В буржуазной историографии данный процесс принято называть «первым московским». Проходил он 19-24 августа 1936 г. в Москве, рассматривала дела Военная коллегия Верховного суда. На скамье подсудимых оказались 11 человек: Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Бакаев, Мрачковский, Тер-Ваганян, Смирнов, Дрейцер, Рейнгольд, Пикель, Гольцман.
Материалы дела до сих пор засекречены, доступны лишь материалы самого процесса, поскольку они публиковались в советской печати. Попытка опровергнуть выводы процесса была сделана в докладе «комиссии Шверника». К нему мы обратимся в первую очередь.
«Разоблачения» авторы доклада начинают с повторения ничем не подтверждённого тезиса, будто троцкисты и зиновьевцы были разгромлены в конце 20-х годов, а «репрессии» на них обрушились почему-то в середине 30-х. Правда, тут же себе противоречат:
«По данным органов НКВД, к 30 декабря 1934 года на оперативном учете состояло 10835 бывших троцкистов, из них 1765 человек отбывали наказания или находились под следствием (Материалы проверки дела «Антисоветского троцкистского центра», т. 3, л. 44)».
Ну, то есть, если они все же были разгромлены, то откуда почти 11 тысяч бывших троцкистов? Причем это только те, кто был на оперативном учете, а отнюдь не общая численность.
Далее делается попытка доказать, что никакой связи троцкистов с зиновьевцами не существовало, а Сталин её выдумал:
Уже в закрытом письме ЦК ВКП(б) «Уроки событий, связанных с злодейским убийством тов. Кирова», составленном Сталиным, подчеркивается, что «Ленинградский» и «Московский» центры «составляли одно целое, ибо их объединяла одна общая истрепанная, разбитая жизнью троцкистско-зиновьевская платформа и одна общая беспринципная чисто карьеристская цель - дорваться до руководящего положения в партии и в правительстве и получить во что бы то ни стало высокие посты».
Однако не будем верить на слово подлецам и фальсификаторам из комиссии Шверника и обратимся к тексту самого письма Сталина. Действительно, там есть такой тезис:
Вдохновителей и исполнителей объединяла общая, троцкистско-зиновьевская платформа. Сталин пока не говорит о какой-то организационной связи зиновьевцев с троцкистами. Он говорит об общей платформе. Письмо относится к январю 1935 года, то есть ещё не раскрыто «Кремлевское дело» и не идёт следствие по делу троцкистов-зиновьевцев. И далее по тексту письма ни разу вообще не упоминается про какую-то связь троцкистов с зиновьевцами. Но вернемся к Швернику:
«Выдвинутый Сталиным в письме тезис о преступной связи зиновьевцев с троцкистами был подхвачен Ежовым, который и развил его в рукописи своей книги «От фракционности к открытой контрреволюции», написанной им в 1935 году».
Как мы убедились, никакого тезиса о преступной связи троцкистов с зиновьевцами Сталин в январе 1935 года не выдвигал. Он и не мог его выдвинуть, поскольку у органов НКВД не было еще никаких данных, подтверждавших бы такую связь. То есть авторы доклада здесь лгут. Как, впрочем, и далее:
«Прежде всего, в этой книге уже отсутствовало упоминание о моральной и политической ответственности лидеров зиновьевской оппозиции за убийство Кирова, как это вменялось им в вину по делу «Московского центра». В книге прямо утверждалось, что зиновьевцы во главе с их лидерами с целью захвата власти подготовили и совершили террористический акт против Кирова и параллельно вели подготовку к убийству Сталина. На чем основывал такие утверждения Ежов - неизвестно. Даже в сфальсифицированных делах «Ленинградского» и «Московского» центров подобных данных не имеется».
Полного текста данной книги, к сожалению, найти не удалось. Однако стоит отметить, что она была подготовлена к печати в конце мая 1935 года, когда уже вскрылось «Кремлёвское дело». Тех оснований, которых не было у Сталина в январе, у Ежова в мае могли и появиться. Не затем ли авторы доклада обошли вниманием «Кремлевское дело», чтоб сфабриковать версию о выдуманном характере связей троцкистов и зиновьевцев? Ведь из тех обрывков материалов «Кремлёвского дела», которые нам доступны, можно понять, что речь там шла уже не только о зиновьевском подполье, но и о троцкистском.
Однако авторы доклада в упор не хотят видеть изменившихся условий:
«Далее в книге Ежова без всяких оснований утверждалось, что зиновьевцы поддерживали преступную связь с троцкистами, также ставшими на путь террора. «За все это время между зиновьевцами и троцкистами, - говорилось в книге, - существовала теснейшая связь. Троцкисты и зиновьевцы регулярно информируют друг друга о своей деятельности. Больше того, отдельные троцкисты прямо входят в зиновьевскую организацию, как это и было в Ленинграде...Нет никакого сомнения, что троцкисты были осведомлены и о террористической стороне деятельности зиновьевской организации, по крайней мере в тех размерах, которые допускали особые условия конспирации этой работы. Больше того, показаниями отдельных зиновьевцев на следствии об убийстве товарища Кирова и при последующих арестах зиновьевцев и троцкистов устанавливается, что последние тоже стали на путь организации террористических групп»».
