Название книги М.Салтыкова-Щедрина (кстати, тоже лицеиста, но куда более позднего выпуска) как нельзя лучше характеризует жизнь и деятельность одного из «скотобратцев» пушкинского курса – Модеста Корфа. Посмотрите, как характеризовали его педагоги: «С хорошими дарованиями, прилежен с успехом, любит порядок и опрятность; весьма благонравен, скромен и вежлив. В обращении столь нежен и благороден, что во всё время нахождения его в Лицее ни разу не провинился; но осторожность и боязливость препятствуют ему быть совершенно открытым и свободным». Черты характера плюс прекрасная успеваемость (он кончил Лицей шестым по списку) позволили ему очень быстро «дойти до степеней известных».
В 1839 г. на пороге сорокалетия государственный секретарь (тайный советник – 3 класс по Табели о рангах!) Корф составит список своих одноклассников, разделив их на три категории: те, кто «сделал карьеру» (помимо него, самого успешного к тому времени, это в основном те, о ком сейчас почти не вспоминают, кроме поставленных им "под вопросом" Матюшкина и Яковлева), «погибшие» (т.е. уже ушедшие из жизни), к ним же причислены "ещё двое умерших политически" - Кюхельбекер и Пущин, а третий «разряд» - "неудачники", чья карьера остановилась. В их числе - Малиновский, Данзас, Вольховский, Горчаков. Последние двое – лучшие в Лицее, но… «служили делу, а не лицам»! Так и представляется грибоедовский диалог между Корфом и Горчаковым (чьё время придёт лишь через 20 лет!):
- Вам не дались чины, по службе неуспех?
- Чины людьми даются;
А люди могут обмануться.
А вот сам Корф, сделавший благодаря молчалинским талантам карьеру, пока и не подозревает, что через полтора столетия Горчакову поставят памятники, а его будут вспоминать, в основном, только как соученика Пушкина…
Учился он, как уже было сказано, прекрасно. А вот любовью лицеистов не пользовался, дружил, кажется, только с «Лисой-проповедницей» Комовским. Прозвища его - Модинька и Дьячок-мордан (мордан - от фр. «mordant» — кусака, дьячок – потому, что упоением читал книги религиозного содержания):
Мордан дьячок
Псалма стишок
Горланит поросёнком.
…Он дьячок у нас исправный
И сиделец в классе славный.
Корф – один из тех, кто оставил воспоминания о Пушкине, но единственный, кто, ценя его гений, очень негативно отзывался о нём как о человеке: «Между товарищами, кроме тех, которые сами писали стихи, искали его одобрения и протекции, он не пользовался особенной приязнью… Пушкин в Лицее решительно ничему не учился, но уже блистал своим дивным талантом… Пушкин ни на школьной скамье, ни после в свете не имел ничего любезного, ни привлекательного в своём обращении… Пушкин не был способен к связной беседе, были только вспышки или рассеянное молчание… В нем не было ни внешней, ни внутренней религии, ни высших нравственных чувств… Пушкин представлял тип самого грязного разврата…» Удивительно ли, что эти записки вызвали гневный ответ князя П. А. Вяземского: «Был он вспыльчив, легко раздражён, это правда, но когда самолюбие его не было задето, был особенно любезен и привлекателен, что доказывается многочисленными приятелями… Он не был монахом, а был грешен, как и все мы в молодые годы. В любви его преобладала вовсе не чувственность, а скорее поэтическое увлечение, что, впрочем, и отразилось в его поэзии…» И так далее, как говорится, по всем пунктам.
Жизненные обстоятельства периодически сближали Пушкина и Корфа: какое-то время они жили под одной крышей на Фонтанке, в доме Клокачёва. Это дало повод Корфу весьма негативно оценить и всю семью соседей: «Всё семейство Пушкина взбалмошное. Отец приятный собеседник, но пустой болтун. Мать не глупая, но эксцентричная, до крайности рассеянная. Ольга из романтической причуды обвенчалась тайно. Лев добрый малый, но пустой, вроде отца».
Однажды Пушкин даже вызвал Корфа на дуэль за то, что тот побил его слугу. На вызов Корф ответил: «Не принимаю вашего вызова из-за такой безделицы, но не потому что вы Пушкин, а потому что я не Кюхельбекер».
После женитьбы Пушкин иногда виделся с Корфом, поддерживал с ним светские отношения. Они встречались на ежегодных годовщинах Лицея. Когда Пушкин начал работу над историей Петра Великого, Корф прислал ему собственноручно составленный каталог иностранных сочинений, касающихся личности Петра. «Вчерашняя посылка твоя, – отвечал ему Пушкин, – мне драгоценна во всех отношениях и остаётся у меня памятником. Право, жалею, что государственная служба отняла у нас историка. Не надеюсь тебя заменить. Прочитав эту номенклатуру, я испугался и устыдился: большая часть цитованных книг мне неизвестна. Употребляю всевозможные старания, дабы их достать».
В последний раз они виделись незадолго до гибели Пушкина. Поэт приехал навестить заболевшего Корфа. Позднее Корф писал Вольховскому: «Кто видел его, за несколько дней перед смертью, у моей постели, конечно, не подумал бы, что он, в цвете сил и здоровья, ляжет в могилу раньше меня».
Однако впоследствии, когда Пушкин уже практически официально был признан «солнцем русской поэзии», Корф охотно купался в лучах его славы и даже был членом организационного комитета по сооружению памятника Пушкину (правда, не дожил четырёх лет до его открытия).
Когда Корфу задавали вопрос, почему Пушкин не посвятил ему ни одной строки, он обычно отвечал: "Если бы больше прожил, то посвятил бы". В посвящении ему чего-либо позволю себе усомниться, о вот упоминание о Корфе у Пушкина всё же есть. В неизвестной Корфу поэме «Монах» (подробнее о ней я написала здесь), есть строки:
Монах встаёт, как пламень покраснев,
Как модинки прелестной ала губка,
«Модинка» - одно из прозвищ Корфа. Конечно, «посвящением» это трудно назвать…
Что можно ещё добавить? Был Корф писателем-историком официозного направления, его книгу «Восшествие на престол Николая I» А.И.Герцен назвал "отталкивающей по своему тяжёлому, татарскому раболепию, по своему канцелярскому подобострастию и по своей уничижённой лести". С горечью писал об этой работе И.Пущин: «Я с отвращением прочёл её».
Ещё любопытная деталь: Корф участвовал в покупке фортепиано, которое было послано Пущину в Сибирь, но сам ему ни разу за 30 лет не написал, хотя и приехал к нему (кстати, вместе с Горчаковым) сразу после возвращения. Снова аккуратное и уже чеховское «Как бы чего не вышло!»
Как я уже писала, сделал Корф блестящую карьеру, в 1872 г. был возведён в графское достоинство. Воспоминания о нём оставил Я.Грот: «В отношении к своим подчинённым он был добрым и любящим начальником; от высшего до низшего все могли ожидать справедливого внимания к своим трудам и готовности помочь каждому в нужде… Он обладал мастерством в изложении самых запутанных дел; сжатость и ясность речи достигли под его пером высшей степени».
Был Корф счастливым мужем и отцом большого семейства, по воспоминаниям всё того же Грота, в семействе был «патриархальный быт, посреди которого он вырос в доме своих родителей, благочестие, полное согласие между членами семьи, гостеприимство, доброта, ласка ко всем были отличительными чертами этого быта».
Вроде бы, всё хорошо… Но вот не вызывает у меня симпатии этот человек и, простите, но вспоминаются слова, в одной из книг о лицеистах вложенные в уста Кюхли: «Корф… тьфу!»
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
«Оглавление» всех публикаций о Лицее смотрите здесь
Навигатор по всему каналу здесь
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь