Как автор знаменитого "Соловья" стал уголовником
Ставки сделаны
День 24 февраля 1825 года не предвещал перемен в судьбе уже известного композитора Александра Алябьева. С утра он играл на рояле, днём ездил с визитами, а к вечеру ждал гостей. Послал человека в лавочку за новыми карточными колодами, угощениями и шампанским. Гости съехались к восьми вечера. Ужинали и пили до десяти, потом играли на рояле и пели. Около одиннадцати вечера взялись за карты.
За стол уселись майор Иван Глебов — отставной гродненский гусар, Николай Шатилов — шурин Алябьева и воронежский помещик Тимофей Времев со своим спутником — губернским секретарём Сергеем Калугиным. Сам Алябьев в игре участие не принимал — он перебрал с шампанским и тихо дремал в кресле.
Внезапно за игровым столом вспыхнул скандал. Воронежский помещик проиграл немыслимо большую сумму — 100 тысяч рублей (в то время добротную усадьбу с барским домом, садом и крепостными можно было приобрести за 8 тысяч рублей). Услышав крик, Алябьев сразу проснулся и вскочил с кресла. Проигравший обвинял хозяина, что его дом смахивает на шулерский притон. Немыслимое оскорбление! Завязалась потасовка. Алябьев начал с пощёчин, закончил полноценными оплеухами Времеву и пригрозил дуэлью.
Проигравший якобы свою неправоту признал, из сапога вытащил прибережённые золотые червонцы, отдал разъярённому Глебову. Обещался с оставшейся частью долга расплатиться позже. На этом и порешили. Гости стали разъезжаться. Воронежский помещик на следующий день уносил ноги из Москвы. А Алябьев, проспавшись, отправился на бал, развлекать свою юную возлюбленную (и будущую жену) Екатерину Римскую-Корсакову.
Дело об убийстве
Но уже через два дня по Москве разнеслись неприятные слухи. Говорили, что карты метал сам Алябьев, а когда Времев поймал его на шулерстве, бывший военный шарахнул того бутылкой мадеры в висок и убил на месте. Звучала и ещё одна версия: в сговоре были все игроки, а Времев раскрыл их шайку, и они забили его стульями. Кое-кто утверждал, что сначала Времев вырвался из дома, но злодеи пустились в погоню, перехватили помещика где-то под Москвой, избили, ограбили и бросили на дороге умирать.
Правда, в «Деле о скоропостижной смерти коллежского советника Времева» под номером 206 ни о каком убийстве речи не идёт. Умер Тимофей Миронович 27 февраля на постоялом дворе в Чертаново без всякого насилия: «Рано утром он разбудил человека Андрея проводить себя на двор для телесной нужды, куда и пошли; а как он стал испражняться, в виду того человека упал и умер».
Вызвали лекаря и полицейского, составили протокол. Врач указал: смерть наступила «от апоплексического удара (то есть от инсульта), коему споспешествовали преклонные лета и какое-нибудь сильное волнение». Погребли покойного 3 марта в Симоновом монастыре.
Но дальше дело приняло неожиданный оборот. Слухи о картёжниках-мошенниках дошли до обер-полицмейстера Александра Ровинского (который уже имел неприятный конфликт с Алябьевым в Большом театре). Он донёс о скандале генерал-губернатору Москвы Дмитрию Голицыну. И тот спешит первым доложить об инциденте императору. Мол, в Москве обнаружилось «игрецкое общество», заявившее о себе тягчайшими преступлениями — шулерством и убийством. Александр I припоминает Алябьеву прежнее вольнодумство и вздорный характер. Делу дан серьёзный ход.
Отправляясь в московскую тюрьму, Алябьев иронично заметил: «Слава Богу, что сенатор N и князь N.N. представились неделей раньше, а то сидеть бы мне ещё и за этих». Он был уверен, что вскоре «неприятная история» разрешится в его пользу.
И действительно, 23 октября 1825 года все участники дела были оправданы. Но судья — Иван Пущин (тот самый будущий декабрист и лицейский однокашник Александра Пушкина) — опротестовал оправдательный вердикт. Иван Иванович всей душой ненавидел распущенность и хотел изменить российские нравы. Пущин был уверен: пороки надо выжигать калёным железом. А тут они в полной красе — аристократы играют в карты, пьют, дерутся. И в деле даже имеется труп! Как можно такое простить?
