Шура ушла, а Ефросинья долго ещё сидела, укрывшись всем, чем можно было, и думала. Думала о своей жизни, о своих детях. Что же так не складно у неё получается? Из Таврии на Урал переселились, там хозяйство сколотили и бежали, оставив всё, теперь здесь… Но почему же люди такие злые, почему им радость доставляют мои несчастья? Нет у них ни стыда ни совести, одна злоба.
Не могла понять Ефросиния чему так радовалась и улыбалась Мотька Яковенко, когда её с мужем Андреем увозили. Они ещё со двора не выехали, а соседи начали выкапывать забор и ворота и грузить на свои тачки.
Ещё задолго до рассвета подъехали сани, запряжённые лошадьми, вбежала Шура и помогла Ефросинии забраться на сани. Фрося была ещё слаба. Шура рассказала, что вернулась её золовка из Ейска, Нюсю в детдоме приняли.
- А я вот тебе шаль твою принесла, укутаешься в дороге, - сказала Шура, - а дочку твою я тепло одела, она не замёрзла. Думала себе оставить шаль, уж больно красивая она, так тебя ж жалко, кто знает, сколько ещё мыкаться тебе придётся. Вот и принесла тебе. Пригодится.
Они попрощались.
- Не поминай лихом, - просила Шура,- если бы могла, я бы оставила тебя и твою дочку у себя. Не могу! Не обижайся! Дай Бог, свидимся ещё.
- Спасибо тебе, - сказала Ефросиния, - Добрая ты женщина. Бог все видит, всем воздаст по их делам.
Ефросиния, всё же, не сказала Шуре об Усте-травнице, не хотела она говорить и брату её, Митьке, но почувствовала, что одной ей не добраться и потому попросила его подвести до хаты бабы Усти.
- Та знаю я её! – сказал Митька, - её тут все знают!
Опираясь на палку, баба Устя стояла у ворот своего дома, словно ожидая гостей.
- Вот, бабушка. Тебе больную привёз! – сказал Митька, остановив лошадей, - Полечишь?
- А что ж не полечить? Полечу, - ответила Устя, заходите в хату.
Ефросиния с трудом слезла с саней, и с помощью Митьки прошла в хату. В хате тихо, пахнет засушенными травами, в углу возле образов горит лампада.
- Вот сюда, на лавку садись, - велела Устя, - Что же ты так покалечилась? - Упала я, тётя, - ответила Фрося, - Из высока летела вниз…
- Та вижу, что из высока. Сейчас кости проверю, может перелом есть… Ну, да ты не переживай, вылечу. И посложней, бывало, лечила. Бог помогает. Сейчас я тебя отварчиком из хороших трав напою, согреешься, а потом и посмотрю тебя, всю пощупаю, проверю.
Устя достала из печки чугунок, и процедив отвар в глэчик (глиняный кувшин), налила в кружку и дала Фросе.
- Пей! Немного горьковатый настой, но полезный, силы придаёт, а тебе силы сейчас нужны, - она протянула кружку Фросе,
- Ты, небось, голодная?
И пока Ефросиния силилась что-то сказать, продолжила,
- Та вижу, что голодная. К вечеру накормлю тебя, а пока пей снадобье. А я сейчас новую порцию поставлю. Будет ещё горче, но ничего, так надо.
Пока Ефросиния пила тёплое снадобье, Устя готовила новую траву для снадобья, перебирая разные высушенные пучки, которые весели по всей комнате.
- А завтра я тебе ягоды бузины приготовлю. Хорошо от многих болячек помогают, особенно нам, женщинам. Было бы хорошо их в сахаре слегка переварить, да где же взять этот сахар? Нет сахара. Но можно и так, а можно и со свёклой отварить, тоже хорошо. Не волнуйся, молодайка, поставлю на ноги. Сама-то далеко живёшь?
- Далеко, тётя…
- Не хочешь говорить? А мне и не надо. Мне главное, тебя на ноги поставить, а остальное меня и не интересует. Ты думаешь, я не увидела в тебе хорошего человека? Увидела. Сразу увидела, как ты приехала. Разбираюсь я в людях. Бог дал мне это, - и увидев, что Ефросиния выпила снадобье и поставила кружку, спросила, - Ну, что, сильно горькое?
- Нет, тётя Устя, даже приятное снадобье. Всё выпила.
- Ну, вот и хорошо! Будешь пить, будешь выздоравливать. А сейчас раздевайся, ложись на лавку. Всё, всё снимай! Мужиков тут нет, и тепло в хате, не замёрзнешь. Я тебе дам юбку и кофту свои, наденешь, а твоё надо бы простирнуть. Но это потом, когда выздоровеешь. А может и сама тебе постираю, если кто воды наносит. Далеко колодец. Я уже и не хожу туда. Спасибо людям, не забывают меня, приносят.
- Да я сама постираю… - вымолвила Ефросиния, ей было неудобно, что доставила столько хлопот старой женщине.
- Постираешь, постираешь! Никто и не спорит. Выздоровеешь, и постираешь. А пока в моём походишь.
Устя подошла к лежащей на лавке Ефросинии, перекрестила её, тихо прошептала молитву, и начала легонько, а потом всё сильней и сильней ощупывать позвоночник, ноги, руки.
- Ушибы сильные, вся спина синяя. Но переломов нет. Вывих есть. За это не беспокойся, это мы быстро вправим. Потерпишь немного и всё. Повезло тебе, молодайка. Но чувствую, не простая ты… Тоже лечишь людей?
- Лечу, тётя, - ответила Ефросиния, - но я всё больше животы сорванные ставлю на место, та радикулит лечу, испуг выливаю, а травы плохо знаю. У нас травница есть, так я с ней советуюсь, но собираю траву только для своих.
