Имена обладают силой тайфунов, подчас они впечатляют ярче подписанных ими произведений. Перечисляя ряд знакомых и незнакомых имен, Граф Хортица анализирует роль символов и соответствующих им звуков в судьбе человека и поколения.
Киноверсию повести Ульриха Пленцдорфа «Новые страдания юного В.» мне довелось увидеть с большим опозданием, когда никто уже не говорил о её авторе как о новом Сэлинджере.
Как в «Подземной вселенной» у Владимира Шандрикова, разговор в ней идет от лица покойника. Молодой человек по имени Эдгар Вибо погиб от удара током.
В тринадцать лет я знал эту вещь наизусть, изнуряя цитатами девочку, с которой ходил в летний кинотеатр на западные фильмы, рассчитывая умереть в девятнадцать подобно юному В.
Среди исполнителей на страницах повести упомянута только Уши Брюнинг – джазовая вокалистка из Восточной зоны. Ни одной фирменной группы «король бита и соула» не называет. А мне очень хотелось узнать вкусы любимого персонажа, о которых я в ту пору мог лишь фантазировать, сознавая, что в ГДР с рок-музыкой полегче.
На экране этот важный пробел оказался заполнен, и четверть века спустя я услышал, то, о чем мечтал. В роли сценариста и режиссера Пленцдорф оказался очень точен – плейлист мертвеца полностью отражал теневую сторону моих полудетских пристрастий.
На недорогом магнитофоне в хибаре, где скрывается юный В. (честно работая в строительной бригаде), играет So Many Roads Джона Майолла, которую легко спутать с его же Double Trouble и Evil Ways c первого диска Сантаны.
В одном из моих рассказов, посвященных влиянию музыки на незрелый организм, школьник становится свидетелем насильственной смерти, прослушивая вожделенный альбом Abraxas. Как раз его первые три композиции, образующие сюиту сотворения мира и гибели богов одновременно.
Пожалуй, ни одна рок-группа не воздействовала на полудетское воображение так прямолинейно как Сантана, пока эту функцию не монополизировал «Пинк Флойд».
Речь идет не о совершенстве, хотя по канонам малолеток оно было очевидно, и не об эротических видениях, связанных с латинской темой.
Музыка Сантаны заставляла трепетать перед тем, к чему приближается живое существо с самых юных лет – перед неведомым и неизбежным.
Фильмы, тесно связанные с мексиканской темой – бульварный китч «Дикое сердце» и великолепный вестерн «Золотая пуля», – заканчивались трагически, но их смотрели по многу раз, завидуя возможности испытать страсть, заплатив за приключение жизнью.
Говоря языком Сэлинджера, Пленцдорф – один из тех писателей, прочитав которого, сразу хотелось позвонить ему по телефону. Нереальность таких контактов часто бывала причиной юношеского алкоголизма. Под градусом человек свободно общается с воображаемым собеседником, а то и с теми, чье существование вообще не доказано.
Очень точно подобраны Пленцдорфом эти вещи – So Many Roads и Evil Ways. Обе моментально приобщают слушателя к блюзу и ритуалам пустыни. Да и где было в ту пору услышать оригинал Many Roads в исполнении Отиса Раша, у которого не было на тот момент ни одной большой пластинки?
Оригинал мог отпугнуть и озадачить. Джон Майолл завораживал – воображение рисовало продуваемый ветрами вокзал, контуры металлургического комбината на горизонте вместо небоскребов.
Любопытно сравнить обе версии Evil Ways – живую со студийной.
На поп-фестивале в Гонолулу она подобна демону, который, расправив крылья над толпой, вырвался из каморки с катушечным магнитофоном. Бадди Майлс, исполняющий Evil Ways в своей экспрессивной манере, великолепен. Перед нами темнокожий Сальери, получивший вокальную партию в реквиеме Моцарта.
Оригинальный вариант в исполнении инструментального комбо и позднейшая версия, сделанная в восьмидесятом трио Main Ingredient, хороши, но, на фоне бури и натиска тандема Сантана-Майлс, выглядят очень скромно. Хотя подлинной жемчужиной совместного выступления следовало бы называть большой джем со второй стороны пластинки.
Хамфри Богарт любил океан. И хотя великий актер покинул этот мир совсем иначе, мы видим его за штурвалом любимой яхты «Сантана».
Устав от бурлящего хаоса психоделических коллажей, слушатель стремится к безлюдному берегу, где, словно на террасе кафе, играет Samba Pa Ti.
В ряде классических триллеров маньяк-аристократ умышленно заманивает суда на рифы, экспериментируя над оказавшимися в его власти уцелевшими жертвами кораблекрушения.
Нечто подобное подстерегает и нас на пути к воображаемому берегу. Только в данном случае дело касается риффов музыкальных.
Передышка в виде изящной зарисовки или традиционного танца типа Oye Como Va усыпляет бдительность перед внезапной атакой зловещих эмоций и ритмов.
Агрессивные пассажи раннего Сантаны напоминают взвихренную паранойю Interstellar Overdrive и другие вирусы чисто английской жестокости, просочившиеся следом за добрыми «Битлз» в обозе «британского вторжения».
Это определенно пища не богов, а демонов сюрреалистической пустыни Алехандро Ходоровски. Сантанинский гибсон жалит как подземный хищник в фильме «Сокровище Сьерра-Мадре», где всё заканчивается сумасшествием Хамфри Богарта.
