Роман «Звёздочка» глава 115
Люба вышла из наркоза, сутки она находилась в реанимации, а потом её перевели в палату. Она лежала на больничной койке с панцирной сеткой и глядела на белёный потолок палаты отрешённо. На душе у неё была пустота и стра́х за свою жизнь.
«Вот и всё. Будущего у меня похоже, что теперь нет. Лёва-то, наверное, бросит меня, забеременеть-то я вряд ли смогу. Кто ж знал, кто ж знал, что так всё обойдётся. Вернуться бы в прошлое и всё изменить… Мама-то с отцом если всё узнают так ведь житья мне не дадут: будут упрекать да смотреть косо. А Танька так вовсе нос задерёт: ребятишек нарожала — не то, что я пустоцвет,» — Люба накручивала себя и плакала беззвучно, лишь шмыганье носом выдавало её душевное состояние.
Соседки по палате что-то бурно обсуждали между собой и мешали ей забыться и уснуть.
«Галдят как сороки. Заняться что ли им не чем? Взяли бы да книжку хоть почитали. Дуры дурами, а у каждой дети есть да не по одному. Ой-ё-ёй…» — Люба злилась, в душе её стала прорастать и укореняться зависть к тем, у кого есть дети.
Дверь лениво скрипнула, предупреждая что кто-то входит в палату. По стуку ведра об пол, она догадалась что в палату вошла санитарка.
— Ну ты чё носом-то шмыгаешь, а? Прекращай, я тебе на полном серьёзе говорю, — обратилась к ней санитарка баба Рая.
— Здравствуйте, баба Рая, — произнесла Люба, вытирая следы от слёз на щеке.
— Здравствуй, а ты чё это реветь-то надумала, а? — спросила её санитарка. — Реветь перестанешь так быстрей на поправку пойдёшь.
— Думаете? — оживилась Люба и присела, поправляя подушку.
— А чё тут думать-то? Я уж тут всего насмотрелась и наслушалась… Ты главное духом не падай и тогда тебя беда обойдёт, даже связываться с тобой не станет. — посоветовала она. — Твой-то каждый вечер сюда приходит как на работу. Волнуется за тебя, щёки аж впали. Как увижу его, так у самой сердце от жалости сжимается. — поделилась баба Рая своими впечатлениями. — Даже мне помог пол помыть, пока я про тебя бегала узнавала. Пришла, а он шваброй-то моей намывает, я прям от ума отстала. Так я тебе так скажу: повезло тебе, девка, с мужиком. Держись за него — с ним не пропадёшь, надёжный он.
— Да теперь-то я и сама это знаю, — согласилась с бабой Раей Люба.
— Ты не стесняйся, в утку-то если что ходи, я пол-то смою и утку после-то вынесу. — предложила заботливо баба Рая, орудуя шваброй.
— Спасибо. Да мне вроде легче стало. Голова уже так не кружится. Ещё немного полежу да потом сама до туалета дойду, хоть прогуляюсь маленько, а то всю спину отлежала.
— Ну дело твоё, шевелиться конечно пользительно, чем лежмя лежать. Кровь-то по телу разгоняется, и сила в жилах появляется. Пока шевелишься — живёшь!
— У нас так дедка Митя говорит! — улыбнулась Люба, воодушевившись разговором с бабой Раей.
Санитарка, домывая пол в палате рассказала о себе:
— Я уж на пенсии давным-давно, а всё ещё роблю: боюсь дома-то засидеться. Дед-то мой ворчит на меня: завязывай говорит со своей лентяйкой, а я ему в ответ: и не подумаю, буду робить сколь смогу. Во как! — выжимая тряпку, добавила. — Ну всё, пошла я. — взглянув на женщин, галдящих между собой, прикрикнула. — А вы потише тут, не одни же лежите.
Соседки по палате на время притихли.
Люба дождалась, когда в палате подсохнет пол и сунув ноги в тапки, встала и пошла. Потихоньку она доковыляла до туалета расположенного почти в конце коридора. Дверь в него была закрыта изнутри.
«Кто-то меня опередил, придётся подождать», — подумала она и подошла к окну. Она посмотрела в окно и увидела подъехавшую волгу к крыльцу больницы. Из двери вышел мужчина с букетом розовых гладиолусов и вприпрыжку поднялся по ступенькам крыльца. Кого-то он ей напоминал, но кого, она понять не могла.
