Главная документальная премьера Apple TV+ этого года — «Кометы и метеориты. Гости из далеких миров» легендарного режиссера Вернера Херцога и вулканолога Клайва Оппенхаймера, с которым они уже вместе снимали «В самое пекло». Публикую интервью о том, как они погрузились в тайны вселенной и возродили танец островитян, забытый на 50 лет.
— «Кометы и метеориты» — уже второй фильм, который вы сняли вместе, первый — «В самое пекло». Что вы больше всего цените друг в друге при совместной работе?
Херцог: Мне представляется, что мы привносим в создание фильма разные навыки, которые у нас получается совместить. Это уникальный коктейль. Он наполняет новой энергией фильмы о науке и документальные фильмы в целом.
Оппенхаймер: Мне кажется, у нас много общих интересов, но при этом мы исходим из разных точек зрения. И Вернер, давай уж начистоту, мы оба отщепенцы.
Херцог: Да.
Оппенхаймер: Мы работаем так, что взаимно дополняем друг друга. Без трений не обходится, но есть и свои радости, свои восторги, а результат превосходит все, что каждый из нас мог бы создать в одиночку. Еще для меня в работе с Вернером один удачный момент заключается в том, что мы работаем с документальным фильмом без сценария.
Херцог: Да, у нас есть некоторые общие знаменатели. Любознательность, чувство восхищения, наслаждение наукой, наслаждение кинематографом. Так что нам легко кооперироваться. Я все время говорю Клайву, что он мог бы стать прекрасным наследником Дэвида Аттенборо. У него есть нужные качества. Он обладает некоторыми специфическими свойствами, которые теперь редко увидишь на экране.
— А откуда берутся эти свойства? Вы думаете, они врожденные?
Херцог: Это приобретенные качества, как мне кажется. Ну, любознательность, наверное, появляется с рождения, но она с рождения присуща всем нам. Ее видно, когда наблюдаешь за маленькими детьми. Забавно, что все пятилетки, которых мне приходилось видеть, замечательные: удивительно любопытные, готовые восхищаться. Они поражают воображение. Но к пятнадцати годам все уже скучные. И я задаюсь вопросом: «Что происходит в этом промежутке?»
Оппенхаймер: Фильмы Вернера — как музыкальные произведения, которые ты любишь и готов слушать снова и снова, и каждый раз можно услышать что‑то, чего раньше никогда не замечал. Надеюсь, что эти свойства передаются нашим совместным картинам, — что кто‑то будет пересматривать их снова и снова и замечать новые связи, которых раньше не видел. Фильм нужно смотреть не один раз. Он обладает более глубокими слоями.
— В обоих снятых вами совместно фильмах зрители как будто отправляются с вами не в экспедицию, в ходе которой их чему-то обучают, а в путешествие, полное открытий. Этим фильмам присуща невероятная энергия обретения чего‑то нового.
Херцог: Именно в этом и заключается особое свойство Клайва. Он обладает собственным характером на экране и очень тонко чувствует кинематограф, что значительно облегчает нам совместную работу.
Оппенхаймер: Фильм «В самое пекло» мы снимали в пяти локациях в пяти разных странах. А этот фильм мы снимали в дюжине локаций, а тематика охватывала все, от зарождения жизни до экзистенциальной угрозы существованию, от систем планетарной защиты до микрометеоритов и квазикристаллов… Нам пришлось работать со множеством взаимосвязанных тем! И для того, чтобы объединить их, понадобилось некое волшебство. В начале у нас было определенное представление о дуге повествования в фильме, но что поразило меня во время окончательного монтажа, все отдельные эпизоды как бы сами определили точные места, куда их нужно было вставить. Все было предельно ясно.
— И что ждет вас дальше?
Херцог: Пока не знаю. Я сейчас пишу. Пишу прозу и стихи. Это совершенно не связано с кинематографом. Нам очень повезло, потому что мы успели снять фильм до декабря прошлого года, так что время локдауна было посвящено монтажу, озвучиванию и подобным вещам, так что мы как раз закончили к тому моменту, когда никто уже не мог работать.
Оппенхаймер: Я вернулся домой со съемок в канун Рождества, потом мы монтировали фильм в Лос-Анджелесе в январе, так что нам очень повезло.
— Поскольку вас обоих так влечет любознательность, а мы все сейчас сидим взаперти, что вас больше всего интересует в настоящее время?
Херцог: Ну, я читаю, как всегда. Фильмов смотрю не очень много. Сочинение — это всегда завоевание новой территории. Когда я утром сажусь писать, то не знаю, каким будет следующее предложение.
Оппенхаймер: У меня двое детей в начальной школе, которые сидят дома с марта, так что с творческим пространством в мозгу сейчас трудновато. Но я очень заинтересовался историей и философией науки. Недавно я занимался истоками вулканологии в конце XVIII века, и мне было ужасно интересно сводить те представления, которые есть у нас сейчас, с тем, как мыслили люди более двух столетий назад. Так что сейчас я увлечен именно этим — погружением в историю науки, которая отчасти также похожа на историю путешествий.
— Что вы хотели бы, чтобы зрители вынесли из просмотра «Комет и метеоритов»?
Херцог: Ответ прост. Если хотя бы один ребенок заинтересуется наукой благодаря этому фильму и решит стать ученым, то мы выиграли битву. Хотя бы один.
Оппенхаймер: Да, я согласен. Если хотя бы один человек скажет мне: «Меня это потрясло», то наше дело сделано. Если у кого‑то после просмотра вновь возникнет, загорится чувство благоговения и восхищения космосом, в этом и заключается наше воздаяние.
Приятного Вам просмотра !
