Мария еще издали увидела выходящего из их ограды Егора, того самого вздымщика, встреченного летом в лесу, и который подсказал, где малины набрать. Он удалялся от усадьбы в обратную сторону, не заметив девушку.
- А зачем Егор Петрович приходил? Может меня спрашивал?
- Не спрашивал, но знает тебя, - Клавдия замолчала на минуту, подбирая слова, как бы все объяснить дочери, - знакомы мы с Егором, он же местный. По молодости лет встречались, даже о женитьбе думали, а я взяла да уехала.
- Почему? Он вроде хороший.
- Егор никогда не обидит, хоть и с виду кажется угрюмым. Вот не могу сказать, что на меня тогда нашло, не приняла я всерьез его намерение.
- Мам, так он же сейчас один, может до сих пор…
Клавдия, махнула рукой, показав всем видом, что не стоит продолжать этот разговор. – Ничего не вернешь, другие мы уже, слишком поздно. А к тому же однолюб он. Жену свою покойную любил всю жизнь, и сейчас ни с кем не сошелся, потому как никого лучше не найдет, - это он сам про себя знает.
- Все равно он к нам со всей душой.
- Это верно, на тебя как на дочь смотрит, своих-то детей у них не было.
В калитку кто-то постучал и обе отвлеклись от разговора. – Глянь, доча, кто там под вечер пришел. – Мария накинув пальто и платок, вышла на улицу. За оградой стояла Серафима: - Маша, выручи, выйди завтра за меня, отработай этот день в овощехранилище, а я за тебя другой раз.
Мария готова была уже безропотно согласиться, но легкая тошнота подступила неожиданно. – Сима, рада бы, да не смогу.
Серафима, зная безотказность молодой женщины, смотрела на нее с нескрываемым удивлением. – Сима, чувствую себя неважно, не обижайся.
И только тогда Серафима вспомнила о положении Марии, и, приложив руку к груди, стала извиняться: - Ох, Маша, прости, раз неможется, то другое дело.
- Неужто отказала? – Спросила Клавдия, узнав, зачем приходила Серафима.
- Отказала. Не одна я теперь, есть о ком думать и за кого заступаться.
____________________________
Весна в тот год пришла рано, пролившись дружными потоками ручьев и засверкав алмазным светом сосулек на крышах и скорым появлением молодой зеленой травы. В конце апреля Мария родила девочку.
- Как назвали-то? – бригадирша Валентина Ивановна вручила Клавдии подарки, поздравив с рождением внучки.
- Любой назвала, - ответила растерянная и счастливая Клавдия, - я ее спрашиваю, а чего вдруг Любой, а Маша мне и говорит: «Люблю я ее сильно, доченьку свою, вот и будет у меня Любовь».
- Хорошее имя, а главное, пусть здоровенькой растет. И Маше передай, всей бригадой желаем здоровья.
Через месяц, когда Мария стала чувствовать себя лучше, пришла еще одна гостья. Наталья стояла за воротами, не решаясь войти, в руках был небольшой сверток. – В дом не прошусь, подарок вот принесла, все же дружили мы когда-то. В общем, поздравить тебя пришла. Не веришь?
- Ну отчего же, верю, хоть и удивила ты меня.
- Ты, Машка, молодец, дочка у тебя теперь. Будь здорова и малышке здоровья, а на меня не обижайся, не все как ты могут одиночество терпеливо переносить, вот и злилась я. Только ты тут ни при чем, жизнь такая у меня.
- Не обижаюсь я, - лицо Марии озарилось улыбкой.
- Ну, тогда, может, на день рождения ко мне в воскресенье придешь? Ненадолго хотя бы. У меня и подруг-то почти никого и нет, ты вот была… да я все испортила.
- Пришла бы я с радостью, но сама знаешь, не могу пока Любочку оставить, хоть и есть, кому присмотреть за ней. Может потом, попозже, может летом когда, а сейчас, прости, не приду.
