Голоса отдельных артистов продолжают нас волновать не просто из прошлого, и даже не из прошлого века, а буквально из могилы, чье местонахождение на в точности не известно. Одно из ярчайших имен в этом списке, конечно, Дэл Шеннон!
Дэл Шеннон застрелился как раз в тот момент, когда его имя и музыка поневоле были на слуху у солидной части населения СССР, который тоже стоял на пороге суицида. Песня Runaway чуть ли не ежедневно звучала в титрах американского сериала «Крайм Стори», и мне её проникновение в телеэфир казалось элементом предсмертной горячки агонизирующего общества, а короче – слуховой галлюцинацией. И соло электронного устройства clavioline напоминало стоны шотландской феи «банши», скорбящей по тому, что обречено на погибель.
Оно было словно сыграно по средневековой партитуре, чей свиток случайно выкатился из трещины в стене бутафорского замка. Но еще пронзительней и примитивней этот инструмент звучал в Do You Wanna Dance, заставляя снова вспомнить про описанный Платоновым «звон Млечного пути», каким его воображали на заре цивилизации пещерные люди.
Голос самого Дэла Шеннона, поздновато пришедшего в молодежный жанр (он был на год старше Элвиса), звучал не менее эзотерично – то и дело взмывая фальцетом в стратосферу и выше, он словно напоминал нервным малолеткам: memento mori.
А между тем, его неимоверно эмоциональные и громкие даже на приглушенной громкости песни никогда по-настоящему не подвергались гонениям в СССР.
So Long, Baby и Hats Off To Larry пел с эстрады подвижный югослав Джордже Марьянович, а одну из самых романтичных вещей той эпохи – Keep Searchin’ великолепно исполнял на пластинке Дин Рид. Однако ничего подобного самому Дэлу Шеннону здешняя среда так и не смогла произвести.
Подозреваю, что Дэл Шеннон косвенно, так сказать, «током скрытым», оказывал влияние на сумрачных романтиков самых разных стран, в том числе и советских.
Явления такого уровня возникают вне зависимости от готовности их замечать, и существуют обособленно, вне зависимости от попыток их игнорировать.
Его I Go To Pieces звучит как глобальный гимн интернационала разочарованных пессимистов даже в кристально чистом исполнении самого британского дуэта тех лет Peter and Gordon.
Я обратил внимание на Runaway благодаря Элвису, когда он спел её в Лас Вегасе. Это была импровизация в знак уважения к коллеге, который мог находиться среди публики, но мог там и не быть. Ведь проверить факт его присутствия в зале у меня не было никакой возможности. Дэл Шеннон мог покончить с собой уже тогда, как только Элвис закончит петь – таков градус отчаяния у этой песни даже если она исполняется в виде дружеской пародии. Однако, когда отгремело финальное «ча-ча-ча», выстрела я так и не расслышал. Думаю, что шуточную коду музыканты Элвиса, что называется, «сбацали» неспроста, а чтобы снять напряжение. Это была классическая разрядка тревожного ожидания с помощью смеха.
А нам неспроста вспоминаются первые такты Get Back, когда из уст Дэла Шенона звучит слово «Призрак». Ведь альбом Let It Be представляет собою своего рода «библиотечку» эффектных вступлений, которые подчас куда интересней и оригинальнее того, что за ними следует. А вот коды у песен какие-то вялые, словно эхо в коридоре больничного отделения. Их не сравнить с буйством и четкостью финала Twist and Shout, Help!, Back in USSR или Tell Me Why. И в невнятном гомоне между ними просматривается неопределенная судьба целого поколения, которому легче разочароваться в самом себе, чем в своих кумирах. Примерно так же, при превых проблесках зари, покидают наш мир привидения.
Семидесятые стали для Шеннона «потерянным уикендом». Одна из немногих песен того периода, записанных им при участии ревнителя старины Джеффа Линна, названа коротко и ясно – Ghost.
Правда, найдя в себе силы выйти из алкогольной депрессии, этот беспощадный к себе художник переименует её в «Далекий призрак». Ему было чего держаться подальше.
Но призраки имеют массу возможностей сокращать расстояния с космической скоростью, быстрее которой только полет пули.
Его, пожалуй, неминуемый, но запоздалый «камбэк» был встречей привидения с тем, что осталось от живого человека. Из основы стиля пронзительная тоска и тревога превратились в симптомы хронического недуга.
Подобно персонажам своих монологов, – как правило, от первого лица, – Дэл Шеннон так и не смог найти тихую гавань на этом свете, и решился продолжить поиск по ту сторону нашего мира.
Память о нем и его песнях живет вместе с нами, вместе с нами она и погаснет при первых тактах Keep Searchin', которые, я уверен, будет с жадностью ловить слух нетипичного представителя новейшего поколения агрессивных пессимистов и реакционных романтиков.
Этот отрешенного вида человек с прической, похожей на парик, всегда немного взъерошенной, является образцовым отцом того, что, за неимением более точного термина, мы вынуждены называть «ритмичной лирикой», переродившейся в трагический пауэр-поп.
Без Дэла Шеннона не могло быть ни Mуна Мартина ни Raspberries, ни Grass Roots, ни, осмелюсь предположить, даже Boston и Styx.
Впрочем, его хрестоматийные хиты приедаются и могут быстро надоесть.
Однако лично мне пресыщение такого рода ничем не грозит.
Мой любимый альбом у покойного мастера – «Дэл Шеннон поёт Хэнка Вильямса».
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
Telegram I Дзен I «Бесполезные ископаемые» VК
* Далее: Рэй Чарльз и многие другие