Об Александре Васильевне Ентальцевой, одной из первых приехавших в Сибирь женщин, сведений сохранилось очень мало. Её портрет до нас не дошёл, хотя, несомненно, существовал (известно, что Н.А.Бестужев написал портреты всех декабристов и их жён; кроме того, вспоминают миниатюру на кости с изображением юной красавицы), сохранились её изображения на рисунках воспитанника декабристов М.Знаменского, используя которые, потом «реконструировали» облик молодой Ентальцевой:
Точное время её рождения тоже неизвестно. Можно встретить и 1783, и 1790 год. Плохо известны обстоятельства её жизни до замужества. Сама она, видимо, вспоминать об этом времени не любила. Пущин в письме Н.Д.Фонвизиной от 2 апреля 1856 напишет о Ентальцевой: «Я не знаю даже, куда она денется, если вздумают отпустить. Отвечала, что никого родных не имеет, хотя я знаю, что у неё есть сестра и замужняя дочь».
Воспитанница М.И.Муравьёва-Апостола А.Сазонович писала о первом муже Ентальцевой – карточном шулере, который, с помощью красавицы-жены заманивал в свои сети богатых молодых людей и от которого у декабристки была дочь (разводясь с ним, она была вынуждена оставить дочь мужу), но никаких документальных доказательств этого нет… Известна её фамилия до брака с Ентальцевым – Лисовская, но неизвестно, девичья это фамилия или первого мужа.
«Она была умна, прочла всё, что было написано на русском языке, и её разговор был приятен»,- напишет М.Н.Волконская. Иностранных языков Александра Васильевна не знала. Поэтому можно предположить, что происходила она из семьи небогатой, не имевшей возможности пригласить гувернантку. Родители её вроде бы рано умерли, и девочку воспитывали старшие сёстры.
Она приехала в Читинский острог к мужу - Андрею Васильевичу Ентальцеву, бывшему подполковнику, командиру 27 конно-артиллерийской роты, отличившемуся в Отечественной войне 1812 года. Нам ничего не известно об обстоятельствах их встречи, заключении брака. Но, видимо, это был брак по любви. «Она была предана душой и сердцем своему угрюмому мужу, бывшему полковнику артиллерии»,- вспоминала Волконская…Член Южного тайного общества, Ентальцев был осуждён по 7-му разряду: «Знал об умысле на Цареубийство; принадлежал к тайному обществу с знанием цели, и знал о приуготовлении к мятежу» - с приговором «По лишении чинов и дворянства, сослать в каторжную работу на два года, а потом на поселение».
Видимо, семья Волконской знала Ентальцеву, хотя и не близко. В письме матери Мария Николаевна напишет: «Г-жа Ентальцева передала мне игрушки, которые послал мой бедный мальчик, произнеся моё имя и имя отца; я была очень тронута таким вниманием этой превосходной женщины. Мы живём вместе, она – моя экономка и учит меня бережливости».
Уже в 1828 году Ентальцевы были отправлены на поселение в город Берёзов Тобольской губернии. Вместе с ними туда же на поселение вышли ещё два декабриста – А.И.Черкасов и И.Ф.Фохт. Увы, годом раньше сюда был сослан под надзор полиции «случайный» декабрист, который называл себя «князь Друцкий-Горский Осип-Юлиан Викентьевич, граф на Мыже и Преславле». Явный авантюрист, он, не будучи членом тайных обществ, оказался 14 декабря на Сенатской площади. Следствие не могло установить, что этот 59-летний человек там делал, и поэтому он был «только» выслан. Прибытие декабристов он решил использовать в своих целях и написал донос, надеясь при его помощи вырваться из Сибири. По его словам, сосланные в Берёзов декабристы Ентальцев, Фохт и Черкасов «обнаруживают злобление и ненависть к правительству и ко всему существующему порядку». Эту ненависть они стараются внушить берёзовским жителям, в том числе и самому Горскому, и приобрели себе в Берёзове уже немалое количество сторонников.
Началось расследование, выявившее, что это клевета, но именно во время его у Андрея Васильевича появились первые признаки душевной болезни…
Беды и доносы продолжались. «В Сибири у Андрея Васильевича явилось влечение к медицине. Многие из его товарищей тоже лечили бедных в крайних случаях, когда не оказывалось под рукой доктора; но никто из них … не предавался этому занятию исключительно и с такой страстью, как Андрей Васильевич. Он обзавёлся всевозможными лечебниками, постоянно рылся в медицинских книгах, лечил простыми, безвредными средствами, сам приготовлял лекарства, никому не отказывая в помощи», – писала всё та же Сазонович, хорошо знавшая супругов. Но эти занятия почему-то вызвали подозрения. А потом был ещё более нелепый донос.