Если не пытаться всё втиснуть с прокрустово ложе хрущевской версии, по которой Сталин всё выдумал, дабы расправиться с «политическими противниками» (которые, по той же версии, давно разгромлены), а Ежов по сталинскому указанию фальсифицировал дела, то картина вырисовывается совсем другая. На процессах московского и ленинградского центров вскрылась структура зиновьевской оппозиции, её цели и задачи. Но органы НКВД продолжили работу. Помимо этих дел, было еще «Кремлёвское дело», в ходе расследования которого (судя по результатам судебного процесса) выявились как троцкистские, так и зиновьевские террористические группы, взаимодействовавшие друг с другом.
Нет ничего удивительного в том, что по мере расследования деятельности зиновьевского и троцкистского подполья выяснились некие обстоятельства, которые ранее, на момент ленинградского и московского дела, не были известны. Вполне вероятно, что могла уточниться роль Зиновьева, Каменева и других подсудимых в убийстве Кирова. Не менее вероятно, что выяснилась причастность фигурантов этих дел к более тяжким преступлениям, к примеру, подготовке терактов против Сталина.
Хрущёвцы же исходят из того, что, доказанная в рамках одного дела вина в совершении одних преступлений исключает возможность доказательства в будущем вины в совершении других преступлений. С точки зрения доказательственного права - это бред сивой кобылы. В условиях, когда материалы ленинградского, московского и кремлёвского дела до сих пор засекречены, заявлять о том, что у Сталина и Ежова не было оснований утверждать о связи троцкистского и зиновьевского подполья, - грешить против истины.
Однако истина авторам доклада комиссии Шверника и не нужны была. Они из кожи вон лезли, чтоб любыми уловками приписать Сталину изобретение «троцкистско-зиновьевского блока». К примеру, приводился такой «аргумент», что, якобы, пока у следствия не было никаких данных о связи троцкистов и зиновьевцах и причастности их к организации убийства Кирова, в печати троцкистов-зиновьевцев уже называли убийцами Кирова:
«В другой передовой статье журнала «Большевик» от 30 ноября 1935 года, посвященной годовщине со дня смерти Кирова, говорилось, что «пуля фашистско-белогвардейской сволочи, контрреволюционной зиновьевско-троцкистской банды остановила страстно желавшее жить и бороться сердце Мироныча»».«Эти обстоятельства свидетельствуют о том, что к середине 1935 года органы НКВД не располагали никакими конкретными материалами для прямого обвинения бывших лидеров зиновьевской оппозиции, равно как и троцкистской, в убийстве Кирова и подготовке террористических актов против Сталина. Между тем в печати в то время уже развернулась усиленная обработка общественного мнения в этом направлении».
Все же удивительно бессовестная публика подвизалась в комиссии Шверника! Даже в ноябре 1935 года не шла речь о том, что организаторами убийства были Зиновьев и Каменев. Речь шла о зиновьевско-троцкистской банде. А авторы доклада говорят о каком-то обвинении Зиновьева и Каменева лично. Очередная подтасовка фактов.
И далее:
«Ежов не только распространял версию о существовании троцкистского центра, но и прямо ориентировал органы НКВД на его розыск. Как заявил бывший заместитель наркома внутренних дел СССР Агранов в своих выступлениях на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года и на собрании актива ГУГБ НКВД СССР в марте того же года, Ежов, являвшийся секретарем ЦК ВКП(б), в середине 1935 года сказал ему, что по его, Ежова, сведениям и по мнению Центрального Комитета существует нераскрытый центр троцкистов, дал указания разыскать и ликвидировать этот центр и санкционировал массовую операцию по арестам троцкистов».
Ну и где здесь доказательства фабрикации дела? Напомню, в ходе расследования убийства Кирова вскрылся сначала ленинградский, потом московский центр. Через некоторое время в ходе расследования Кремлёвского дела вскрылось существование еще ряда законспирированных организаций террористической направленности. Так что и у Ежова, и у ЦК были все основания предполагать, что троцкистско-зиновьевская оппозиция гораздо более организованна, чем это казалось ранее.
«Выполняя эти указания Ежова, органы НКВД начали подготовку к проведению операции по троцкистам. Активизировалось агентурное наблюдение за бывшими оппозиционерами, как находившимися на свободе, так и отбывавшими наказание, их стали усиленно допрашивать с целью получения показаний о существовании подпольного центра».