Пущин настаивал на том, что Алябьева и компанию надо отправить в Сибирь. Даже если они никого не убивали. Просто ради благого примера. Для исправления нравов. И чтобы другим неповадно было.
Дело стали пересматривать вновь. К этому времени уже и сам Пущин сидел в Петропавловской крепости. Вместо Александра Павловича на престол взошёл Николай I. Новый император в первый же день чуть не стал жертвой гвардейского мятежа. И вся тема «гусарской вольницы» была ему ненавистна. На приговоре написал «Сему быть». Говорят, что на словах государь добавил, что даже если композитор и не виновен, то «таких» следует держать как можно дальше от столиц.
«У Вас ус гусарский!», или Алябьева выдали усы
Александр Алябьев был дружен со многими декабристами, хотя в тайных обществах не состоял. И весьма необычно любил подчеркнуть своё свободолюбие. Например, в 1822 году гвардеец Алябьев явился в театр в штатском платье, что было недопустимо по правилам того времени. Но «нарушителю» этого было мало. Он шумно реагировал на игру актёров.
Когда в антракте Александр вышел с приятелями из ложи, к нему подошёл полицмейстер Александр Ровинский в сопровождении квартального, чтобы сделать замечание. Ровинский должен был составить протокол и сдать Алябьева военному начальству. Но гусар не пожелал называть свою фамилию. Более того, перепрыгнул через перила лестницы и сбежал от блюстителей порядка. Однако полицмейстер опросил свидетелей и установил личность злостного нарушителя порядка.
История дошла до правящего тогда Александра I. Государь был в негодовании: какое неуважение к офицерскому мундиру! По личному приказу царя Алябьев был посажен на гауптвахту Петропавловской крепости на месяц. А Ровинский затаил отдельную обиду на столь явное неуважение к себе.
Вечный ссыльный
В московской тюрьме Александр Алябьев провёл два года. Заболел ревматизмом, начал слепнуть. Но было и в этой жизни радостное событие. Старшая сестра выхлопотала для него рояль, который поставили прямо в камеру. Алябьев активно музицирует, много пишет и, наконец, сочиняет лучший свой романс на стихи Антона Дельвига.
Партитура «Соловья» выпорхнула из каземата в конце 1826 года (Алябьев передаёт ноты через друга Алексея Верстовского). Уже в январе 1827 году его исполняют в Большом театре. «Соловей» немедленно становится самым модным романсом в благородных домах. Никто не знает, что автор сидит в тюрьме, как подозреваемый в убийстве.
Весной 1827 года суд определяет Алябьева на место жительства в город Тобольск. Услышав приговор, подсудимый расхохотался. Отправили на родину. Однако ему предстояла отнюдь не смешная гражданская казнь. Алябьева лишили дворянства. Он стоял на эшафоте при большом скоплении народа, а над его головой ломали шпагу, с мундира срывали эполеты и ордена и бросали в костёр.
В тобольской ссылке Алябьев живёт в приходе Захарьевской церкви, где должен регулярно каяться под надзором священника. Наверное, это самое сложное в жизни бывшего гусара.
Через три года Иван Вельяминов делает серьёзную попытку помочь Алябьеву вернуться в Москву. Четыре врача дадут заключение об ухудшающемся здоровье композитора и надвигающейся слепоте. Вельяминов несколько раз ходатайствует перед императором. В итоге Алябьеву разрешают посетить Кавказ для лечения водами.
В 1831 году автор самого знаменитого русского романса отправляется в Пятигорск. После года процедур здоровье не улучшилось. Но зато повелением царя переменилось место ссылки. Новый город изгнания — Оренбург. Здесь Алябьев тоже быстро нашёл приятное общество. Он сдружился с генерал-губернатором Василием Перовским — приятелем Пушкина и Жуковского. Перовский устраивает концерты Алябьева, тайно пересылает партитуры в Москву, где музыкальные произведения звучат со сцены и имеют успех. Правда, на афишах нет фамилии автора-изгнанника, только инициалы — А.А.
В 1835 году Перовский добивается высочайшего разрешения для композитора проживать в Московской губернии. После десяти лет арестов и ссылки Алябьев вновь в родных местах. Но въезд в обе столицы ему запрещён. Только в 1842 году композитору разрешат жить в Москве. Правда, под надзором полиции и без права показываться на публике.
