Его небольшой белый бюст в нашем доме я помню столько, сколько помню себя. Этим тонким, прекрасным профилем я с детства любовалась и подолгу смотрела на это одухотворенное лицо, кудри и не могла простить себе, что поздно родилась.
Меня всегда жгло вопросом— чего мир лишился с уходом Пушкина? Что не успел написать гений русской литературы? Почему судьба была так немилостива к нему и ко всем нам?
Убеждалась много раз — ответы порою приходят неожиданно.
Как-то в Московском Доме книги, что на Новом Арбате, я искала работу Владимира С. Соловьева (1853-1900) — «Оправдание добра». Юноша-продавец с готовностью помочь исчез за высокими стеллажами. Через минут 5-7 вернулся, но в руке его была книга с другими работами В.С. Соловьева, которую он сунул мне в руки, и со словами «я сейчас вернусь» снова исчез. Я открыла книгу где-то посередине и глаза выхватили строчки: «…роковая смерть Пушкина в расцвете его творческих лет казалась мне вопиющей неправдой, нестерпимой обидой и что действовавший здесь рок не вязался с представлением о доброй силе». Я посмотрела на название главы — «Судьба Пушкина».
Философское трактование ухода гения из жизни, его собственное осмысление необратимости событий и, главное, личной ответственности поэта-пророка, меня не просто поразило. Я почувствовала освобождение. И утешение.
В. Соловьев, великий мистик, писатель и философ, в этой исключительно познавательной философской работе раскрывает для нас само понятие — «судьба». Помните? — «Отдаюсь на волю судьбы», — распространенное выражение. А как это? Ко мне пришел образ лодки на озере, а я — в ней. Но весел нет. Куда течение и ветер направят лодку, туда я и поплыву. Это — судьба. Но, представим, что у лодки есть весла. И вот тогда, от моего умения, силы и устремления зависит, куда я доплыву. Это уже другое —судьба плюс я.
« ...так как мы обладаем задерживающими деятелями, разумом и волей, то определяющая наше существование сила, которую мы называем судьбою.., может действовать в нашей жизни только через нас, только под условием того или иного отношения к ней со стороны нашего сознания и воли». То есть, власть судьбы все-таки обусловлена личным участием в ней нас самих.
В своей работе Соловьев убедительно раскрывает понятие «гения». Какими качествами должен обладать тот, кто по природе своей выше обыкновенных людей? Обязывает ли высший дар гения к сохранению сверхчеловеческого достоинства? Почему Пушкин, осознавая свое «служение, которое не терпит суеты, и служение тому прекрасному, которое должно быть величавым» не смог абстрагироваться от толпы, от «высшего света», житейских и слишком ранящих его самолюбие судьбоносных событий?
Хотя он все правильно знал и понимал изначально:
"Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца"
Читая работу В. Соловьева, у меня из памяти всплыли замечательные строки Андре Моруа: «Самолюбие — это загадочный зверь, который спит под градом самых тяжких ударов, но просыпается раненый насмерть пустяковой царапиной».
Имеем ли мы правило судить Пушкина за то, что грубый житейский мир с его несправедливостью, клеветой, сплетнями и искусами спровоцировал его, Создателем посланного? Что он не сумел удержать свой гений до конца так высоко, как было даровано и заповедано? Конечно, нет.
Но мне спокойнее осознавать теперь, что ушел он по своей воле, а не по воле тщедушного и мелкого противника, неподвластных черных сил или злого рока. Я выбросила из души чувство унижения за великого поэта. Он принял решение сам, он опустил весла, хотя знал и чтил свой гений. Но сделал свой собственный выбор.
«Мы знаем, что дуэль Пушкина была не внешнею случайностью, от него не зависящею, а прямым следствием той внутренней бури, которая охватила и которой он отдался сознательно… Он сознательно принял свою личную страсть за основание своих действий, сознательно решил довести свою вражду до конца, до дна исчерпать свой гнев».
Подарил ли бы нам Пушкин новые сокровища мысли и творчества, если бы исход дуэли сложился по-другому?
Справился бы он с глубокой раной нравственной катастрофы, настигшей его после «покушения» на жизнь или смерти другого человека? Какое чувство пришло бы к нему на смену сжигающему его поэтическую душу гневу после смерти противника? Смог бы он после всего этого и дальше обогащать нашу словесность и создавать бессмертных героев в своих произведениях?
«Поэзия сама по себе не есть ни добро, ни зло: она есть цветение и сияние духовных сил — добрых или злых. У ада есть свой мимолетный цвет и свое обманчивое сияние. Поэзия Пушкина не была и не могла быть таким цветом и сиянием ада, а сохранить и возвести на новую высоту добрый смысл своей поэзии он уже не смог бы, так как ему пришлось бы всю душу свою положить на внутреннее нравственное примирение с потерянным в кровавом деле добром».
Для восстановления духовного равновесия Пушкину понадобилась бы все его оставшиеся годы. Он, да простят меня все, кто не разделяет такую точку зрения, вряд ли смог бы одновременно с этим посвящать себя литературному творчеству.
Тайны состояния души остаются тайнами. Но мы знаем наверняка, что умирая Пушкин был примерен с самим собой, простил врагов и просил никому не мстить. Слава Богу, что ушел он без вины на душе за чью-то смерть. А его духовное обновление случилось в три мучительных дня после дуэли.
Вот, как описывал первые минуты после смерти, его друг Жуковский:
«Когда все ушли, я сел перед ним и долго смотрел ему в лицо. Никогда на этом лице я не видел ничего подобного тому, что был на нем в эту первую минуту смерти… Что выражалось на его лице, я сказать словами не умею. Оно было для меня так ново и в то же время так знакомо. Это не было ни сон, ни покой; не было выражение ума, столь прежде свойственное этому лицу; не было также и выражение поэтическое. Нет! какая-то важная, удивительная мысль на нем разливалась, что-то похожее на видение, на какое-то полное, глубоко удовлетворяющее знание…"
В этом году исполнилось 182 года дня, как мир лишился Пушкина.
Но его строки, а они у каждого из нас свои, звучат в сердце и нашей душе. И передаются, бессмертные, из поколение в поколение.
Так было и так будет.
Я очень рекомендую всем, кто интересуется, книгу В.С. Соловьева "Красота как преображающая сила". Это сборник, куда вошли также работы писателя о жизненной драме Платоне, три речи в память о Достоевском, о Лермонтове и Тютчеве, русских символистах, в целом о красоте в природе и цикл "Смысл любви".
