В начале девяностых коллега из Италии прислал мне любопытную монографию с анализом буквально всех картин, которые поставил Марио Бава. Разумеется, я на тот момент имел самое ничтожное представление о большинстве этих фильмов, потому что их нигде не показывали, никто о них не вспоминал, и единственной публикацией, посвященной творчеству режиссера, оставался старинный фельетон «Монстры зовут его папой», кажется перепечатанный в дайджесте «За рубежом».
Естественно, придя с почты, я тут же, как одессит в анекдоте свою воблу, почистил и съел ценную вещь – точнее, распаковал бандероль и сел читать. Что бросилось в глаза – почти с каждой страницы, как рюмки в разговоре о прошлом в меня впивались совпадения и воспоминания: песня Furore, местами похожая на «Что-то случилось», оказывается, лейтмотивом проходит через триллер «Девушка, которая слишком много знала»! Казалось бы, мелочь, но она была лейтмотивом и моей молодой жизни, как, впрочем, весь репертуар раннего Челентано.
К вечеру я дошел до главы, где описывается сюжет фильма «Планета вампиров». Один из членов экипажа, в частности, говорит: «я не Елдон – я его труп»!
Елдон Елдоныч! – тут же, словно эхо в лестничном пролете, аукнулось в моей голове. Не то, чтобы я не вспоминал это словосочетание до того, нет, конечно, как такое можно забыть – Елдон Елдоныч! - просто теперь это имя всплыло на странице иностранной книги на совсем далекую от здешних имен и дел тему.
Фельетон про монстров и папу начинался с того, как жители римского квартала услышали среди ночи душераздирающий вопль, лестничный топот шагов и шум отъезжающей машины, оказывается, это сеньор Бава, выдумывая очередной ужас, напугал сам себя до такой степени, что удрал из собственной квартиры.
А я перенесся в сырой и долгий осенний вечер, в длинный ангар центрального гастронома, чей винный отдел сперва располагался в голове, а позднее был перемещен в хвост - от проспекта к трамвайной линии. Когда я там очутился, он был еще в голове - заканчивался семьдесят пятый год.
Сочетание «елдон елдоныч» можно было услышать только от Стоунза. Это он – бездонный рукомойник психоделической «муляки» придумал и произнес два неземных слова, но такой человек существовал и откликался на них в нашем городе, на нашей планете, более того, он должен был подойти к «Центральному» до семи, чтобы успеть взять. Он был нужен мне и Стоунзу.
Мы договорились, что он подойдет по телефон-автомату. Мне срочно понадобилась сорокапятка – любая, кроме своих, с которыми я расставаться не хотел. Мой клиент, выдумав себе день рождения, заказал мне такой нелепый подарок, но я-то знал, когда у него день рождения на самом деле - летом! он просто хотел наебать своего дружка-спортсмена, которого за глаза обзывает «человеком-залупою» (там явно что-то есть), содрав с него чуть ли не четвертак. Этот Белик – м аксималист, кстати, иногда охотно отзывается на, согласитесь, не совсем блатную, кличку «Бэла», и не даром, я подозреваю, хотя, это его дело...
Телефонный разговор Елдона со Стоунзом тоже напоминал диалог братьев по разуму: «слышь, Степаныч, не в кипеш дело, у тебя остались «туфли» и многое другое... хотя мне сразу стало ясно о чем речь – речь шла про «Шуз», ломовую голландскую группу, которую я сто лет ищу, но у меня есть только вырезка из польского журнала.
Пусть несет, обрадовался я, в надежде получить желаемое, а с Белой Беликом мы разберемся, он нас слушается.
Но! – кто же должен подойти: он «елдоныч» или «степаныч» озабоченно соображал я, недовольный собою, что отвлекаюсь на мелочи, потому что при слове «степаныч» возникал не вахтер-ветеран, а Гурченко в парике под Энди Скотта в монструозной комедии «Дача», уродливой настолько, что мне она даже понравилась - так называет свою гирлу художник Евстегнеев, причем бухают они, по-моему, прямо в кадре - прекрасный фильм.
Это прекрасно! – послышалось у меня за спиной, сквозь шелест плащей и дождя. – Это прекрасно! – тут же повторил Стоунз. Знакомьтесь, Гарри, это наш Елдон Елдоныч, он же Меркурий Степаныч, он же Христофор Пименович...
Завязуй, Стоунз! еще не на-начали, а ты уже на-начинаешь, - наш третьяк говорил уверенно, но слегка заикаясь.
«Виктор», – представился он, протягивая руку в неплохой болоньевой куртке.
Лысеющий блондин, похожий отчасти на актера Сайфуллина в «Городском романсе», отчасти на Ролана Быкова в «Большой перемене», но без быковской легкости – туповатый хитрый кацап, будет злословить Стоунз неделей позже.
Не артистичен, но какая-то манерность присутствует, вроде бы ему пиздовать в ночную смену на почтовый ящик, но от выпивки не отказывается – потому что жмот.
Ты же обещал человеку «туфли»! – Стоунз склонился над портфелем, став еще меньше ростом, будто его обезглавили. – А не принес». – резюмировал он с напускной строгостью.
«Ту-туфли» я-я отдал Валентину Кормильцеву вместо добивки за бельгийское Конго»! – степенно пояснил Степаныч. – а вам, ю-юноша, принес «са-самолет».
Бельгийское Конго! – всё ясно, где я мог его видеть - среди филателистов, еще в детстве, когда там преобладали еврейские типажи, которых поубавилось, есенинскую головку Степаныча далеко было видать.
Тока он у меня без конверта.
Без конверта – три рубля, устраивает?
Стоунз тут же пролаял что-то поощрительное в мою пользу, и Елдон согласился.
Вино растопило ледок, и покуда Стоунз ходил мочиться в кусты выше собственного роста, Елдон задал мне пару вопросов.
«Давно знаешь Серегу»? – Если лично, тогда второй месяц, а так примерно с семидесятого.
«Какую музыку любишь»? – Старую лирическую.
«Тогда тебе надо у Сереги «Ра-раббер соул» перекатать с чистого пласта, к-классная вещь. С девочкой будете слу-слушать...» – полувопросительно закончил он свой слишком примитивный базар, и это мне не понравилось.
Стоунз вернулся из-за кустов как из открытого космоса. Отдавать сингл Белику не хотелось, но выбора у меня не было, а «Шуз» прошли мимо.
Конвертик от «Аэроплана Джефферсона» отыщется через пару лет, когда меня вытурят из школы.
А приблизительно к моменту моего ознакомления с книжечкой из Италии, Стоунз сообщит мне про то, как Елдон Елдоныч, забухав без жены, подцепит в том же «Центральном» (только винный отдел будет уже в хвосте) какую-то мутную свингерскую пару, потащит их к себе на хату, где они его отмутузят и ограбят как в самых пошлых сюжетах криминальной хроники любого города.