вкраплений легендарного гитариста, чей талант полностью раскроется в игровом альбоме Blow by Blow.
В целом знакомство с тем, что оставили нам эти два проекта, напоминает посещение музея, где музицируют заспиртованные мощи и тропические растения в кадках. Сходные ощущения вызывает сонный Ocean Boulevard 461 Эрика Клэптона, где роль эффектного козыря отведена I Shot Sheriff. У Джеффа Бека эту функцию выполняет подаренное ему Стиви Уaндером «Суеверие».
Вкусив этой музыки, слушатель погружается в дремотное состояние, способное длиться десятилетиями.
Sweet Sweet Surrender Дона Никса, записанная трио Beck, Bogert & Appice при участии Дэнни Хаттона из «Ночи трех собак», привлекла внимание местных музыкантов.
Необычайно тонкая вещь требовала песняровского подхода. Исполнение Sweet Sweet Surrender стало вопросом чести. Узнав, что её поют в этно-ресторане «Казачий дозор», я посетил это злачное место в сопровождении взрослых. Составом руководил брат знакомой пианистки.
До сих пор благодарен моим спутникам за понимание нужд нетипичного подростка.
Пьеса Кертиса Мэйфилда, степенно закрывая единственный студийный альбом Beck, Bogert & Appice, символично звучит как интимная панихида по группе, чья жизнь оказалась недолгой.
Летние каникулы в семьдесят пятом не принесли позитивных вибраций. Жизнь подергивалась в обе стороны, то сползая, то натягиваясь, как облезлая струна. Словно кто-то её отматывал в прошлое – от математически точных комбинаций Blow by Blow к неряшеству Spanish Boots.
Летний зной усугубляет тупость, люди в эту пору более упрямы и недоверчивы, чем в другие времена года. Одна за другой, возникли проблемы с двумя пластинками. Сначала мне со скандалом вернули Роберта Джонсона, чью Kind Hearted Woman я мог слушать в течении часа. Потом, какой-то тощий тип, похожий на скелета в джинсовом костюме, морочил голову с Jeff Beck Group.
Это было дешевое издание материала, записанного Беком в апреле 1969.
Его решили переиздать в связи с популярностью Рода Стюарта, шлепнув на обложку его современное фото в кружочке.
Участие Джона Пола Джонса и Пейджа в предыдущих записях не радовало, а настораживало, поскольку Лед Зеппелин, как и Битлз, были в глазах обывателя сугубо автономной святыней.
Отсутствие громких имен превращало фирменный пласт в недоразумение по типу доброкачественной опухоли, которую нет смысла удалять.
Не в силах от него избавиться, я начал его слушать, и мало-помалу, со скрежетом, двери моего восприятия расширились. Я открыл для себя антипод студийного Крима – нечто хаотичное и безобразное в первобытном, библейском значении слова.
По разгильдяйству Beck-Ola не уступала Whatever Turns You On – второму альбому Bruce, West & Laing, и отдельным записям Северного с оркестром, которые только начали циркулировать.
Но в ней отсутствовал налет той усталости, которой к середине семидесятых оказалось заражено поколение пионеров британского рока. Это был дебош средневековых хулиганов, проникших по карнизу в номер люкс.
Особую симпатию вызывали Jailhouse Rock и All Shook Up, совсем не похожая на добротный суррогат от Сузи Кватро.
Вырезать Стюарта, как вырезают целые аулы в фильмах про басмачество, чтобы вставить его в значок?
В принципе можно, только кто его купит – тогдашний, богемный Стюарт воплощал сифилитическое кантри. Его еще не успели полюбить. И Джефф Бек аккомпанировал ему, как Николай Серафимович Резанов Аркадию.
Воистину озадачивает и восхищает та колоссальная выдержка, с какой этот могучий виртуоз электрогитары тратил время в хаотических проектах, неуклонно выруливая на ровную дорогу в триумфальном ритме пьесы, озаглавленной старомодным словом «болеро».
