Наконец состоялась цифровая премьера «Довода» и причаститься самым шумным фильмом года могут даже тревожные домоседы, блюстители самоизоляции.
Если отбросить иронию над Ноланом вообще и в частности над его желанием экранизировать латинский палиндром SATOR AREPO TENET OPERA ROTAS, используя все пять слов в качестве геопозиции, фамилий и названий фирмы и фильма, то интересно подумать, какую фразу хотел составить он сам. Спойлеры неизбежны, палиндромы — возможны.
1. Tenet. Самое простое касается как ни странно сюжета: история «Довода» разворачивается как бы в зеркальном режиме — от штурма здания «национальной украинской оперы» до полномасштабной рубки на останках Стальска-12. «Довод» составлен из сцен-рифм-двойников: от прогулочных разговоров Протагониста (Джон Дэвид Вашингтон) с Прией (Димпл Кападиа), которая торгует оружием от лица мужа (они даже меняются местами в кадре для наглядности), до сцены в аэропорту или на автостраде, которая наиболее близка к экватору.
2. Такое устройство наглядно демонстрирует, что история похожа на отрезок с прошлым, настоящим и будущим (спасибо, кэп), но но не обязательно в таком порядке (спасибо, Годар). В версии Нолана будущее — «несколько поколений спустя», — настрадавшись от полученных в наследство проблем с экологией и прочих неприятностей объявляет войну настоящему/прошлому. Сначала — надеясь, скопировать/инвертировать в будущее мир до точки невозврата, потом — мстительно желая уничтожить вообще всю историю, пока она не случилась где-то на горизонте событий (привет, «Интерстеллар»).
3. Конфликт будущего и настоящего/прошлого тут — довольно абстрактный: он гораздо нагляднее и драматичнее реализован, например, у Райана Джонсона в «Петле времени» (2012), да и внутри самого фильма — между дряхлеющим, как прошлое, русским олигархом Андреем Сатором (Кеннет Брана) и стойким, как настоящее, Протагонистом, который борется за довольно смутное будущее.
4. В этой роли, кстати, не только мирное небо, но еще и сын Сатора — Макс, чья линия дублирует схватку за конец света: если для человечества гибель — это и колапснуть прямо сейчас, и лишиться перспективы будущего, то для Кэт (Элизабет Дебики) — расставание с сыном и его смерть равносильны гибели человечества. Схематично, как и все в фильме, но с напором на частное человеческое.
5. То есть Сатор убивает не только абстрактное настоящее и будущее, а вполне своего сына — как Сатурн (!) с картины Гойи, которого упоминают в фильме (его копии делает художник Арепо). Олигарх якобы не хочет (помимо прочего) обрекать Макса на жизнь в умирающем мире, хотя непонятно, дожил ли бы тот до масаракша. Это буквально — пускай пунктиром — конфликт или даже каннибализм поколений. (В японском сюрреалистичном хорроре «Дом» 1977 года атомная бомбардировка заставила целые поколения японцев жить прошлым, к чему тетя всякими демоническими способами пытается склонить племянницу и ее веселых прозападных подруг.)
6. Так Нолан попадает в горячую точку момента: вместе с палиндромом он как будто экранизирует мем про бумеров (просто посмотрите на гримасы Браны — бондовский олдфэшн во весь экран с шекспировским размахом), представляя в будущем не только Оппенгеймера 2.0 — женщину с совестью, которая постаралась скрыть «новую атомную бомбу» (см. выше про «Дом») в прошлом, — но и направление мысли по уничтожению всей истории. По сути — монструозное воплощение cancel culture, как она видится тем, кто верит, что по всему миру стремительно канселят — инвертиируют — деятелей культуры и политиков. Вместе с тем проводником этой мрачной воли оказывается тот, у кого хватает ресурсов, чтобы этот безумный проект осуществить.
7. Sator. Сам Сатор — детище полярного мира Холодной войны и советского проекта, об этом пишет и Мария Кувшинова, добавляя:
«Он воплощает все неведомые разрушительные технологии и вещества, которые еще могут всплыть».
Сатор вырос в закрытом городе, чье название явно отсылает к Сталину, а в сцене, напоминающей аварию на чернобыльской АЭС, обнаруживает плутоний, который откроет ему доступ к богатству и даже мировому влиянию (через английскую жену Кэт), а также станет (как подсказывает коллега Коля Корнацкий) его сделкой с дьяволом — то есть будущим, которое назначит его всадником Апокалипсиса.
