Опоссум (2018): Возвращаясь в свой родной дом, бывший кукловод вынужден столкнуться со своим отчимом и самыми глубинными страхами всей своей жизни.
Бывший кукловод с трудом приподнял свой пыльный чемодан. За десятки лет поднакопилось барахла. Но куда деваться? Не выбрасывать же свою жизнь коту под хвост? Мало ли, может она еще где-нибудь пригодится?
Бывшего кукловода звали Чарли. Он со всем покончил. Теперь была одна дорога. В отчий дом, где поселился отчим.
За сорок лет Чарли слегка подзадолжал за коммуналку, поэтому уходил по-английски. Чемодан, правда, был невыносим. Чарли пытался не кряхтеть, но кряхтел. Пытался не уронить, но уронил. Хорошо, никто не проснулся.
На улице он влез в свой бобик, высунул руку, протер лобовое стекло, оттолкнулся ногами и поехал. На этот раз с первого раза.
Знакомый бывший куклошвей уже сидел на шезлонге и пил по-черному. Он помахал Чарли безымянной рукой и отхлебнул из банки.
Пока Чарли ехал, то заметно подустал. У него подустали руки, ноги и все оставшееся. Он остановился возле уютного мотеля, вздохнул и поехал дальше.
Отчий дом был уже совершенно неказист. Казалось, он трещит как старый деревянный ящик, на который сели.
На пороге лежал злой пес, который безжалостно ел блох. Чарли перешагнул через него и вошел.
Отчим спал в гамаке, матерясь. Старуха-мать была псих и жила наверху с кошками.
Отодвинув доильный аппарат, Чарли поставил в прихожей невыносимую ношу.
- Ну здравствуй, милый дом, - сказал он.
Отчим очнулся, сунул руку в темень и вскинул ружье. Пуля просвистела у Чарли под мышкой.
- А, это ты, Чарли, сорванец! Экий ты вымахал!
Отчим был старой рухлядью, поэтому из гамака выбрался последовательно.
- А-ну-ка, поворотись, сынку, и проваливай отсюда!
- Не смешно, папа Джонс! Твои шутки все те же, что и полвека назад.
- Ну ладно, не будем об этом! Давай что ли обнимемся по-мужски!
- У меня нет времени на все эти церемонии. Я приехал доживать, потому что со всем покончил, каждая минута сейчас на вес золота. К тому же ты мне не отец, чтобы я тебя прямо-таки и любил. Лучше скажи, как матушка?
- Вечно ты про свою матушку. Что с ней сделается? Как заперлась у себя полвека назад, так и живет себе.
- Тогда я поднимусь в свою комнату, а там видно будет.
- Под ноги только смотри. Тут шляется всякая дрянь.
Чарли взялся за чемодан и только было двинул наверх, как его одернул папа Джонс.
- Доильный аппарат на место верни!
Чарли поставил поклажу, подвинул доильный аппарат, снова схватил чемодан и поволок его за собой.
Детская комната осталась такой, как и была. Истлели, правда, все игрушки, покрылось пылью, плесенью и паутиной все, что раньше радовало глаз. В том же углу и в том же положении валялся ранец.
Чарли вспомнил день, когда он пришел из школы, швырнул ранец в угол, собрал чемодан и уехал работать, потому что вырос и нужно было кем-то становиться. В городе он работал нянечкой, водил детей строем, потом стал кукловодом.
Работа была тяжелой. Нужно было целыми днями дергать за ниточки. Коллегами Чарли были куклошвей Брикс, куклосуй Варнингтон, куклорук Батхед, кукловина Адамс и кукловиха Уилсон.
В общем, так оно все и было. А потом, суть да дело, пора уже и на покой заслуженный. Директор театра мистер Барабас, прежде чем отпустить Чарли на покой, потребовал от Чарли отступных - доработать еще пару десятков лет. Требовать этого от износившегося в хлам кукловода было ниже всякого плинтуса, поэтому Чарли раскланялся и ушел по-английски. Он со всем покончил.
И вот он здесь, в своей старой, уютной комнате, а под ногами, как прежде, снует всякая дрянь. Чарли зевнул, потянулся и рухнул спать в чем мать родила.
И приснился ему кошмар всего детства. Будто собирается он пойти погулять с друзьями. Одну ногу сует в один ботинок, другую - пытается сунуть в другой, а оно не получается. Или нога великовата, или ботинок маловат.
А друзья под окнами так и прыгают, дескать, Чарли выходи, а то мы ждать не будем. Где-то там происходит что-то очень интересное, поэтому каждая минута на вес золота.
А Чарли все ногу в ботинок пихает. Очень хочет поскорее на улицу. А башмак сопротивляется.
- Еще минута и мы тебя ждать не будем! - кричит малышня.
Чарли потеет, торопится, кладет в ботинок почему-то чайную ложку, тычет ногу - не лезет. Причем, чем сильнее торопится, тем медленнее получается.
Тогда он ложится на пол и пытается надеть обувь с помощью земного притяжения.
С улицы кричат:
- Чарли, ты как хочешь, но мы пошли.
- Стойте! - кричит Чарли, но его голос тих, слаб и совершенно невнятен.
Вдруг смотрит - а ноги-то уже и обуты. Он чувствует радость, вскакивает, смотрит, а ребятня уже удаляется в лес, кричит:
- Подождите!
И только к двери сунулся, а его кто-то за шкирку держит.
- Пока посуду не помоешь, никуда не пойдешь!
Чарли понимает, это мама.
- Ну, мама! - плачет он, но его волокут на кухню, где над раковиной возвышается гора грязной посуды.
А за окном уже другой пейзаж – вместо загадочного леса – безжизненная пустыня. Чарли понимает, что прошло уже слишком много времени, что все его друзья уже давно умерли, земля высохла, жизнь перестала, а впереди - еще годы и годы посуды. А когда посуда закончится, то все равно будет некуда идти, потому что уже нет ничего.
- Почему я есть, но нет ничего?! - кричит Чарли и просыпается.
Увы, бывший кукловод просыпается не в холодном поту, а в мокрой постели. Он стыдливо сползает с постели и бредет в ванную комнату. Она на первом этаже, рядом с отчимом. Уже светает, но видимость по-прежнему пониженная. Чарли мечтает о том, чтобы остаться незамеченным.
Подходя к лестнице, он слышит голос из материнской спальни. Оглядывается, шагает, наступает на что-то мягкое, юркое и неустойчивое и падает с лестницы…
Наверху сидит опоссум, а внизу лежит совершенно безжизненный Чарли. Отчим бегает с ружьем и палит в полумрак.
