Надежда (имя изменено по просьбе героини) воспитывала дочь Лену в маленьком городе мусульманской республики, где общество осуждало всех, кто как-то выделялся из толпы. Запреты и требования всегда тяготили Надежду, но она смело отстаивала свободу быть собой и поддерживала в этом дочь. Лене было трудно со сверстниками — она отличалась от них. Когда девушка осознала свою гомосексуальность, Надежда, как и всегда, приняла позицию дочери, помогла ей обрести уверенность — и отпустила во взрослую жизнь.
Непринятие — принятие
Надежда с детства знает, каково это – чувствовать, что тебя не принимают. Рассказывая о детстве, Надежда постоянно проводит параллели с детством своей дочери Лены. Говоря о матери, переключается на рассказ о своих материнских чувствах. У Надежды много старых и не забытых обид. Живя среди ограничений и непонимания, Надежда старалась, чтобы в её с Леной маленькой семье всё было иначе.
«Я была бунтаркой! В школе девочкам нельзя было ходить в просвечивающих капроновых колготках, юбки должны были быть в пол. Я надевала короткую, по самую попу, чтобы, если видно — так уж всё.
Когда в школу пошел мой младший брат — у нас разница 6,5 лет — родители переключились на него, им стало не до меня. Я, конечно, была сыта, одета, обута, но внимания мне очень не хватало. Поэтому сама я не родила второго ребенка — у меня был пример, как бывает, когда в семье двое детей.
В моей юности родители натерпелись. Это были 90-е годы, мы творили что хотели: панки, хиппи, уходы из дома — мы с друзьями могли взять и рвануть куда-то на поезде.
Когда я была ребёнком, моя мама занималась рукоприкладством. Я хорошо знаю, как сильно это ранит. Я родила Лену очень рано — и всегда оберегала её от собственной агрессии, старалась сдерживаться, потому что знаю: боль со временем забывается, но обида не забывается. Папа Лены в какой-то момент решил, что на свете есть женщины, с которыми он может добиться чего-то большего, и исчез.
В городе, где мы жили, я работала инженером в БТИ. Это другой регион России. Там строгий мусульманский менталитет был таков: если женщина пришла на работу с декольте, длинными красными ногтями или в юбке выше колена — люди почему-то считали себя вправе делать замечания. Только лет в 38 я поняла, что не могу жить там, что меня угнетает этот город. Ощущение дискомфорта возникло раньше, но я не могла его сформулировать. И я решила вернуться в Екатеринбург».
Близость и страх
Надежда всегда понимала ценность близких отношений с родителями — которых ей самой так не хватало в детстве. Поэтому главным для неё в отношениях с Леной было полное принятие и поддержка — пусть даже какие-то интересы дочери не совсем понятны матери. Надежда с детства убеждала дочь: «ты не должна терпеть и делать то, чего ты не хочешь». В закрытой среде, где чтят традиции и не принимают иных, Лене, как раньше её маме, пришлось нелегко. И стало невыносимо и одиноко, когда Лена поняла, что она лесбиянка.
«Наши отношения были и остаются довольно откровенными. Когда Лена была маленькой, младшей школьницей, у нас были стандартные отношения родителя и ребенка. А когда она стала постарше, лет 17-18, мы стали ближе. Я поняла, что мне с моей дочерью интересно как с человеком. И я заметила, что мы думаем одинаково. Например, у нас есть друг семьи, убежденный холостяк, которого все — и дети, и взрослые — зовут «дядя Володя». И вот однажды мой мужчина сообщил, что дядя Володя «завёл себе женщину». Мой первый вопрос был: «тётю Володю?» И когда я рассказала об этом дочери, она задала тот же самый вопрос. Наша с Леной семья — мы вдвоем, не считая большого числа родственников, — всегда старалась раздвинуть привычные рамки, избегать стандартных решений. Все должны в 11 вечера ложиться спать, а мы могли купить пакетик чипсов и пойти гулять.
В школе Лене было очень тяжело. Она такой ёжик: своё пузико никому не покажет. А если ей что-то не нравится, не станет молчать, будет говорить напрямую. Лена выглядела необычно: она была крупнее, чем другие девочки, у неё были экстремальные стрижки, она красила волосы в яркие-яркие цвета. Она пыталась выделиться, но это противоречит убеждениям мусульман. Может, она что-то не то говорила, не так выглядела. У Лены не было друзей, которые могли бы её поддержать.
Лена рассказывала мне, что в городе, где мы жили, когда она работала в отделе по продаже аксессуаров к мобильным телефонам, люди приходили на неё поглазеть: молодая девочка с яркими волосами, ещё и в татуировках — быть такого не может, да она позорит весь город. В Екатеринбурге не важно, какие у тебя волосы — синие, зеленые. Я смотрю на очень разных девушек и юношей, и мне прикольно от того, что они могут самовыражаться и им за это ничего не будет. В моём детстве за обесцвеченную чёлку мальчиков били.
Однажды Лена скинула мне ссылку на сайт Ресурсного центра для ЛГБТ. Там собирается ЛГБТ-коммьюнити, они проводят разные встречи, праздники, free-маркеты. Я не знала, что здесь есть такое пространство — никогда этим не интересовалась. Тогда я уже почти год жила в Екатеринбурге, а Лена ещё готовилась переехать. Новые знакомые из Ресурсного центра рассказали Лене, что там уютно, безопасно, спокойно. Что принимают всех, не смотрят на внешность, татуировки, пол и убеждения.
Лене в том городе не хватало общения с ровесниками, людьми близкими по духу. Я во всём её поддерживала, но мама всех не заменит. И главное — я волновалась за её безопасность: любой пьяный мужчина в этом городе мог «проучить» её за необычную внешность: схватить за волосы и подрезать их, полоснуть по татуировкам. Я долго держала это волнение в себе, потому что у меня не было физической возможности сразу перевезти Лену: в Екатеринбурге я первое время жила на квартире у родственников. И как только год назад мы с моим мужчиной — теперь уже мужем — стали жить вместе, Лена переехала к нам.
Уже потом я узнала о действительно критических ситуациях, которые случались с Леной. Однажды ровесники затащили её в подвал и побили — подробностей Лена мне не рассказала. Наверное, к лучшему, что Лена не рассказала мне об этом сразу, иначе я бы точно тех ребят покалечила».
Поддержка и уверенность
Сейчас Лене 24 года. Она снимает квартиру в Екатеринбурге, работает в сфере мобильной связи и занимается волонтёрством В Ресурсном центре для ЛГБТ.
«Я узнала, что моя дочь лесбиянка, когда она ещё жила в другом городе, а я уже вернулась в Екатеринбург. Лена позвонила мне и сказала: "Мама, ты знаешь, я влюбилась в девушку, у нас с ней всё было". И я сказала: "Мне очень жаль, что я в этот момент не могу быть рядом с тобой". Для девушки первый секс — это значимое событие, которое должно быть запоминающимся. Мы могли бы устроить маленький праздник: сходили бы поесть роллов, попить кофеёчек. Я восприняла эту новость совершенно спокойно. Она осталась моей дочерью — такой же дочерью. Это абсолютно ни на что не повлияло. Я была рада, что у неё был секс, что она почувствовала новые эмоции, это же прекрасно — влюбленность, бабочки в животе.
Мы раньше в разговорах затрагивали эту тему. Я всегда относилась к ЛГБТ спокойно и всегда считала, что вмешательство в личную жизнь — это недопустимо. Психологически я была готова к тому, что у моей дочери когда-нибудь случится первый секс. Как и любая мать, я просто хотела, чтобы он был безопасным: чтобы он не был насильственным, чтобы её не обидели, чтобы это не повлияло на её здоровье.
К тому же, я настолько пока не готова к внукам, что в какой-то момент подумала: если её партнерша — девушка, то внуков не будет! Ура! Я спокойно отношусь к чужим детям, могу даже поиграть с ними часик-полтора, и наверняка, если появится родная кровиночка — внук или внучка, моё мнение может измениться. Но пока психологически я не готова. Лена недавно сказала мне: "Мама, ты, наверное, единственный чайлдфри, который родил ребенка".
Год назад Лена переехала к нам с мужем, мы встретили Новый год, и на следующее утро Лена с новой подругой Алёной поехали в Ресурсный центр. Когда она вернулась домой, у нее было столько эмоций! Её так тепло приняли, там было столько ребят и девушек. Лена пригласила меня на собрание родительского клуба в Ресурсном. Мне и самой было интересно. Я пришла в Ресурсный центр, познакомилась с админами, убедилась в дружественности обстановки — и после этого стала отпускать сюда дочь со спокойной душой – повторю в стотысячный раз: мне важна её безопасность.
Мне нравится здесь. Ребята могут прийти и представиться тем местоимением, именем, которым они бы хотели, чтобы их называли. Для меня это сначала было диковато, а потом я привыкла. Лена просит называть её Генри — это сокращенное от Генриетты.
Родителей на встречи приходит мало — очень мало. Очень часто я оказываюсь единственным родителем на встрече. Многие ребята из Ресурсного центра для ЛГБТ говорили Генри: "Тебе так повезло". Когда на встрече я рассказывала, как отреагировала на то, что мой ребенок гомосексуален, многие ребята и девушки были удивлены, потому что их родители тяжело воспринимали их каминг-аут. Со многими из них не разговаривали, запирали дома, не воспринимали это всерьёз — говорили "перебесишься", "не было у тебя еще мужика хорошего".
Была одна мама, которая приходила в Ресурсный центр для ЛГБТ к психологу. Она тогда только узнала — ребёнок признался ей, что гомосексуален. Ей было очень тяжело это принять. Она сидела и плакала.
Я прекрасно понимаю, что не все родители готовы относиться к ребенку так, как я отношусь. Многие думают, что моё отношение — от безразличия. Но это не безразличие — это доверие. Я в любой момент приду на помощь дочери, но лезть в её жизнь не буду.
В Ресурсном центре много людей, которых можно назвать белыми воронами в обществе — им трудно, потому что общество их не принимает. В памяти большого количества людей еще очень свежи девяностые, нулевые годы, когда быть геем означало позор. Ресурсный центр для каждого из этих ребят стал необходимым дружелюбным и безопасным пространством. Здесь можно просто играть в настолки, о чем-то болтать, смотреть фильмы и обсуждать их.
Мне не сразу было всё понятно о ЛГБТ: например, приходилось тихонечко просить Генри объяснить мне, кто такие трансгендеры. Здесь много разных людей, у которых есть свои причины на то, чтобы считать себя человеком другого пола или создавать семью с человеком одного с ним пола. Я не могу сказать, что понимаю здесь всех ребят. Но если они считают, что им так лучше, я не вправе осуждать их».
За последний год Ресурсный центр для ЛГБТ изменил многое в жизни Надежды и Генри. Девушка нашла в новом для себя городе сообщество единомышленников — людей, которые её понимают и принимают. А Надежда, которая все эти годы была единственной поддержкой для дочери, убедилась, что дочь можно, наконец, отпустить в большой мир и быть уверенной в её безопасности. Семей, подобных этой, немного — поэтому в Ресурсном центре для ЛГБТ есть психологическая служба, готовая поддержать людей, которые подверглись агрессии и унижению за свою ориентацию дома, на улице, в школе, университете или на работе. Пожалуйста, сделайте небольшое пожертвование — это поддержит работу Ресурсного центра для ЛГБТ и поможет ещё кому-то принять себя и обрести друзей, которые тебя понимают.