Тот случай, когда дилетант, выстукивая на машинке свой текст, громоподобен профессионалу во всеоружии ударной установки. Герой статьи Графа Хортицы – человек, восседающий за спиной у звезд с достоинством монарха.
Судьба этого барабанщика весьма характерна для тех, кто по выражению Аркадия Северного, «стучит на этом инструменте».
Ни соло ударника, ни его функция в ритм-секции, при всем красноречии и артикуляции не позволяют ему заявить о себе членораздельно. В звуках, извлекаемых из барабанов отсутствует мелодия и образность, несмотря на зашифрованный в ритмическом рисунке распорядок первобытных ритуалов, чье описание не сохранила история.
По сути дела это сурдоперевод в обратную сторону, и насколько эффектно и комфортно будут чувствовать себя, солируя, певец, гитарист, саксофонист или клавишник – во многом зависит от мастерства человека за ударной установкой. Аудитория в зале будет балдеть от телодвижений обожаемого фронтмена в темпе, задаваемом тем, чье лицо скрыто под лопастями многочисленных тарелок.
Эйнсли Данбар никогда не был так знаменит, как Джон Бонэм, Ринго Старр или Кит Мун, но его участие в развитии рок-музыки намного разнообразнее роли замечательных артистов, названных выше.
Он успел войти в историю дважды, буквально на рубеже десятилетий, совместив великое в малом и vice versa.
Его виртуозная и кропотливая работа в сложнейших проектах Фрэнка Заппы гарантировала ему стабильное место в пантеоне всех тех, кто имел какое-либо отношение к экспериментам великого эксцентрика. Участие в «управляемом хаосе» музыки, создаваемой Mothers of Invention, требовало максимальной экспрессии и своеобразия, на котором, тем не менее, лежит печать некой конспиративной безликости, свойственной участникам, как сенсационных, так и незамеченных авантюр тогдашнего андеграунда. Дело тут, вероятно, в осознанном отказе от самолюбования музыкантов, причастных к этой сфере оперативной магии.
Вторым серьезным, но также незаметным с первого взгляда, вкраплением имени Данбар в анналы классического рока можно считать его проникновение в дебютный альбом «Блэк Саббат». Выбор «Саббата» пал на скромную композицию Warning, в которой конструкторы «готического металла» сумели распознать солидный потенциал пессимизма, переходящего в бешенство, и бред, не передаваемый словами. Потому-то его и живописует гитара Томми Айомми, а голос Оззи Осборна идеально артикулирует скупые, но зловещие слова «Предостережения» на последних оборотах многообещающей в целом пластинки.
Первая группа Эйнсли Данбара так и называлась – «Возмездие». В названии слышался маниакальный пессимизм человека, обреченного манипулировать толпой при помощи двух волшебных палочек, которые по законам жанра иногда улетают в толпу, провоцируя драку среди тех, кто совсем не умеет ими пользоваться.
Возмездием «Возмездию» стали несколько строк в рок-справочниках семидесятых годов и несколько приличных альбомов в одном ряду с Climax Blues Band, John Dummer Band, Love Sculpture и Savoy Brown. В музее-общежитии безусловно талантливых артистов, которые вынуждены повторять блюзовые идиомы, как повторяют свои «идиоматические выражения» на пороге турецкой аптеки два мошенника в «Бриллиантовой руке».
Эйнсли Данбар, пожалуй, единственный среди музыкантов Фрэнка Заппы, которому довелось участвовать в грандиозном проекте его основного антагониста – Лу Рида. «Берлин» чем-то напоминает развернутую мучительно затянутую версию «Предостережения». Вернее, ее неожиданное продолжение, адаптированное под стать реалиям 70-х, когда на смену мистике пришли кошмары наркоманского быта.
Над этой пластинкой, доводя ее до ума, трудились многие музыканты, которым путем звукоизвлечения было что сказать. Но характер работы требовал от них максимальной сдержанности в такт зловещему немногословию текстов Лу Рида.
И надо сказать, что Джек Брюс и Эйнсли Данбар оттеняют минимализм поэтических образов с деликатной интуицией опытных джазменов, принимая во внимание «виртуозную», по выражению одного критика, способность солиста «огибать ноты».
Эйнсли Данбар почти не виден в «Берлине», с его провалами в дремотную тишину, похожую на молчание на другом конце провода или «дыру в эфире».
Подозреваю, что поручения такого рода – серьезное испытание для самомнения музыканта, владеющего своим инструментом в совершенстве. Не меньшее, чем насилие над вкусом и чувством меры в коллективной оргии самовыражений а ля Заппа.
Он так же деловит и респектабелен в Pin Ups – наборе ностальгических открыток, составленных Боуи из шероховатой «классики» британского фрик-бита середины шестидесятых.
В середине семидесятых Эйнсли Данбар выглядит моложаво и уверенно в составе таких же уверенных в себе и своих возможностях музыкантов группы Journey – архитекторов реакционного, но качественного AOR. Молодой буржуазии требуется музыка техничная, громкая и живописная, создающая подходящий фон для поступков человека, которому более-менее ясно, чего ему хочется от жизни, правительства и других масок, под какими является к нам Мефистофель.
На этом месте пора оговориться – я не умею играть на барабанах. Но, как мне кажется, умею внимательно слушать музыку, даже если она не понятна мне до конца. И звуки ударных инструментов я различаю как стук в дверь или звонок телефона во сне. Вы просыпаетесь и ждете продолжения наяву. Кто бы это мог быть? Ответ прост: Aynsley Dunbar – drums, percussion.
Это все, что приходит в голову при виде его относительно редкой сольной пластинки, где очень добросовестно собраны и показаны все клише и приемы, с чьею помощью его коллеги и современники пробовали достичь настоящей славы, той, какую познали Мик Джаггер или Элтон Джон, сознательно упрощая сложные, но интересные идеи.
Blue Whale – работа безупречная, но побочная. Сродни тому, что оставили потомкам, пытаясь заявить о себе, другие барабанщики той эпохи – Киф Хартли, Кози Пауэлл (Dance with the Devil) или симпатичный Найджел Олcсон (Dancing Shoes), чем-то похожий на Анатолия Могилевского, над которым не властно само время с его убийственным ритмом.
