Черно-белые гравюры художника Алексея Авдышева я впервые увидел в маленьком выставочном зале на проспекте Карла Маркса в Петрозаводске, и просто был покорен очень точной, лаконичной манерой его работы. Не менее интересными оказались цветные гравюры мастера. Намного позже, уже после смерти художника, узнал, что оказывается он был и поэтом, причем в Союз писателей СССР был принят раньше, чем в Союз художников СССР.
Алексей Авдышев родился в Ленинграде. В школьные годы занимался в студии юных искусствоведов при Государственном Эрмитаже. На лето ездил в Карелию в деревню Ямка на острове Кижи, где жила сестра его матери. Затем война, блокада Ленинграда, голод, эвакуация в 1942 году в Курганскую область. После войны Авдышев поступил в Ленинградское художественно-графическое педагогическое училище. В 1950 году, после окончания училища был призван армию. Служил сначала в Заполярье, потом в Карелии. После армии поселился в Петрозаводске. Женился. Жена была тоже художник, мастер натюрморта.
Художник за свою жизнь создал тысячи гравюр. 700 гравюр хранятся в Музее изобразительных искусств Республики Карелия. Некоторые гравюры приобрели: Третьяковская галерея, Государственный Русский музей.
В Петрозаводске на доме, где жил художник (ул. Куйбышева, 14) установлена мемориальная доска.
Стихи поэта Алексея Авдышева:
Дал мне Бог такую силу страсти
— Кто посмеет осудить меня?
Рвись же, сердце, от любви на части,
Полночь, превратись в сиянье дня!
Я влюблен, и силы вновь воскресли
— По цветам весенним каждый шаг!
Как мне справиться с собою, если
Красота — извечный Бога знак?...
И я, как все, когда-нибудь исчезну.
И гложет душу мне печаль одна,
Я падаю порой в такую бездну,
Что кажется — мне не достать до дна.
Но все равно гляжу вперед без страха.
А может, воскрешенье нам дано?
И мы тогда, восставшие из праха,
С любимыми вновь будем заодно...
В моем краю не знали про замок.
Ушел хозяин, скажем, на отлучку,
Замком был хилый, тонкий батожок.
Просунутый в дверную ручку.
Я и богат и беден, как Иов.
Знакома тайна мне летучих слов.
Распахнута невидимая дверца,
Мне ведома печаль чужого сердца.
С неверящими в Бога — изнываю.
Мне не дано волшебное «сезам».
Судьбу людей читаю по глазам,
Но участи своей, увы, не знаю.
Теперь былинки малой не обижу.
Теперь мне хватит лучика звезды.
Во всем начала и концы я вижу
И за сто верст предвижу знак беды.
Доверчивы, общительны щенки,
Покуда не отучат их пинки
С непрошеною лаской не бросаться,
В чужие руки сдуру не даваться.
Хоть что на помощь страждущим зови.
Не сердцу потрафляем мы — утробе.
Живем угрюмо, в зависти и злобе,
И ненависть давно сильней любви...
Украденные заповеди Божьи:
«Кто был ничем — тот станет всем».
Немало их — похожих тем,
Что с кодексом моральным схожи.
Лукав был большевистский бес:
Накрал из Библии словес,
Перекроил в одну минуту
И вверг народ в обман и смуту.
Нищает дух, слабеет плоть,
И прадедов забыта вера.
Да, видимо, не зря Господь
Взял нас для жалкого примера…