Туалет освободился, но Люба по-прежнему стояла и чего-то ждала, наблюдая из окна за происходящим. Минут через десять она увидела, как недавно влетевший в больницу мужчина с букетом, уже спускается с новорождённым ребёнком в руках, завёрнутым в голубой атласный конверт.
«Вот счастье-то кому-то привалило — мальчик родился! Отец бы мой обрадовался, если бы я ему внука родила», — подумала Люба вздыхая.
Рядом с мужчиной шла молодая худенькая женщина с букет тех самых гладиолусов. Женщина обернулась и помахала кому-то рукой прощаясь, а потом посмотрела вверх.
«Так это же Тоня Старушкина! Вот это да-а… — вытирая холодный пот со лба удивилась Люба и обомлела. — А у нас же срок-то с ней был одинаковый… И я бы сейчас могла быть на её месте, а Лёва бы мой так же бережно нёс конверт с нашим малышом…»
Люба опустилась на корточки и села, опираясь спиной в батарею. Постовая медсестра взглянула на неё и задала вопрос:
— Тебе плохо?
— Нет…
— Тогда вставай и иди в палату, нечего здесь сидеть.
Люба, опираясь руками за батарею, потихоньку встала и пошла в туалет.
«Что же я за дура-то такая-а?.. Живу, оглядываясь кто что скажет, вот и дооглядывалась. Лёва придёт, скажу, как есть. Пусть сам для себя решит, со мной он дальше по жизни пойдёт или нет. Бойся не бойся, а чему быть — не избежать», — в очередной раз решила для себя Люба.
***
Мужа она ждала с нетерпением, поглядывая на часы. Книга Льва Толстого «Воскресение» взятая Лёвой из библиотеки по её просьбе, не увлекала.
«Не доросла я ещё похоже до «Воскресения», как такое можно читать-то? Не понимаю… Вот придёт Лёва, так попрошу что-нибудь повеселее принести, а то от скуки тут помру и вряд ли воскресну. — она закрыла книгу, а потом содержание книги стало ей вдруг доступным до понимания. — Что же это за мужики такие как Нехлюдов? Сначала таким как Катюша Маслова жизнь испортят, а потом проходу им не дают. Нет чтобы раньше своей-то головой думать да не той, что снизу… Вот и Лёва-то у меня такой же точно или не такой? Так-то он меня не бросал — значит не такой он. Лёва — это Лёва, таких больше нет. Не зря же я его себе в мужья выбрала».
***
Лёва пришёл навещать её с букетом розовых гладиолусов. Люба, как только увидела букет, сразу принялась реветь, а муж не мог понять причину её слёз.
— Выбрось его пожалуйста сейчас же, — потребовала она.
— Да я же только-только его купил, хотел тебя порадовать, — пряча букет за спину, поспешно оправдывался он.
— Выбрось тебе говорю, — стояла она на своём истеря.
— Да куда я тут его выброшу-то? — недоумевал он, оглядываясь ища глазами урну. — Может, лучше отдать кому, а, Любаша?
— Да не могу я смотреть на эти гладиолусы… Были бы хоть не розовые, так ещё куда ни шло, а то такие же точно Гера Старушкин Тоне сегодня подарил, когда её сыном из роддома забирал.
— Так, а ты-то тут причём? Что ты-то психуешь, Любаша?
— Да как ты не понимаешь-то? У нас же с ней срок-то один был.
— Какой ещё срок?
— Как какой? Беременности! И я бы уже родила вместе с ней.
— Ну так я же не знал, сразу бы так и сказала. Посиди, я сейчас вернусь, — попросил он уходя. Вскоре он вернулся, но уже без цветов. Он присел к ней на кушетку и прижал её к себе.
— Не переживай так, пожалуйста… — попросил он её. — Прости меня, я же не нарочно. Знал бы так не купил… Не скрывай больше от меня ничего, прошу тебя. — он смотрел на неё с любовью и гладил по голове.
— А мне больше и нечего скрывать, — ответила она, а потом подбирая слова, призналась. — Хотя, мне есть ещё что тебе сказать.
— Вот и скажи.
— Возможно я больше забеременеть не смогу.
— Дурёха ты моя-а, да как же ты это знать-то можешь? У нас с тобой вся жизнь впереди. Главное, что мы с тобой вместе.
© 20.12.2020 Елена Халдина
фото автора, вид из окна палаты
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данной статьи.
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны
Продолжение 116 Невыученная таблица умножения
Предыдущая глава 114 Ну вот как тут не выпить? Я те одно, а ты мне друго
Прочесть "Мать звезды" и "Звёздочка"
Прочесть Почему я не люблю Новый год