Продолжение.
Перед отъездом из Петербурга Елизавета Федоровна задумала устроить прощальный вечер для всех знакомых.
Был приглашен и Достоевский, который долго отказывался , но в конце концов поддался на уговоры Елизаветы Федоровны. Так как Корвин-Круковские жили уже несколько лет в деревне, на вечер собрались их знакомые с прежних лет. За эти годы одни из них сделали успешную карьеру, другие- наоборот. Публика была довольно разнообразная, приглашенные имели мало общего. Было много почтенных дам и академиков, большей частью чопорных немцев, знакомых дедушки Анны и Сони- Федора Федоровича Шуберта.
В такое общество попал на этом вечере бедный Достоевский. Всем своим видом он отличался от скучающих благовоспитанных гостей. Он просто не знал, куда ему деваться. Елизавета Федоровна решила представить его гостям, но он вместо приветствия только невнятно что-то говорил и поворачивался спиной. Увидев Анну, Достоевский стал беседовать с ней и не отпускал ее от себя. Елизавета Федоровна вынуждена была напомнить ему, что Анне нужно исполнять обязанности хозяйки дома и оказывать внимание и другим гостям. Достоевский увидел, что Анна говорит со своим дальним родственником со стороны Шубертов, довольно симпатичным и умным молодым человеком, и вообразил, что мать нашла Анне подходящего жениха. Федор Михайлович вступил в разговор и тут же пылко сказал Елизавете Федоровне, что она только о том и думает, как бы выгоднее пристроить дочек! Эффект был потрясающий. Благовоспитанные немцы примолкли и таращили на него глаза. Достоевский больше не высказывался и просидел в углу комнаты до конца вечера.
Когда Достоевский прошел в следующий раз, Елизавета Федоровна хотела принять его холодно, но не могла на него долго сердиться и добрые отношения между ними восстановились. Зато Анна стала говорить с ним по-другому, стала противоречить ему, дразнить его. Если раньше она ради встреч с Федором Михайловичем отказывалась от приглашений в гости, теперь все стало иначе. Достоевский нервничал, злился, но приходил не реже, а чаще. Они с Анной все время спорили. По любому вопросу - от нигилизма до Пушкина- мнения их расходились. Достоевский в гневе хватал свою шляпу и уходил, говоря :«Ноги моей больше здесь не будет!». Но на другой день являлся в дом Шуберта, как ни в чем не бывало. В то же время восхищение им со стороны Сони все возрастало. Достоевский говорил сестрам, что только Соня его понимает, называл ее своим другом, говорил, что внешность ее лучше, чем у Анны. У Сони, как он говорил, было выразительное лицо и цыганские глаза, а Анна - просто смазливенькая немочка… Соня на фоне этих похвал наивно стала питать иллюзии, что она нравится Достоевскому больше, чем ее сестра. Достоевский хвалил Сонину игру на фортепиано, и она решила сделать Достоевскому сюрприз, специально для него разучив с большим трудом его любимую Патетическую сонату Бетховена. И тут разразилась катастрофа.
«…Оставалось уже всего дней пять-шесть до нашего отъезда. Мама и все тетушки были приглашены на большой обед к шведскому посланнику, старому приятелю нашей семьи. Анюта, уже уставшая от выездов и обедов, отговорилась головной болью. Мы остались одни дома. В этот вечер пришел к нам Достоевский.
Близость отъезда, сознание, что никого из старших нет дома и что подобный вечер теперь не скоро повторится, — все это приводило нас в приятно возбужденное состояние духа. Федор Михайлович был тоже какой-то странный, нервный, но не раздражительный, как часто бывало с ним в последнее время, а, напротив, мягкий, ласковый.
Вот теперь была отличная минута сыграть ему его любимую сонату; я наперед радовалась при мысли, какое ему доставлю удовольствие.
Я начала играть… и ничего не замечала, что делается вокруг меня. …Я оглянулась: в комнате никого не было.
