Окончание. Предыдущий текст во «Встречь солнца…(7)»
Джана
Вот и добрался я до намеченных бараков. Не так давно намеченная цель достигнута. Значит, путешествие закончится без чрезвычайных происшествий. К сожалению, бараки для ночевки непригодны. Но в одном сохранилась железная печка, сделанная из двухсотлитровой бочки. На воздухе жутко холодно, и я, соорудив вплотную к печке лежанку, закрыв окна брезентом и обрывками толи, с грехом пополам переночевал в сочащемся водой прибежище.
На следующий день, починив сломавшуюся накануне станину рюкзака, забрался на последний на моём пути перевал, разделяющий бассейны Тихого и Ледовитого океанов. Если сказать проще, то бассейны рек Лены и Уды, а если ещё проще – верховья рек Учура и Джаны. Этот последний перевал порадовал меня отборной голубикой. Облетевшая листва обнажила усыпанные ягодой кустики, даже земля вокруг приобрела синий оттенок. Как в «закрома Родины», засыпал я в себя этот урожай. Хотя толк от этого был примерно тот же.
Карабкаться вверх больше не придется. Теперь – только вниз. Через два дня сооружу в последний раз плот из оставшихся волейбольных камер, ещё через два – доберусь до метеостанции, расположенной в среднем течении Джаны; а ещё через три – увижу Охотское море в устье Уды.
Перед спуском в Джану, откуда ни возьмись, появился хорошо накатанный след вездехода. Обочины колеи сплошь усыпаны брусникой. Еда в рюкзаке кончилась, и теперь я питаюсь только ягодой, ничем не отличаясь от остальных травоядных обитателей тайги. Так как готовить ужин не из чего, шёл до тех пор, пока не стемнело. Ночь застала среди свежей таёжной гари. Заготавливая дрова, извозился в саже и стал похож на трубочиста. Рано утром умылся, попил воды, залил костёр и вышел в путь. Вездеходный след постоянно переходил с берега на берег, и, следуя за ним, я бродил через русло, пока это было возможно. Потом, срезая извилины реки, стал ломиться напрямик. Хотелось в этот день добраться до сплавного участка, и я спешил, останавливаясь лишь у очень плодоносных брусничных полян. Увидев среди редколесья огромного лося, зарядил ружьё последним патроном с мелкой картечью (пуль уже не осталось) и потихоньку пошёл на сближение с потенциальной пищей. К счастью, зверь не подпустил на выстрел: охотники говорят, что раненый лось страшней медведя.
Начало сплава я наметил от впадения в Джану притока Курунг. К тому же в его устье на карте были обозначены бараки, а надвинувшиеся тучи отбивали всякое желание ночевать под открытым небом. Хотя я уже не раз находил вместо обозначенных построек одни развалины, надежда всё равно умирает только перед фактом.
Шёл опять до темноты и до Курунга добрался на последнем издыхании. Искать бараки поздно, поэтому я почти на ощупь свалил толстенный обломок сухого ствола какого-то дерева, тут же разжёг костёр и, обессиленный, завалился спать. Ночью по тенту забарабанил частый дождь, и костёр стал затухать. В кромешной тьме попытался заготовить дров, но стоячих сухостоин рядом не нащупал. Искать же по лесу, когда не видно даже вытянутой руки, – только ломать ноги. Вернувшись под тент, я пошевелил толстый обломок и увидел, что его трухлявая середина выгорела, а внутренние стенки светятся жаром. Пододвинул эту спасительную «печку» под самый бок и опять уснул. Очнулся от запаха тлеющей одежды, загасил её и ещё раз задремал почти касаясь головёшки. Так, ворочаясь с бока на бок и обнимаясь с тёплым куском дерева, я дождался утра. Когда немного рассвело, наготовил дров и пошёл за водой. По речной косе шла чёткая колея со свежими следами тракторных гусениц. Куда и откуда она? Вода в речке, похоже, со взвесями, значит, в её верховьях промышляют золото. Но сколько туда идти: день, два? Если было бы недалеко, то за ночь обязательно услышал бы какие-то звуки. Нет, тратить время и силы ни к чему. Лучше поискать бараки.
Пройдя триста метров, я увидел на обрывистом берегу несколько полуразрушенных избушек. Одна в хорошем состоянии и с печкой. Надо же! Совсем рядом от тёплого зимовья всю ночь корчиться на холодном галечнике. Затопил печку, отогрел замёрзшие ноги, высушил одежду, сварил только что подстреленного рябчика и позавтракал. От еды и тепла разморило, потянуло в сон.
Проснулся от жары. Расслабленный, разморенный, я вышел на улицу, свалился на землю и снова уснул. Очнулся от давно забытого звука. Откуда-то с юга доносился, как мне вначале показалось, гул вертолёта. Я вскочил и прислушался. Нет, это не вертолёт. И тут из-за поворота реки показались сразу четыре большегрузные машины с цистернами, направлявшиеся вверх по Курунгу. Расспросив водителей о маршруте их движения, попросил прихватить меня на обратном пути, и опять лёг спать. Таким образом, встреча с людьми состоялась на день раньше ожидаемого срока, а окончание путешествия произошло в устье реки Киран.
Через сутки перед моим взором, наконец, предстало Охотское море. То самое Ламское море, к которому стремились отряды русских землепроходцев. На горизонте, в туманной дымке виднелись очертания Шантарских островов. В этих местах на самодельном коче в 1639-40 годах впервые проплыли наши соотечественники, открыв тем самым эру тихоокеанского мореплавания в России.
С теплотой вспоминаю базу старателей в устье Кирана, её начальника Дмитрия Степуру, людей, приютивших и откормивших меня. Два дня я наслаждался уютом прекрасно обустроенного посёлка и обилием вкусной пищи, а затем на вертолёте артельщиков улетел до Николаевска-на-Амуре.
Потом в течение полумесяца снились мне таёжное бездорожье, мокрые кусты, дожди, бурные реки… И просыпался, как по костру, каждые два-три часа: пока горит – сплю, затухает – поднимаюсь дров подбросить...
Пройденный маршрут получился таким, как и задумывался: безлюдные места и бездорожье. Конечно, землепроходцы больше пользовались водными путями, чем пешими. Тем не менее на пути их обязательно возникали перевалы. Да и речные пути использовались зачастую против течения, заставляя участников походов продвигаться по берегу, таща бечевой гружёные струги, и каждый раз обносить груз на каменистых порогах. Расстояние маршрута – по использовавшейся карте оно составило около тысячи километров – соизмеримо с сухопутной частью похода Ивана Москвитина.
Нелёгкими были пути освоения Сибири и Дальнего Востока. Поставленное в условия тех давних времён, путешествие показало это достаточно наглядно.
Когда я разделся в старательской бане и посмотрел на себя в большое зеркало, то удивлен был необычайно. Тонкая, обезжиренная кожа не могла скрыть опоясавших тело вен; мышцы рук и ног заметно истончились, а то место, на котором надо сидеть, практически исчезло. Но эти внешние признаки лишений не огорчили. Несколько хуже отреагировал желудок. После непрерывного питания ягодами усиленное обычное питание сразу же вызвало гастрит, и избавиться от него мне удалось лишь спустя месяцы.
Эти телесные убытки – издержки производства. Гораздо интересней то, что мир вокруг меня сдвинулся в другое измерение, изменил качество. Реакция на общественные процессы стала осмысленней, жизнь обрела последовательность, цельность; прошлое, настоящее и будущее слились воедино. Можно сказать, что видение мира стало философским. Всё, что кратковременно, – суетно, а значит, несущественно.
Освоение огромных пространств, начатых нашими Предками, должно быть продолжено нами и нашими потомками, а не чужестранцами. В противном случае мы вымрем, как мамонты.
Полностью прочесть о путях в Амурский край русских землепроходцев и поиска одной из стоянок экспедиции Василия Пояркова можно в https://ridero.ru/books/tropoi_predkov/
И подписывайтесь на «Таёжные экспедиции»