- Ладно, и на том спасибо, надумаешь, приходи какой раз, тебе всегда рада.
- Приду, вот подрастем и с Любочкой придем.
________________________________
После рождения дочки Мария не ходила по земле, а почти летала, - солнца не надо было, такой лучезарной была ее улыбка. И люди тянулись к ней, казалось, самое злое сердце могла растопить ее радость. И только Васька Буянов сник и ходил угрюмый. Однажды даже видел Марию с коляской, но виду не подал и протарахтел на своем мотоцикле мимо. А еще через месяц уехал в райцентр и сошелся со своей одноклассницей Танькой Махониной, такой же разведенной как он.
Частенько наведывался домой помочь родителям. Любую работу делал до седьмого пота, отдавая себя делу без остатка. – Ну, хватит уже с этим навесом возиться, брось, - просил отец, - завтра доделаешь. – Но Василий, словно изматывал себя специально, как будто что-то мучило его в душе и он хотел отвлечься работой.
На следующий год, летом, Мария повязывала косыночку Любочке, замечая легкую волнистость ее волос. Клавдия перебирала фасоль, наблюдая за внучкой, иногда ловила себя на мысли, что это ее внучка и как же это хорошо, что есть у них с Марией этот лучик солнца.
- Маша, вот гляжу на Любочку, - на тебя похожа. А волосики-то напоминают, сама знаешь кого, - Клавдия давно знала, кто отец ребенка.
- Знаю, мама, знаю, - Мария прижала к себе девочку, - все равно его здесь нет, изредка приезжает.
- Так люди могут догадаться.
- Пусть догадываются, разве им запретишь. Моя дочка и все, пусть думают, что хотят, я не обижаюсь.
__________________________
Через пять лет звонкий щебет светловолосой Любочки не умолкал в доме Клавдии. Внешне похожая на Марию, девочка привлекала внимание своими косичками с голубыми бантами. Сначала ради дочки, а потом и ради заработка, Маша вспомнила о шитье. Достали пылившуюся в кладовке старую швейную машинку, оставшуюся еще от Матрены, и вскоре ее успокаивающий равномерный стрекот стал раздаваться в доме. Полотенца, наволочки, простыни – Мария подшивала легко и умело.
Потом стала шить простенькие платья дочери, матери и себе. Первый заказ за деньги принесла Серафима: - Бери, говорю, и шей, у тебя получается, - убеждала она, вручив отрез на юбку.
Казалось, жизнь наладилась, текла равномерно, радуя каждым днем. Слово «перестройка» ворвалось в налаженную жизнь сельчан, не предвещая ничего хорошего. И едва вихрь перемен пронесся над всей страной, наступили пугающие и непредсказуемые девяностые. Вместо совхозов и колхозов стали появляться кооперативы и фермерские хозяйства, которые еще толком не могли подстроиться под новую жизнь. Заречное, где жила Мария с матерью и дочкой, постигла та же участь, полеводческие бригады распались, денег на новые предприятия не было.
- У Матвеевых, говорят, теленка увезли, - рассказывала Серафима окружившим ее женщинам, - закинули в кузов, только их и видели.
- Да что же это делается? На неделе, двух овец украли у Максимчуков, даже у бабки Евдокии кур среди бела дня похватали.
- И главное, никакой управы нет, сколько заявлений не пиши в районную милицию, толку никакого, где, говорят, мы вам их найдем, караульте сами свое хозяйство.
Поговорив, народ расходился, так и не договорившись, как быть дальше. Заречное как раз находилось недалеко от трассы, по которой шла дорога в город, домашние животные стали теряться все чаще. А потом и вовсе рэкетиры приехали в открытую, наведавшись к хозяевам, у кого скота во дворе побольше, - «договориться по мирному».
Нелегко жилось и Марии. Маленькая пенсия Клавдии да шитье приносили небольшой доход, потому в помощь завели подсобное хозяйство и стали держать гусей, чтобы осенью продать. Правда, осталась только половина, приезжие молодые мужики, вынудили продать за бесценок. – Скажи спасибо, что хоть такие деньги, другие так берут.