Рассказывает снова А.Сазонович: «В 1838 году по случаю проезда великого князя Александра Николаевича через Тобольск, Тюмень и Ялуторовск [туда к тому времени перевели Ентальцевых] по распоряжению генерал-губернатора было приказано не допускать до него государственных преступников, поэтому местное начальство известило декабристов, чтобы они сидели дома во время пребывания наследника, что они и выполнили в точности… Через шесть недель после проезда великого князя через Ялуторовск желающим выслужиться вздумалось донести на Ентальцева, будто бы он хотел убить наследника из пушки. Поводом к обвинению послужило подозрение, что Андрей Васильевич перед приездом великого князя будто бы недаром заказал деревянные шары для украшения своего забора и одновременно купил старые екатерининские лафеты Ширванского полка, выступившего из Сибири в 1805 году. Из Тобольска предписано было нарядить следствие. У Ентальцевых исковеркали в доме полы, пересмотрели помадные банки Александры Васильевны, отыскивая порох, которого, разумеется, не нашли».
Это происшествие окончательно добило Ентальцева. Если до этого он «и характером больше соответствовал обязанностям врача, нежели воина: всегда ровный, со всеми одинаково приветливый, он не только был добр, но был и смирнейший человек в мире», если раньше «его болезнь сначала долго таилась, проявляясь некоторыми странностями мирного свойства, ничего не доказывающими», то теперь изменилось всё. Ентальцев изменял жене с крепостной девкой Пелагеей, он сжигал всё, что попадалось под руку, исчезал из дома… А в июне 1841 года - частичный паралич, потеря речи и потом - полное помешательство.
Александра Васильевна, с высочайшего разрешения, возила мужа лечиться в Тобольск. «Полупьяный факультет, – писал И.И.Пущин, – не в состоянии излечить Андрея Васильевича, но в случае с ним какого-нибудь припадка всё-таки найдётся в Тобольске врач не совсем пьяный, который может отвратить пагубные следствия для больного; там есть также аптека и на всякий случай необходимые лекарства. В Ялуторовске иногда нет даже и пьяного врача и ничего похожего на аптеку». Но медицина помочь не могла. «Ентальцев поразил меня, – писал Пущину Н.В.Басаргин, – у него паралич подействовал на мозг и сделал его идиотом,- смотрит в глаза, улыбается и медленно скажет бессмыслицу…».
Александра Васильевна вернулась в Ялуторовск, она продала свой дом, но сняла здесь же флигель. «Она устроила мужа, – вспоминает А.Созонович, – в лучшей комнате, на солнечной стороне, в которой наблюдались безукоризненная свежесть воздуха и теплота, и держала при нем неотлучно находившуюся старушку-сиделку, с любовью ухаживающую за ним, как за беспомощным младенцем, с самого начала его болезни и до последнего дня его жизни…» (услуги сиделки оплачивала “Малая артель” декабристов – устроенная ими касса взаимопомощи).
Андрей Васильевич скончался в Ялуторовске 27 января 1845 г. Александра Васильевна обратилась с просьбой о разрешении вернуться в европейскую Россию, но согласия не получила и прожила в Сибири ещё десять лет, получая небольшое пособие от казны на своё содержание. Ей помогали М.Н. Волконская и жившие в Ялуторовске декабристы, с которыми она была очень дружна.
«Это была живая, умная, весьма начитанная женщина, как видно много потрудившаяся над своим самообразованием, – пишет А.Созонович, – и женщина самостоятельного характера, иногда довольно резкая в обращении и речах… Манерами и уменьем просто и со вкусом одеваться она долго считалась образцом в Ялуторовском женском обществе: молодые девушки пользовались её особенным расположением и добрыми советами. Многие находили, что меня воспитывали мальчиком, поэтому Александра Васильевна не упускала случая замечать мне, что с успехами в науках не следует терять прелесть женственности. С лучшими женскими достоинствами она соединяла слабость, свойственную многим хорошеньким женщинам, производившим в свое время впечатление на мужчин: Александра Васильевна, попав на свой пунктик, теряла самообладание, сбивалась с толку и часто ставила себя в смешное положение, не мирясь с действительностью, что красота и молодость исчезают с годами, хотя, сравнительно с другими женщинами, она пользовалась счастливою старостью, сохраняя физическую и умственную бодрость и свежесть». Ей вторит в письме жене сын декабриста Якушкина: «Про Ентальцеву говорить много нечего – она очень добрая женщина, неопределённых лет (однако же за 60), любит молодиться и скрывает, что носит парик».
Видимо, декабристы любили бывать у неё. «28-го, день рождения Ивана Дмитриевича, мы праздновали, по обычаю, у Александры Васильевны, угостительной, почтенной нашей вдовы», - сообщает Пущин сыну декабриста Е.И.Якушкину 31 декабря 1854 года.
После амнистии Александра Васильевна приезжает в Москву, часто навещает своих сибирских друзей, их детей. Особенно часто бывает у Волконских и очень тоскует, когда они уезжают за границу. «Я люблю над собой власть, какую люблю, а не власть этой нелепой хандры». – пишет она в одном из писем.
Незадолго до смерти она получает приглашение от другой декабристки, М.К.Юшневской, приехать к ней в Киев, но не решается его принять. Александра Васильевна умерла в Москве 24-го июля 1858 года
***********************
Прошёл почти год после публикации этой статьи, и вот сегодня я получила от одной из читательниц, которой безмерно благодарна, репродукцию портрета А.В.Ентальцевой (помещена в книге С.Беличевой-Семецевой "Декабрисы. Испытание Сибирью"). Вот она, Александра Васильевна:
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
«Карта» статей на эту тему здесь
Навигатор по всему каналу здесь