8. Тут примечательно, что Сатор воспитан в советской парадигме светлого будущего и неумолимо приближающегося социализма, но вместе с тем быстро адаптируется к меняющейся реальности и выживанию в новых условиях — возле плутония, в рыночной экономике, на мировой арене, где манипулировать, доминировать и давить — краткий путь к успеху. По сути, он сам и приближает то, из-за чего «будущее» потребует принести страшную всечеловеческую жертву.
9. Опять же Нолан рифмует глобальное с частным: Андрей Сатор — домашний тиран, абьюзер, собственник, уверенный, что его жена будет либо с ним, либо не будет [существовать]. Это легко экстраполировать на вселенную фильма: и вот тяжелая болезнь подводит его к маниакальной мысли, что вместе с ним должен умереть и весь мир, а подходящую кнопку ему передают из будущего разъяренные потомки. Ладно, тут закончили.
10. Opera. Место на карте. Можно списать эту сцену на лень Нолана, который решил попутно с бондианой процитировать, например, Хичкока, у которого стреляли в опере за 30 лет до рождения агента 007 — в «Человеке, который слишком много знал» (1934/1956). Однако, как было сказано выше, мифический Стальск-12 был выбран как осколок утопического проекта, а линия искусства (см. ниже) для фильма играет не последнюю роль.
11. Нолан работает с мифологией шпионских фильмов — в частности, с вечными передвижениями и посещением примечательных мест (тут — Индия, Россия, Украина, Англия, инвертированная реальность, Стальск-12, опера, особое хранилище etc). Другие приметы жанра — Холодная война (см. Кувшинову) и противостояние чего-то прокачанно олдскульного (служба королеве с гаджетами) чему-то футуристичному и опасному для настоящего (технологии, придумываемые злыми гениями со всех уголков Земли, часто — в британских колониях). Опять же Коля формулирует это так:
«Нолан гениально пересобирает жанры, прежде чем скрещивать со своими обычным мотивами, он дистиллирует жанр до сути. Выпаривает до самого важного».
Подробнее, возможно, он разовьет эту мысль на подкасте через неделю.
12. Нолан хотел снять свою «бондиану» — и ему это удалось: с вкраплениями еще и других — преимущественно британских — культурных кодов: от Хичкока до «Доктора Кто», с которым «Довод» тоже нередко сравнивают.
13. Однако Нолан не ревизионист, как Джонсон, или трикстер, как Моффат с Гэтиссом («Доктор Кто», «Шерлок», «Дракула»), как бы он ни метал карты в «Престиже» и ни переодевал маски в трилогии о Темном рыцаре. Он — архитектор, и его конструкции населены статуями. В «Доводе» даже есть сцена, где Кэт и Протагонист смотрят на море — в окружении скульптурного ансамбля, частью которого они и являются в фильме.
14. Кэт только и говорит, что о сыне, ненависти к Сатору и ужасу утраченной экспертизы; он повторяет, что протагонист, а не просто пешка, и мир должен быть спасен; Нил (Роберт Паттинсон) все объясняет и загадочно молчит, откуда ему все известно (микс «нет времени объяснять» и «синдрома Нолана»); Сатор, конечно, орет, что мир его и миру конец.
15. Последнее, по сути, длинный перепев «Смерти Людовика XIV» (2016) Альберта Серра, где идея абсолютной монархии, воплощением которой был Людовик, и старая добрая Франция умирали вместе с ним — как в абсурдистской пьесе «Король умирает» Эжена Ионеско, где страна буквально разваливалась на куски со смертью правителя. Нечто подобное происходило в СССР после смерти Сталина, что можно увидеть как в игровом фильме «Хрусталев, машину!» (1998), так и в документальном коллаже «Прощание со Сталиным» (2019).
16. Кстати, Ионеско создал целое направление в драматургии благодаря изучению английского языка:
«Я добросовестно переписывал фразы, взятые из моего руководства. Внимательно перечитывая их, я познавал не английский язык, а изумительные истины: что в неделе семь дней, например».
Так Нолан, обращаясь к латыни, заново изобретает некоторые жанровые ходы и смотрит на природы привычных, простых вещей по-новому (как минимум для себя).
17. Arepo. Собственно, культурные реминисценции занимают в фильме не последнее, но наименее — осмелюсь предположить — освещенное в рецензиях место. Кодовая фраза, по которой узнают друг друга сотрудники ЦРУ:
«Мы живем в сумеречном мире, а в сумерках нет друзей».