Испуганная Клавдия прижимала к себе внучку, не зная, где искать защиты. – Надо снова в район ехать, жаловаться надо, писать надо, должны же за нас заступиться, - говорила Мария. Но испуганные сельчане закрывались у себя дома, не надеясь на помощь.
- Слышала, Васька вернулся, - Наталья сказала эту новость Марии без всякого злорадства, - так ведь и не женился, мается чего-то мужик, все ищет, найти не может.
Наталья к тому времени вышла замуж за вдовца, изменившись и став серьезнее, меньше сплетничала, больше втягивалась в семью, понимая, что вот как раз этой спокойной семейной жизни ей не хватало.
- Ну, вернулся и вернулся, - Мария сказала это не то чтобы равнодушно, а как-то легко, даже в лице не изменившись.
- Маш, ну разве это справедливо, - Наталья искренне и с сочувствием посмотрела на Марию, - хоть бы немного помог тебе. И мать его давно догадалась, что Любу ты родила от Василия. Как глаза его бесстыжие на людей смотрят?
- Не ругай, не бесстыжий он, Василий хороший, только запутался он.
- Ох, Машка, Машка, так и осталась заступницей, даже за Ваську заступаешься.
- За отца своего ребенка я заступаюсь. И все, Наташа, больше я тебе ничего не скажу.
________________________
Держа Любу за руку, Мария спустилась с дочкой к реке, - в жаркий полдень здесь настоящее спасение. Поодаль, у деревянной лодки, возился Василий, оглядывая дно, не продырявилось ли.
- Мама, а давай на лодке покатаемся.
- Так нет у нас лодки, то чужая.
- А давай дядю попросим.
- В другой раз, доча, - Мария намеревалась уйти, вернуться домой, но Василий опередил ее.
- Кто тут на лодке хотел покататься? – Спросил он, добродушно глядя на девочку. – Вот подлатаем ее, дыры законопатим и можно кататься.
- А когда? – Люба с интересом смотрела на незнакомого ей мужчину.
- На днях, как только лодку наладим. – Он взглянул на Марию. – Так и не хочешь со мной разговаривать?
- Так мы уже разговариваем, - Мария отпустила Любу, которая присела, разглядывая яркий камешек.
- Вот никак не пойму, почему прогнала меня тогда. В первый раз убежала, а потом вот здесь на берегу, обняла меня так, что забыть невозможно. Я ведь знаю, дочка-то от меня. Сразу понял.
- Понял, но отказывался, слов не допускал.
- А как иначе, если ты мне отставку дала после нескольких встреч. Встречалась со мной ради ребенка?
- Скажу я тебе Вася, почему я прогнала тебя тогда: не верила я, что останешься со мной, что женишься на мне. Никогда не верила…
Василий коснулся ее волос, как тогда, первый раз у ворот, когда она пришла от Наташки после бани, держа этот смешной тазик в руках. – Эх, Маша, не дала ты мне тогда ни единого шанса, а ведь могли бы жить вместе, дочку растить. – Он притянул ее к себе за талию, - Машка, тосковал я, за эти годы все как по полочкам в голове разложилось.
Мария отстранилась мягко, чтобы не обидеть Василия. – Пусти, к чему этот разговор.
- А к тому, что жениться на тебе хочу и дочку удочерить, пусть все по-настоящему будет. Не предлагал бы, если бы не чувствовал, что и ты того же хочешь.
- Не знаю, время сейчас тяжелое.
- А я на что? Да я на станцию пойду шпалы укладывать, посмотри на мои руки, сколько во мне силы, - Василий говорил горячо, порывисто, стараясь поймать взгляд Марии. - Думай, Маша, думай, я ведь теперь не отступлюсь. Тогда дурак, поверил, что не нужен тебе, а сейчас не отступлюсь.
- Я подумаю, - сказала Мария и позвала девочку домой.
Татьяна Викторова