Фатальный, сводящий с ума гитарный ход, связующий Interstellar Overdrive с кошмаром Эрика Бердона Inside Looking Out, позднее просочится даже к наминским «Цветам», чья «Честно говоря», для отвода глаз, звучит как Lovely Rita.
И, в продолжение иронической культурологии, еще один забавный эпизод: как-то раз в отделе грампластинок я «дернулся башкой», услышав одну из тех вещей, которыми Сантана разбавлял свою галерею ужасов и потрясений.
Звучала жалистная Guajira. Играли и пели старательно, можно сказать, один в один. Отчетливо слышалось «варикоз, Глафира» – далее неразборчиво. Исполнителями оказался коллектив «Вiзерунки шляхiв». По слухам в нем играли не то шофера автобусов, не то водители такси. На самом деле это был Тарас Петриненко, лидер любопытной киевской группы «Эней».
В ресторанах быстрые вещи раннего Сантаны не исполняли – выпив и закусив, самый стойкий стиляга не способен танцевать в таком темпе, да и окраска у них не праздничная.
В начале пьесы происходит звуковое зачатие монстра, нарождается безумие, которое очень скоро переходит в банальный «карнавал» Карела Готта. Однако считанных секунд, проведенных на гиблом месте, достаточно чтобы мысленно возвращаться к нему множество раз.
На смену красочным иллюминациям в духе Артюра Рембо приходит клиническое простодушие фестиваля молодежи и студентов, слепых и глухих ко всему, что «омрачает» хрупкий протокол мероприятия.
Пытаюсь вспомнить свое первое впечатление от Сантаны. Я был не потрясен, а соблазнен. В концентрации эффектных клише и приемов было что-то сродни составным кинообразам тогдашних секс-бомб. Так воплощают квинтэссенцию биг-бита Searchers и Shadows. Не вызывая фанатизма, они предлагают комплекс услуг, учитывая мельчайшие пожелания клиента. Тот случай, когда заранее придуманный идеал полностью совпадает с качеством продукта.
Аналогичное ощущение было от The Doors, за которыми маячили Zombies, чью She's Not There поздний Сантана представил как важнейший ингредиент своего стиля.
Внешне безликие, как фигурки мультфильма в плохом телевизоре, «Зомбиз» повсюду. She's Not There элементарно представить на титрах любой картины, о чем бы она ни была.
Примечательно, что группы, минимально подверженные англосаксонскому влиянию, такие как El Chicano или замечательная Malo (детище Хорхе Сантаны), сохраняют статус аутсайдеров в виде музыкального приложения к «личной библиотеке Борхеса».
Определенно стоит упомянуть испанский Barrabas. Этот проект создал еще при Франко многосторонний продюсер Фернандо Арбекс, сотрудничавший в том числе и с Middle of The Road. Правда, мало кто принимал всерьез группу с таким названием на родине «Приключений Буратино». А зря.
Возвращаясь к первому впечатлению – оно было почти таким же, что и от регулярно мною упоминаемого альбома Raw Sienna. Это типичный диск Savoy Brown переходного периода – в чем-то опережающий тенденции, в чем-то отстающий от них. Один из треков, постепенно умолкая, уходит в сумрак, словно последняя песня на пластинке. И, следуя за ним, слушатель пересекает некий невидимый рубеж.
Возможно, он – в той же тональности, на тех же словах – возникнет под новым названием, а возможно, смолкнув навсегда, так и останется в прошлом.
Evil ways персонажей film noir часто приводят к границе с Мексикой, за которой мерещится «другая жизнь». В конце этой песни явственно слышны голоса ночных насекомых, хотя их там нет.
Это ностальгия существа, еще не созревшего для ностальгии. Заочная тоска по утраченной наивности. Герой повести Пленцдорфа слушает блюз, каким себе его представляет подросток начала семидесятых. Santana – своего рода Дорс без Моррисона, а стало быть, без срока давности. Бесконечная викторина ассоциаций и параллелей, число которых растет с каждым прожитым годом.
Black Magick Woman перетекает в Gypsy Queen, и тебе, как сорок семь лет назад, слышатся первые такты хипповской I'm Gonna Keep On Trying – движение поезда по виадуку над бездной, тщетное бегство от экспонатов рок-музея.
Эти маршруты ведут куда угодно, только не в ресторан, где гитарист с животиком и косичкой играет блюз «Европа».
И все еще поют сверчки в «Караван-сарае».
Встреча с Pretty Things подстерегает в композиции Everybody's Everything, где затаились свирепые звуки Come See Me.
Хохочет золотой петушок Абраксас, глядя на марафон в темпе I'm A Man британского вундеркинда Стива Винвуда.
И голосом мифического монстра орет неуемный Бадди Майлс, затягивая экстатичный финал лучшей версии своих «Перемен».Путаница и неточность вносили пикантное разнообразие в монотонную жизнь советских современников Абраксаса и Борбболетты. Путали Сергея Юрского с Никитой Подгорным. Миронова со Смирнитским. И ведь в самом деле у этих актеров было что-то общее, нечто важнее факта, что это разные люди.
Сантана тоже не имела четкого образа, дрейфуя между «сантьяго» и «сонатой».
И не каждому было дано уловить за карнавальным весельем тревожные такты вступления, подхваченные сиреной катафалка в ночи.
👉 Бесполезные Ископаемые на Радио России каждый понедельник в 21.10
Telegram I РАДИОРЕВЮ I Дзен I «Бесполезные ископаемые» ВК
* Далее читайте о не менее достойной рок-группе The Greatest Show On Earth