В это время Алябьев уже пожилой и больной человек. Он не был прощён и помилован. После множества прошений его жены и многих других, Николай I твёрдо стоит на своём — Алябьев никогда не будет восстановлен в своих правах. Единственная милость — возвращение дворянства детям Алябьева, если таковые будут. «Если» — будто усмешка, Алябьеву 64, его супруге 43. Через полтора года не станет Александра, вскоре умрёт бездетной Екатерина.
После декабрьского мятежа в гвардии Николай I приказал отменить все приговоры, вынесенные Пущиным в бытность того судьёй. Кроме приговора Александру Алябьеву
Автор текста: Маргарита Донникова
Это интересно:
Жёны декабристов
Во время ссылки в Тобольске чиновники, прибывшие из Москвы, сообщили Алябьеву, что его невеста собирается замуж за другого.
— Что ж, — язвительно отозвался Алябьев, — она ведь не жена декабриста, — намекая, что Екатерина Римская-Корсакова не способна на подвиги Полины Гёбль, отправившейся в Сибирь за своим возлюбленным.
— Так и Вы попали сюда не за то, что вышли на Сенатскую площадь, — напомнили Алябьеву.
Версия главы тайной полиции
11 марта добиваются разрешения на эксгумацию тела aвскрытие тут же в монастыре, при этом присутствовать могли все желающие. Заключение новое — смерть наступила от разрыва селезёнки. Однако позже даже всемогущий глава тайной полиции Александр Бенкендорф признавал, что скорее всего второе заключение сделано неграмотно. И разрушения внутренностей наступили из-за влажности могилы. А будь они нанесены в доме у Алябьева, то умер бы Тимофей не через три дня, а в течение суток и в страшных мучениях. А помещик всё же ушёл от картёжников на своих ногах и врачам не жаловался.
Защитник царей и композиторов
Покровитель ссыльного Александра Алябьева — губернатор Оренбурга Василий Перовский некоторое время был адъютантом Николая I. Во время мятежа на Сенатской площади находился при государе.
Катина любовь: связь сквозь годы
На Новогоднем балу 1824 года, незадолго до ареста, Александр Алябьев вдруг обратил внимание на Екатерину Римскую-Корсакову — младшую дочь из известного московского семейства. Девушке шёл 21-й год, Алябьеву исполнилось 37. Он играл свои романсы, пел, умел рассмешить, и барышня была покорена обаятельным кавалером.
Всё располагало к будущей свадьбе. Родители Екатерины были не против — Алябьев знаменит и богат, подполковник — подходящая партия для барышни из хорошей семьи.
Но судьба свела влюблённых лишь через восемь лет. Она будет Екатериной Офросимовой (по настоянию матери её выдали замуж за богатого помещика Андрея Офросимова), а Александр — ссыльный, без званий, чинов и наград. Композитору разрешено лечиться на водах Кавказа, а Катенька, видимо, узнав об этой новости, убедила мужа, что ей тоже необходимо отправиться на курорт.
В 1832 году Екатерина и Александр встречаются в Пятигорске. Былые чувства разгорелись с новой силой. У Алябьева творческий подъём. Он пишет сборник романсов «Кавказский певец», посвящённый своей возлюбленной. Открывает цикл романс «Тайна». Последние слова каждой строфы составляют фразу — «Я Вас люблю».
Спустя восемь лет, уже после смерти законного супруга, Екатерина Александровна сама найдёт Алябьева и убедит связать их судьбы, несмотря на его бедственное положение. 53-летний ссыльный обвенчался с 37-летней вдовой Екатериной Офросимовой 20 августа 1840 года.
Похоронив мужа в 1851 году, Екатерина строит усыпальницу в Симоновом монастыре, куда перенесли прах Алябьева. На могиле она велела установить памятник — маленькую фигурку птички — соловья.
500 произведений и один хит
Популярность многих произведений Алябьева ещё при его жизни была очень велика. Всего же он оставил после себя более пятисот музыкальных произведений — опер, водевилей, увертюр, в том числе 160 романсов. Но только «Соловей» получил всемирное признание. На его мелодию писали вариации и Михаил Глинка, и Ференц Лист.
Современники Пушкина слышали «Соловья» в исполнении знаменитой Прасковьи Бартеневой, немецкой «оперной дивы» Генриетты Зонтаг, а в 1840-1850-е годы «Соловей» стал коронным номером Полины Виардо.
Материал из выпуска №8 журнала «Ваш тайный советник», тема номера — «Русская гвардия».