Сердце у меня упало. Ничего еще не подозревая определенного, но смутно предчувствуя что-то недоброе, я пошла в соседнюю комнату. И там пусто! Наконец, приподняв портьеру, завешивавшую дверь в маленькую угловую гостиную, я увидела там Федора Михайловича.
Но, боже мой, что я увидела!
Они сидели рядом на маленьком диване. Комната слабо освещалась лампой с большим абажуром; тень падала прямо на сестру, так что я не могла разглядеть ее лица; но лицо Достоевского я видела ясно: оно было бледно и взволнованно. Он держал Анютину руку в своих и, наклонившись к ней, говорил тем страстным, порывчатым шепотом, который я так знала и так любила.
— Голубчик мой, Анна Васильевна, поймите же, ведь я вас полюбил с первой минуты, как вас увидел; да и раньше, по письмам уже предчувствовал. И не дружбой я вас люблю, а страстью, всем моим существом…
У меня в глазах помутилось. Чувство горького одиночества, кровной обиды вдруг охватило меня, и кровь сначала как будто вся хлынула к сердцу, а потом горячей струей бросилась в голову.
Я опустила портьеру и побежала вон из комнаты.»(из воспоминаний С.В. Ковалевской».
Бедная Соня! Она искренне считала, что, несмотря на громадную разницу в возрасте, Достоевский может испытывать к ней нежные чувства. На самом деле все это было только в ее воображении, а Достоевский любил ее сестру! После нескольких дней страданий она решила спросить у Анны, почему Федор Михайлович не приходит. И вдруг она услышала, что Анна отказала Достоевскому, она не может его полюбить.
«Вот видишь ли, я и сама иногда удивляюсь, что не могу его полюбить! Он такой хороший! Вначале я думала, что может быть, полюблю. Но ему нужна совсем не такая жена, как я. Его жена должна совсем, совсем посвятить себя ему, всю свою жизнь ему отдать, только о нем и думать. А я этого не могу, я сама хочу жить! К тому же он такой нервный, требовательный. Он постоянно как будто захватывает меня, … при нем я никогда не бываю сама собою.
Все это Анюта говорила, якобы обращаясь ко мне, но, в сущности, чтобы разъяснить себе самой. Я делала вид, что понимаю и сочувствую, но в душе думала: «Господи! Какое должно быть счастье быть постоянно при нем и совсем ему подчиняться! Как может сестра отталкивать от себя такое счастье!».
"…Федор Михайлович пришел к нам еще раз, проститься. Он просидел недолго, но с Анютой держал себя дружественно и просто, и они обещали друг другу переписываться. Со мной его прощанье было очень нежное. Он даже поцеловал меня при расставании, но, верно, был очень далек от мысли, какого рода были мои чувства к нему и сколько страданий он мне причинил. Месяцев шесть спустя сестра получила от Федора Михайловича письмо, в котором он извещал ее, что встретился с удивительной девушкой, которую полюбил и которая согласилась пойти за него замуж. Девушка эта была Анна Григорьевна, его вторая жена. «Ведь если бы за полгода тому назад мне кто-нибудь это предсказал, клянусь честью, не поверил бы!» — наивно замечал Достоевский в конце своего письма.
Сердечная рана зажила тоже скоро. Те несколько дней, которые мы оставались еще в Петербурге, я все еще ощущала небывалую тяжесть на сердце и ходила печальнее и смирнее обыкновенного. Но дорога стерла с души моей последние следы только что пережитой бури. Уехали мы в апреле. В Петербурге стояла еще зима; было холодно и скверно. Но в Витебске нас встретила уже настоящая весна,»( из воспоминаний С.В. Ковалевской).
Вот такую романтическую историю видел 155 лет назад в своих стенах этот старый дом №12 на 1-й линии Васильевского острова.
Ближайшая станция метро: Василеостровская.
Если Вам понравилась статья, поставьте "лайк" и подпишитесь на канал!
Читайте также начало статьи:
