7-я глава здесь
Светлая майская ночь.
Перед входом в ночной клуб, откуда просачивались звуки тяжелой взрывной музыки, в дрожащем свечении вспыхивала яркая реклама: «Повеселимся в Вальпургиеву ночь!» и ниже – бегущей строкой светилось призывное обещание: «Всем дамам в образе ведьмы от нас в подарок вино».
Посетители, в большинстве своём, если не в карнавальных костюмах, то непременно в самых различных масках, вереницей исчезали в тёмной, стилизованной под мрачный провал, дверью клуба, неусыпными стражами у которой стояли качки-охранники в блистающих ливреях.
В скверике, напротив, затаились Алина и Маруся.
Время от времени то одна, то другая любопытная головка возникала поверх пышных кустов и, моментально обозрев округу, исчезала.
На стоянку перед клубом, где плотными рядами выстроились припаркованные машины, продолжали подъезжать новые авто. И вот из одной вальяжно вывалился Георгий Львович.
Одет он был в обычный костюм, выпрыгнувшая же следом молоденькая особа бесстыдно демонстрировала колоритный костюм полуобнажённой ведьмы.
Девочки, заметившие появление ожидаемого «мерседеса», видели, как Георгий Львович, отключив мобильник, небрежно бросил его на водительское сиденье.
Меж тем юная спутница его извлекла из сумочки нечто и, заботливо развернув, подала ему. Это нечто оказалось зеленой маской вампира, которую Алинин отец неспешно натянул на своё лицо.
И вот вампир с ведьмочкой под ручку направился к ночному клубу, рвущаяся музыка из которого всё более и более усиливалась. Скоро жуткая парочка исчезла, словно провалилась в черный распахнутый зев, открытой настежь и искусно задрапированной двери.
Покинув исходную наблюдательную позицию и напролом проломившись сквозь ярко зеленеющие кусты спиреи, в свете фонарей проявились две фигурки в костюмах: побольше представляла из себя взрослую кошку, а поменьше изображала шаловливого котёнка.
Осмелев, парочка решительно направилась прямиком к черному входу.
– Куда? – навстречу им цербером бросился один из бдительных стражей.
– Туда! – заявила взрослая кошка и властно потянула за собой котёнка, но охранник дорогу перекрыл основательно:
– Зачем?
– Затем! – настойчивая и уверенная в себе Алина не только не растерялась, а, оказавшись не по-детски вполне догадливой и сообразительной, успела ловко сунуть в руку настырному дядьке стодолларовую бумажку.
– Кто ж спорит? – строгий страж на глазах превратился в саму любезность и отступил в сторону: – Проходите!..
– А раструбили-то… раструбили, что вход свободный… – ехидненько промурлыкала кошка Алина, на что получила вежливое объяснение:
– Дорогая кисонька, то ж наша работа, да и клиентуру свою мы, как милую, узнаем по походке… – хихикнув гаденько, он попытался оправдаться: – Понимать надо, что фейс-контроль – дело святое…
Провалившись как в тёмную преисподнюю, девочкам, обомлевшим от увиденного и ошалевшим от тяжелой какофонии мистической музыки, не сразу удалось что-либо разглядеть в вязком дыму удушливого полумрака.
Освоились в этом бедламе они, однако, быстро и уже скоро, поддавшись азартно возбуждающему чувству, в беспорядочном кружении двигались среди наэлектризованной массы на взрывающемся огнями танцполе.
При этом наши кошки очень пристально разглядывали праздно возбужденную публику.
Путано свивались под рваный ритм мысли, но юный наблюдательный и хваткий ум, незамутнённый окончательно, помог обнаружить в приглушенной глубине зала, где в разнобой стояли столики, сидящую за одним из них высматриваемую парочку.
Первой вампира и его ведьмочку разглядела Маруся.
– Вон они! – громко прошептала она, прорываясь сквозь шум и гвалт к уху кошки-подруги, и указала рукой в расцвеченную слабыми огоньками темноту, где чётко означились те двое.
– Ага! – отозвалась отрывисто Алина. Приказала: – Двигаемся ближе…
С усилием продираясь насквозь, подружки, чьи вспугнутые сердца бились то глухо и торопливо, то громко и заторможено, старательно изображали кошек, вышедших на полуночную охоту и крадучись выглядывавших скорую добычу.
– Вон мышка бежит! Лови её! Лови! Вон! Вон она! – веселые подсказки со всех сторон пробивались как сквозь ватный слой, и кошки всё более и более вживались в озорных усатых охотниц.
Вот мама-кошка, успевшая что-то шепнуть своему котёнку, легко взлетела на высокую стойку, на которой только что выплясывала зеленоволосая русалка.
Алина, увлечённая до самозабвения, начала изгибаться в танце, только ей одной понятном по ритму и сути, – её активно подбадривали хлопками, а шаловливый, черный лохматый котенок (со знобкой от страха душой) изгибался и подпрыгивал внизу. И именно так, изгибаясь и подпрыгивая, незаметно добрался до цели – столика, за которым в уединении сидели двое.
Котенок, озорно замурлыкав, стал умильно ластиться к ведьмочке, легко отозвавшейся на предложенную игру:
– Ах, ты моя киса! – воскликнула она. – Котя-я! – Обратилась к скучающему вампиру: – Посмотри: какая прелесть! Мне, между прочим, не положено по статусу быть без кошки! – пылко произнесла она и беспечно потянулась за котенком, увлечённо потешавшим её.
Выскочила из-за стола и возбуждённо закружилась в ритме бешено громыхающей музыки.
И вот уже вдвоём кружились они – засидевшаяся ведьмочка и игривая кошечка, причем котенок Маруся в танце упорно тянула девушку в сторону высокой стойки, на которой выделывала немыслимые кульбиты Алина.
Неожиданно кошка, немыслимо прогнувшись, с противным звериным взвизгом в летящем прыжке бросилась со стойки прямо на спину увлеченно пританцовывающей ведьмочки.
От резкого толчка та упала плашмя на пол, а разъяренная кошка прыгнула на лежащую ниц и начала яростно срывать с неё то, что обозначалось одеждой.
Гибкий луч, бесцельно блуждающий по задымленному залу, высветил круг, в котором дико верезжала полуобнажённая девушка. Желая зреть воочию, как усатая охотница треплет перепуганную на смерть добычу, несколько человек оживлённые зрелищем окружили «поле битвы».
– Машка, беги! – крикнула Алина, а сама, ухватисто изловчилась и когтями рванула по обезумевшему лицу поверженной.
Затем и сама, в прыжке взлетев с пола, ринулась к выходу.
Не сразу праздная публика в клубе сообразила, что к чему, а, сообразив, отступила, образуя свободный проход, и замерла с откровенным любопытством, наблюдая за начавшейся погоней.
Маруся первой подбежала к выходу, предупредительно перекрытому бдительной охраной.
Следом появилась запыхавшаяся Алина.
Они искренне обрадовались друг дружке и, разом развернувшись, в поисках сквозного прохода пустились, очертя голову, под задорное улюлюканье по переполненному залу в пустые бега.
Вскоре обе взмыленные и не на шутку разъяренные кошки были в цепких руках охраны.
– Этих бешеных ты пустил? – зло прошипел один из них, на что охранник, взявший у Алины втихомолку деньги, проворочал: – Почему сразу я?!
– А-то я не видел?! – утвердительно пробормотал второй и громко скомандовал: – Вызывай ментов…
Втолкнув пойманных «зверушек» в служебное помещение, охранник бросился выполнять поручение.
– Да чё у нас? – кричал он недовольно в трубку. – Нападенье!.. Террористки тут у нас… Какие-какие?!. Кошки кусачие… – и погрозил присмиревшим девочкам увесистым кулаком.
В тесное помещение вбежал раскрасневшийся от нервного перевозбуждения администратор, первым же вопросом которого было:
– Кто впустил?!
– А кто их знает? – охранник, продолжавший исподтишка грозить девочкам, искренне рассуждал с откровенными нотками недоумения в напряжённом голосе. – Мимо нас они не проходили… Неужели бы мы их пропустили?
– Надо срочно милицию… полицию! – визгливо приказал скуластый администратор, уставившись в упор круглыми глазами на молча сидевших кошек.
– Тут уже! – охранник, бдительно пристывший к задержанным, видел в окно, как к ночному клубу медленно подъехала полицейская машина, из которой лениво вывалились двое полицейских: один из них был весьма росточку невысокого, а второй – выше первого на целую голову. – О! Пат и Паташон явились… Давненько не было… – подытожил увиденное охранник.
– Что у вас тут стряслось? – поинтересовался с порога тот, который явно был за Паташона.
– Вон!.. сидят… две сумасшедшие кошки нам тут устроили… – облегченным тоном выдавил из себя администратор.
– Ну что, киски, масочки-то снимайте! – огромный Пат, заняв собой почти всё пространство маленькой комнатки, утёсом навис над сидевшими вдвоем на одном стуле девочками, однако те продолжали молчать и кошачьих масок снимать не спешили.
– Чё сидите? – выкрикнул угодливый охранник и сам резко сорвал маски. – Показывайте рожи-то!
– Оба-на! Детский сад! – удивленно присвистнув, констатировал администратор, когда обнаружилось, что на стуле жались друг к дружку девочки-подростки.
– Как они у вас здесь оказались? – грозно поинтересовался у администратора маленький полицейский.
– Никто этого не знает... – испуганным голосом честно признался тот, а охранник, голос которого заметно дрожал и багряно пылало круглое лицо,
быстрой скороговоркой сообщил:
– Они ко мне подходили, но у меня сразу же возникли подозрения – и я их не пропустил…
– Через черный вход, что ли, пробрались? – то ли подсказал, то ли просто поинтересовался высокий полицейский, а товарищ его миролюбиво предложил:
-Ну что, милые кошки-кисочки, поедем в отделение… будем знакомиться… будем пап-мам вызывать…
Администратор очень осторожно выдавил:
– Там наши клиенты… пострадавшие… С ними что?
– И их в отделение… – в два голоса зычно ответили полицейские дружно.
Администратор выбежал, и тут же сквозь слышимые звуки нескончаемой музыки пробился раздраженный голос Георгия Львовича:
– Это безобразие! Я возмущён! Ни в какое отделение мы не поедем… Моя спутница… бедняжка… пережила такой стресс… ей нужно прийти в себя… Да, заявление напишем… а дальнейшее – ваша забота…
Снова появился администратор: растерявшийся и подавленный окончательно – а следом за ним в маске вампира вошел Епифанцев, и тут же окаменел на пороге: выражение скрытого лица его видно не было, зато застывшая поза выдавала удивление самой крайней степени.
Алина на отца не смотрела – демонстративно отвернулась, а Маруся, наоборот, выразительно уставилась в упор.
Попыталась втиснуться в узкое помещение и подружка Георгия Львовича. Вид растрепанной ведьмочки, неряшливо замотанной в какую-то случайную хламиду, был жалок.
– Ко-тя-я! – протянула капризно. – Я хочу домой!
– Хочешь? Поезжай!.. – не поворачиваясь на зов, совершенно чужим голосом процедил сквозь зубы вампир.
– Как? – в голосе девушки откровенно прозвучало недоумение.
– Бери такси… – друг её был неумолим.
Недавняя ведьмочка со следами слёз на поцарапанном лице жалобно заскулила:
– Как такси? А ты?
– Я поеду в отделение… мили… полиции… – объявил недовольно Георгий Львович и нервно стянул с себя жуткую маску.
– Зачем ты туда поедешь?! – окончательно сбитая с толку, девушка ровным счетом ничего не понимала.
– Пишите здесь заявление… вас вызовут… – снисходительно предложил высокий полицейский недавнему вампиру, но тот проявил неожиданно упорную настойчивость:
– Нет… я поеду в отделение… Раз надо, значит, – надо…
– Как хотите… – безразлично бросил ленивый страж и приказал девочкам: – Ну что, веселые кошки-киски, пошли!
Полицейская машина, в которую заботливо загрузили подружек в кошачьих костюмах, отъехала от ночного клуба и, вырулив с переулка на прямую улицу, быстро поехала в отделение.
С трудом выбравшись со стоянки, где машины стояли плотными рядами, медленно тронулся с места и «мерседес» Георгия Львовича.
Оторопевшая до немоты спутница его стояла в отдалении, ожидая, что сейчас подъедут за ней, однако черное, блестящее в свете ночных огней, авто пронеслось мимо и исчезло вслед за машиной бело-голубого цвета.
*
Запыхавшаяся, постаревшая в миг и осунувшаяся Оксана Викторовна ворвалась в квартиру.
– Гера! Георгий! – громко закричала с порога.
Никто не отозвался.
В огромной квартире – тихо и пусто.
Женщина, как была одета в легкий плащ и туфли на высоких каблуках, обежала все комнаты. Бездумно заглядывала во всем шкафы. Побывала на балконах и лоджии.
Никого и нигде.
В отчаянии, высушившем до дна душу, Епифанцева упала на диван: слёзы брызнули ручьём, однако через минуту-другую она суетливо вытянула из кожаной сумочки телефон и набрала номер дочери.
– Абонент недоступен… – всё тот же равнодушно-механический голос гулко прозвучал в ночи.
Недоступен… недоступен… – стучало в опавшем, ужатом до резкой боли, сердце.
Через долгую паузу бессознательно набрала номер мужа, и тот же равнодушный голос отзывался и здесь:
– Абонент недоступен…
Епифанцева не знала, что делать дальше. Единственно, что сумела – просительно простонать сквозь обильные слёзы:
– Ну, Гера… Герочка… Георгий… Ты-то хоть отзовись…
И тогда она решилась набрать 03.
Пошли гудки вызова… вот-вот и ответят – но Оксана Викторовна суеверно отключилась.
*
Вышла на улицу, где была светлая майская ночь и где луна, блуждавшая меж быстрых облаков, мистически высвечивала большой город, но ей виделось совершенно иное – мрак: темный, вязкий, как морок, заполонил всё вокруг и давил, давил на вялое сознание…
Пробираясь как на ощупь, Епифанцева добрела до крыльца соседнего подъезда и нерешительно набрала номер квартиры Устиновых.
Первая попытка не удалась: никто не ответил.
Постояла, постояла в растерянности некоторое время и вновь рискнула повторить набор. Пошли дребезжащие гудки. Ждала мучительно долго, и, наконец, услышала сонный мужской голос:
– Да…
– Это квартира Устиновых? – вкрадчиво уточнила и, не дожидаясь ответа, зачастила: – Простите… мне нужна Ваша дочь… это Епифанцева… мама Алины…
– Дочь спит… – не скрывая осуждающих интонаций, сообщил отец Маруси.
– Понимаете… – в нервном голосе Сергей отчетливо услыхал близкие слёзы: – Маша мне звонила… она сказала, что Алиночка… моя доченька… девочка моя разбилась… разбилась насмерть… – совсем не трудно было догадаться, что женщина внизу рыдает взахлёб.
– Входите… – отрывистое предложение оборвало сбивчивую речь.
Оксана Викторовна бочком вошла.
– Мне бы только узнать… – извиняюще прошептала она хозяину, встретившему её. – Узнать только, куда… куда её увезли…
– Давно она звонила? – поинтересовался отец Маруси: упёрся изучающим взглядом.
– Я была в аэропорту… час – полтора назад… – уточнила Епифанцева.
– Не думаю… – Сергей, отступив чуть назад, заглянул в холл, где стояли напольные часы. Оглянулся на ночную гостью: – В это время дочь спала…
– Всё-таки, может быть, поднимите её?.. – слезно попросила Алинина мама.
– Да-да… – Сергей нехотя согласился выполнить просьбу женщины, удручающий вид которой откровенно подавлял. – Сейчас-сейчас… а Вы проходите…
Прошли в холл, где Оксана Викторовна без приглашения безвольно упала на диван.
Когда Устинов поднимался на второй этаж, появилась заспанная Людмила. Спросонок недоуменно посмотрела на женщину, прошептавшую вкрадчиво:
– Проститете, что побеспокоила…
– Ничего… ничего… – хозяйка с трудом узнала в осунувшейся, потускневшей гостье всегда яркую и надменную Епифанцеву.
И больше ни та, ни другая не произнесли ни слова.
Впрочем, они, решившись, и не успели бы продолжить разговор: взгляды их устремились на Сергея, чересчур быстро и возбуждённо спускавшегося на лестнице вниз.
– Маруськи нет дома… – растерянно сообщил он.
– А позвонить ей можно? – с осторожной надеждой в голосе спросила Оксана Викторовна.
– Вот её телефон… – Устинов раскрыл кулак: на ладони лежал маленький мобильник.
Затянувшуюся молчаливую паузу прервал вопросом не на шутку озабочённый Сергей:
– Когда, говорите, она звонила?
– Час – полтора назад… – поспешила ответить Епифанцева и, догадавшись, что он листает журнал звонков, добавила: – Не ищите… Она звонила с Алининого...
– И это она тогда сказала? – с особым ударением на «это» тревожно спросил Сергей.
– Да-а… что они прыгали с крыши… – Оксану Викторовну душили слёзы, – и что Алиночка моя упала… что разбилась…
Сергей успел сбегать на кухню и вернуться со стаканом воды. Подал плачущей женщине: зубы её мелко-мелко застучали о стекло.
– Надо срочно звонить... звонить в больницу… – прошептала, чуть дыша, перепуганная Людмила.
– В какую?! – одновременно выкрикнули Сергей и Оксана Викторовна.
– В Скиф… думаю… – неуверенно предположила Людмила.
– Не звонить, а ехать срочно надо… – решительно поддержал жену Устинов.
В Институте Скорой помощи им узнать ничего не удалось.
Удрученные вышли они из приемного покоя и остановились на улице.
– Если здесь мы не смогли ничего узнать, то – где? – жалобно выдохнула женщина, полностью положившись на Устинова, который единственно, что сумел сказать:
– Как я понял: нам сейчас никто ничего и не скажет… Ночь…
– Куда-то же её увезли? – бессильно простонала Оксана Викторовна. Посмотрела прямо на Сергея и тихо спросила: – А где же тогда ваша дочь?!
Это было интересно и Сергею, но он промолчал. Быстро пошел к машине и, открыв дверцу, жестом пригласил её:
– Едем к нам…
*
В отделение, где только что было спокойно и мирно, настежь открылась с улицы дверь, и высокий полицейский за руки завел вяло упиравшихся Алину и Марусю.
Следом вбежал Георгий Львович.
– Принимай пополнение! – обратился вошедший к помощнику дежурного за стеклом, и тот с неподдельным интересом вылупился на девочек в кошачьих костюмах.
– Куда мне их? Тут не зверинец, кажется…
– Родителей надо вызвонить, а пострадавшему дай бумагу – заявление
написать, – пояснил полицейский и направился к выходу.
– А суть-то в чем? – улетело вслед.
– Вот и выясните… – и тот, которого охранник в клубе обозвал странным именем Пат, исчез.
Молодой помощник из-за стекла посмотрел на громыхнувшую дверь и, подняв трубку дремучего на вид телефона, сказал кому-то:
– Приди…
Бросил трубку на рычаг.
Епифанцеву протянул чистый лист бумаги и ручку. Указал девочкам, крепко державших друг дружку за руки, на скамейку:
– Садитесь тут… Счас дядя-капитан придет…
И тот точно скоро возник.
– Это что за бал-маскарад? – ленивым голосом поинтересовался он, с любопытством разглядывая костюмированных девочек.
– Лазарев привёз… оставил и исчез… – прозвучавшее из-за стеклянной загородки объяснение явно не устраивало дежурного капитана:
– И?
– Сказал: этим родителей вызвать… – помощник продолжал, – а пострадавший заявление вот пишет…
– Вы пострадавший? – капитан повернул удивленное лицо к Георгию
Львовичу, стоявшему с листом бумаги в руках рядом со скамейкой, на которой сидели девочки.
– Нет… – нервно отозвался на вопрос он, – то есть я как свидетель…
– Свидетель чему? – озабоченный дежурный присел на единственный стул и пристально уставился на него.
– Глупому происшествию в ночном клубе… – отрывисто сказал Алинин отец.
– Вы были в ночном клубе? – капитан резко развернулся в сторону девочек. – Лихо дети у нас гуляют!.. – Бросил Епифанцеву: – Изложите всё подробно… – и вновь с вопросом к девочкам: – Итак: имя… фамилия… адрес… телефоны родителей… Давай с тебя начнем… – обратился к Алине. – Как зовут?
– Не помню… – демонстративно промычала та в ответ.
– И папу-маму не помнишь? – спокойно продолжил строгий дяденька.
– У меня нет папы! – громко выпалила Алина. – И мамы нет!
– Что ж и такое бывает… – рассудительно отозвался чужой человек миролюбиво. – А кто есть?
– Никого нет! Я одна… я никому не нужна!.. – дерзко, с укором, отвечала девочка, близких слёз которой скрыть не удавалось: вот-вот и хлынут.
– Так уж и не нужна?.. – высказал капитан сомнение и обратился к Марусе: – Ты тоже у нас без имени? И тоже без мамы-папы?
Промолчала. Отвернулась в сторону.
– Та-ак… молчим, значит… сироты, значит… – Капитан лениво потянулся и встал со стула: – Мне вас уговаривать некогда… отправим вас сейчас в детприемник… Там с такими сиротами казанскими быстро разбираются… – и он направился к окошку, через которого к ним чутко прислушивался молоденький полицейский.
*
По ночной Москве, ярко расцвеченной кричащей рекламой, джип Устинова мчался стремительно и легко.
За всю неблизкую дорогу Сергей и Оксана Викторовна не проронили ни слова.
Водитель всё время смотрел вперед, а пассажирка, молча смахивая одиночные слезы, тупо смотрела в окно. И вдруг требовательно выкрикнула:
– Остановитесь!
Сергей вопросительно посмотрел на женщину, глазами указавшую ему на белую церковь, мимо которой проезжали. И он понял её – развернулся и подъехал поближе к чугунным воротам.
Оксана Викторовна выскочила из машины.
Она бежала к храму, а ноги в туфлях на тонких высоких каблуках спотыкались на щербатом асфальте и подламывались – и тогда женщина на бегу скинула туфли с ног и босая легко побежала вперед.
Подбежала к чугунным воротам и неистово стала дёргать запертую на висячий замок калитку, однако, сообразив скоро, что всё закрыто наглухо, Епифанцева, отбрасывая вздрагивающую тень на землю от света высокого фонаря, безвольно упала на колени и взмолилась:
– Господи!.. Господи! Ну, помоги же!.. помоги! Сделай так, чтобы всё это было неправдой… – Она неумело стала креститься и отчаянно, с истошным завыванием, биться головой об асфальт: – Верни!.. Верни мою
Алиночку… мою доченьку… Верни!
Разломилось черное небо и звёзды огромные, зернистые, крупные, серебром источая тонкий свет, засияли в ожившей таинственными звуками вышине, – но ничего… совсем-совсем ничего не видела Оксана Викторовна, для которой светлая лунная ночь виделась глухой плотной тьмой.
– Вставайте… Вставайте, Оксана… – Устинов подошел. Бережно поднял с земли. Довел до машины. Усадил на заднее сиденье.
Епифанцева, вскинув на него обезумевшие, блеснувшие в ночи от влаги глаза, прошептала умоляющее:
– Ведь это же всё неправда, да?
*
Меж тем события в полицейском участке развивались по нарастающей.
Георгий Львович, услышав про детприёмник, резким, испуганным голосом поинтересовался у капитана, только что произнесшего столь страшное слово:
– Какой ещё детприемник?! Домой их!.. Домой!
– Так молчат же кошки-партизанки! – услышал в ответ.
В этот момент с ужасным скрипом распахнулась входная дверь, и на пороге появилась спутница Епифанцева. За её спиной показался маленький полицейский.
– Вот вам ещё одна пострадавшая… – сообщил Паташон и вмиг исчез.
Девушка, увидев Георгия Львовича, искренне обрадовалась и, сделав шаг вперед, капризно протянула:
– Ко-отя-я!.. Почему ты оставил меня?..
– А Вы собственно кто? – поинтересовался капитан у нарисовавшейся перед ним особы, облаченной в жалкие ошметки, едва угадываемого ведьмовского костюма. Ответ получил моментальный.
– Это они мне!.. они весь костюм разодрали!.. – завизжала она и ткнула тонким пальцем с длинным черным ногтем в сторону девочек. – Ещё и лицо поцарапали… Накажите их! Гадкие!.. гадкие!.. Срочно-срочно накажите их!..
Служителю правопорядка с вполне устойчивой психикой весь этот базар-карнавал не просто изрядно поднадоел, а однозначно раздражал и, желая поскорей разрешить сию проблему, он обрадовано обратился за неожиданной поддержкой:
– Вот к тому и склоняемся, что б отправим их в приёмник для беспризорников… а Ваш Котя, как я понял, против…
Уличённый Епифанцев буро покраснел и подскочил к капитану:
– Да никакой я ни Котя! Вот мой паспорт!
– Та-ак… значит, не Котя… – дежурный внимательно просмотрел предъявленный документ. – Значит: Епифанцев Георгий Львович… – и неожиданно, как бы про между прочим обратился к Марусе: – Так как тебя зовут? Забыл…
– Маруся… – машинально пропищала девочка.
– Это уже хорошо, что Маруся… – капитан довольно улыбнулся. – Мария, выходит ты у нас… Хорошо… Так, что, Машенька, к вокзальным беспризорникам в компанию хочешь или нет?
– Какие ещё беспризорники?! – Георгий Львович, распалившись не на шутку, ошеломил всех требовательным криком: – Прекратите пугать детей! Я их сейчас же везу домой!..
– Вы? Домой? – с изумлением в повеселевшем голосе переспросил дежурный. – Что-то у меня голова начинает кружиться…
– Да-да!.. именно так – домой… Вот эта девочка – моя дочь… – Епифанцев подскочил к дочери и цепко схватил за обмякшую руку. Уточнил: – Алина Георгиевна Епифанцева…
Первой на внезапно прозвучавшее признание плаксиво отреагировала недавняя ведьмочка:
– Георгий Львович, это правда?!.
Многозначным вопросом поддержал девушку и капитан, догадавшийся о многом:
– А это тогда, кто?
Алинин отец покраснел ещё гуще и негромко промычал, окончательно открестившись о недавней подружки, промычал:
– А это?.. Это так… случайная знакомая…
– Случайная?.. – страж, заведомо предвидя дальнейшее развитие ситуации, предупредительно зажмурился, и девушка, не обманув его ожиданий, захлебнулась возмущёнными рыданиями:
– Я просто случайная знакомая?.. Да?! Ответь! – она явно была готова наброситься на недавнего друга и непосредственного начальника с кулаками, однако, вовремя внушив самой себе, что делать этого не следует, выскочла вон.
– Слышь, Епифанцев, я понял: ты из тех, кто живёт в угоду своей прихоти… – откровенно осуждающе сказал капитан Георгию Львовичу. – Только должен же кто-то и вас, таких, проучить… – и, пристально посмотрев на присмиревших девочек, с откровенной симпатией к ним приглушенном голосе продолжил: – Забирай ты своих мстительниц – и уходи…
*
В квартиру Устиновых Сергей и Оксана Викторовна вошли как раз в ту минуту, когда её телефон подал сигнал, что пришла смс.
– Этот абонент снова в сети… – отстранённо, совершенно не вникая в смысл, прочитала вслух Епифанцева. Повторила машинально: – Этот абонент… Это же Георгий! – выкрикнула через миг. И сразу же набрала номер мужа.
– Гера!.. Герочка!.. – закричав в трубку, она не смогла сдержать внезапных слез: – Алина… наша Алиночка… Ты знаешь, где наша девочка?..
– Рядом вот… сидит рядом со мной… – издалека долетел до неё ровный голос мужа.
– Как рядом?! – задохнувшись на полуслове, осторожно спросила: – Она – жива?
– Кажется, жива… – не меняя интонаций, произнёс муж: ответ не успокоил – голос сорвался на нервный выкрик:
– Что, значит, кажется?!
– Мама! Мамочка, я жива!.. – возбужденный голос Алины звучал радостно и мощно. – Жива! И без всяких, кажется: жива!
– Доченька… милая… – рыдала в трубку Оксана Викторовна, – я жду тебя… жду, дорогая моя доченька…
– Спросите у них про Марусю… – тихо и очень деликатно попросила её Людмила, давно заметившая, как напряглось страдающее лицо мужа.
– Гера, спроси у Алины, а где Маша? – Епифанцева заметно успокоилась. – Я у Устиновых сижу… Маши нет дома…
– Тут же рядом со мной… Пусть не переживают… – Оксане Викторовне казалось, что роднее и дороже, чем голос мужа, нет для неё ничего на всем белом свете: так бы слушала и слушала его, но тот отключился, и она сообщила радостную весть Марусиным родителям:
– Жива и здорова…
*
Быстро проскочив ночную Москву без пробок, Георгий Львович в сопровождении девочек появился в квартире Устиновых, где их ждали с нетерпением и любовью.
– Доченька… Алиночка… – бросилась Епифанцева к дочери, успевшей только-только переступить порог. – Милая моя доченька… это ты?.. – она целовала девочку и, словно точно пытаясь удостовериться, что это именно дочь, всё ощупывала её и оглаживала. – Это ты!.. Радость моя! Я самая счастливая мать на белом свете… моя доченька со мной!... Со мной!
В голос плакала и Алина. Ластилась к матери и повторяла только одно:
– Мамочка… мамочка… прости меня… прости…
– Нет… нет!.. – всякий раз прерывала мать её. – Это ты, доченька, прости меня… – а затем, обратившись к мужу: – Гера! Герочка! – прошептала внятно: – И ты прости меня… прости…
А муж, сдерживая свои покаянные эмоции и явно переживая за производимые его, как оказалось, самыми любимыми женщинами нелучшее, по его мнению, впечатление, постарался убедить их:
– Нам, наверно, мои дорогие, пора домой.
– Да-да! Пора домой! – радостно согласилась Оксана Викторовна и стала быстро собираться, как вдруг громко и заливисто засмеялась: – А я!.. А я!.. – не могла она выговорить сквозь смех, но, наконец, сумела выдавить: – Я же босая!
На её сообщение общество отозвалось дружным смехом.
– Пожалуйста, не наказывайте Машу… – Алина подошла к Сергею. – Это я её попросила… Она здесь ни при чём…
Оксана Викторовна услыхав, о чем просит дочь, тут же стремительно подключилась:
– Да-да! Не наказывайте свою девочку… прошу… очень прошу вас…
И Еиифанцев подошел к Сергею и, крепко пожав ему руку, сказал:
– У тебя замечательная дочь… настоящий друг…
*
Как только счастливое семейство Епифанцевых ушло, Маруся бросилась к отцу:
– Папочка!.. папочка, прости меня!.. – девочка с искренним раскаяньем плакала и оправдывалась скороговоркой. – Мне было очень жалко бедную Алину… Она одна осталась: Оксана Викторовна отправилась в Японию… а Георгий Львович в ночной клуб веселиться в Вальпургиеву ночь…
Сергей, нежно обняв дочь, поинтересовался мимоходом:
– А где ж он вас нашел? Уж, не в ночном ли клубе? Маруська, и что это за маскарад? – кажется, он только сейчас обнаружил, во что одета дочь, начавшая рассказ о недавних приключениях:
– А мы кошками пробрались в ночной клуб… А потом были в полиции… Ой, папочка, я такой ужас пережила! Нас хотели в детприемник отправить, где всяких беспризорников собирают… А Георгий Львович нас не отдал!..
– Да-а… – выслушав рассказ дочери, только и сказал Сергей. Потом добавил укоризненно: – А папочка, отчаянная головка, между прочим, какой ужас пережил?! И Людмила Петровна тоже всю ночь не спала…
– Папуля, я пойду и попрошу у неё прощения… – прошептала Маруся и тем обрадовала отца.
Продолжение следует
Tags: ПрозаProject: MolokoAuthor: Козырева Анна