В одной из сцен Протагонист якобы опознает в ней Уитмена. У поэта нет такой строчки, поэтому многие увидели во фразе как отсылку к невидимой Третьей мировой, которая идет в фильме, так и к карьере Роберта Паттинсона (ну вы понели, «Сумерки», ха-ха!).
18. Еще, возможно, Нолан иронично («Довод» вообще чуть ли не самый остроумный фильм режиссера, в нем хватает хороших шуток) отсылает к «Интерстеллару», где несколько раз цитируется Дилан Томас:
«Не уходи безропотно во тьму».
В «Доводе» все-таки есть настоящая или измененная поэтическая цитата: Сатор повторяет последнюю строчку «Полых людей» Элиота, которую также можно услышать в «Сказках Юга» (2006) Ричарда Келли — безумном новом евангелии, где Третья мировая отменяется несколько иначе, но тоже не обходится без путешествий во времени и войны прошлого с настоящим.
«Так вот и кончится мир
Только не взрывом, а вздрогом».
19. Искусство вообще интересный временной парадокс — нечто, существующее в настоящем, являясь артефактом прошлого и сохраняя его ауру (по, простите, Беньямину). Вместе с тем — оно часто обращено в будущее (или обречено на будущее), как и опасения, сгустившиеся в фильме Нолана.
20. Однако кодовая фраза используется не ради красного словца, а для того, чтобы отличить своего от чужого — и мотив подлинности затем вновь всплывает в сценах с картинами Гойи. И еще более важную роль играет при попытке отличить обычный предмет от инвертированного. Мегаломан Нолан на нескольких уровнях демонстрирует, как человечество одержимо дихотомией, более того — требующей уничтожения чужого, враждебного, непохожего, поддельного, инвертированного.
21. Rotas. Наконец, мета-комментарий. Больше всего шуток герою Джона Дэвида Вашингтона, который своей харизмой всю дорогу оживлял персонажа не хуже, чем в «Черном клановце» (2018), досталось за фразу «Я протагонист», а Нолану — что не удосужился придумать персонажу хоть какое-то имя (похожие на кусочки морзянки Кэт, Нил, Макс, Айвз, Прия — норм, — но вот это!). Однако «Довод» в том числе и история про борьбу с нарративом, проще говоря — судьбой.
22. Протагонист оказывается невольно, как ему кажется, втянут в некоторую операцию (символично, что она начинается практически со смерти, то есть освобождения от некоего предыдущего нарратива). Чем дальше он движется по отрезку сюжета, тем больше узнает не только о перспективе Третьей мировой, но и о своей роли в этом событии.
23. Как и советский проект, как и капиталистическая «американская мечта», как и патриархальная токсичность, которые удобно сошлись в фигуре Андрея Сатора, Автор диктует герою свою волю. Архитектор Нолан выстраивает здание, где расставляет артефакты — персонажей-функции, призванные обнажить мифологические (Сатор-Сатурн), исторические (Стальск-12), политические (Украина, международная торговля оружием, ЦРУ), мировозренческие (токсичная олигархия, угроза из будущего), жанровые («дистиллят Бонда») и прочие элементы его ребуса, который можно читать в разные стороны. Главное, чтобы, как tenet, схлопывался сюжет — остальное на любителей.Довод» (2020)
24. Однако Протагонист — во многом благодаря верно выбранному артисту — вступает в конфликт с серьезным большим нарративом (который воплощает Сатор), в том числе разбавляя режиссерский нарратив — сумрачную атмосферу и на ходу поясняемую заумь — шутками и скептичными гримасами. Это не просто история про спасение мира, не только про противодействие будущему, не исключительно дуэль двух мужчин — то ли вокруг бомбы из девяти элементов, то ли симпатии женщины, чей характер Нолан прописывает так же изящно, как функцию бомбы.
25. Это крайне актуальный сегодня сюжет о выстраивании собственного нарратива поперек некоего глобального/патриархального/привычного, который звучит и в «Харли Квинн», и в «Подлинной истории Неда Келли», и в «Пятеро одной крови», и тд, и тп.
26. Выбор номинально Протагонист дарит и другим — как минимум Кэт и Максу, — но как всегда большой ценой. Не случайно прощание с Нилом, застрявшим в своеобразной петле спасения мира, так напоминает о «начале прекрасной дружбы» из «Касабланки» (1942). Эта война никогда не кончится.
Подписывайтесь на канал | Слушайте подкаст | Подробнее о «Тинтине»