Ну, в общем-то, в этом тоже нет ничего необычного... Раз вскрылась сеть подпольных организаций, то вполне логично, что надо искать их руководящий центр. В ходе проведения операции против троцкистского подполья, естественно, были арестованы многие, среди которых предстояло определить наиболее активных и организаторов.
19 июня такой список был предоставлен в Политбюро Ежовым и Вышинским. В него вошло 82 человека, которые были названы членами контрреволюционной организации, причастными к террору.
«В письме предлагалось также вновь предать суду Зиновьева и Каменева, так как они «следствием по делу террористической группы Яковлева и других полностью изобличены не только как вдохновители, но и как организаторы террора, не выдавшие на следствии и на суде в Ленинграде террористов, продолжавших подготовку убийства руководителей ВКП(б)»».
Как мы видим, авторы данной записки ссылаются на материалы следствия. В то время, как авторы доклада Шверника эти документы продолжают обходить стороной. Вместо этого выдвигается идея, будто «троцкистско-зиновьевский центр» был выдуман Политбюро и лично Сталиным:
«Касаясь обстановки, в которой создавалось дело о таком центре, Ежов в своем заключительном слове на пленуме [речь идет о пленуме ЦК в феврале-марте 1937 года. - Федотов] заявил: «Я чувствую, что в аппарате что-то пружинит с Троцким, а т. Сталину яснее ясного было. Из выступлений т. Сталина прямо был поставлен вопрос, что тут рука Троцкого, надо его ловить за руку. Я вначале думал провести это дело на оперативных совещаниях, которые собирались у Молчанова. К сожалению, это дело у меня не вышло. Я тогда вызвал Агранова к себе на дачу в выходной день под видом того, чтобы погулять, и дал ему директиву: вот что, Яков Саулович, либо я сам пойду на драку, тогда тебе придется выбирать, либо ты должен пойти на драку, т.е. изволь - в Московской области сидят Дрейцер, Лурье, Фриц-Давид и еще много других - это прямые кадровики Троцкого, если у кого есть связь с Троцким, то у Дрейцера, это его охранитель, его близкий человек, иди туда, сиди в этом аппарате и разворачивай работу там вовсю, чёрт с ним. После долгого разговора, довольно конкретного, так и порешили, он пошел в Московскую область и вместе с москвичами они взяли Дрейцера и сразу же прорвалось».
Но здесь снова нет никаких доказательств, будто бы Сталин выдумал связь террористического подполья с Троцким. Он, наверняка, изучал материалы следствия и не с потолка взял наличие такой связи. Нет ничего предосудительного и в том, что Сталин давал рекомендации тому же Ежову. Всё это ни коим образом не указывает на фальсификацию материалов следствия.
А вот как выглядят дополнительные «доказательства» фальсификации дела:
«Выполняя указания Сталина и Ежова по вскрытию «подлинного троцкистского центра», Агранов непосредственно включился в следственную работу и уже 23 июня 1936 года (на четвертый день после представления Сталину упомянутого списка на троцкистов-террористов) от арестованных бывших активных троцкистов Дрейцера и Пикеля получил показания о существовании объединенного троцкистско-зиновьевского центра».
Ну из этого следует, что молодец Агранов, раз смог в короткий срок получить такие показания.
«Позднее, путем применения незаконных методов следствия (изнурительные допросы, уговоры, угрозы) аналогичные показания о троцкистско-зиновьевском подпольном центре были получены и от других арестованных, причем нередко следователи требовали таких показаний от имени партии и во имя интересов единства партии. В процессе следствия некоторые арестованные отказывались от своих так называемых признательных показаний, объявляли голодовки, требуя объективного расследования, однако все это не принималось во внимание. Арестованных вынуждали подписывать заранее составленные следователями «показания», содержание которых соответствовало ранее полученным установкам о создании дела «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра»».
А это пустая болтовня. Кто применял эти незаконные методы? Откуда взялась информация об их применении? Кто отказался от показаний? Кто объявлял голодовки? Если подобные факты были, они должны были быть зафиксированы в материалах дела. Более того, даже наличие таких жалоб со стороны обвиняемых ещё не означает, что такие методы реально применялись. Эти факты, как минимум, нуждались в проверке.
«В фальсификации дела «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра» наряду с сотрудниками НКВД деятельное участие принимали Вышинский и Шейнин. Они допрашивали обвиняемых, проводили очные ставки, участвовали в других следственных действиях и, создавая, таким образом, видимость прокурорского надзора, в действительности прикрывали грубейшие нарушения законности. На совещаниях работников НКВД Вышинский проявлял крайнюю суровость к следователям, требовал, чтобы они добивались от арестованных прямых показаний о терроре, «смелых политических выводов и обобщений»».
Здесь снова фальсификация никаким образом не доказана, но почему-то декларируется. Если Вышинский и Шейнин прикрывали нарушения законности, то нужна конкретика. Где, когда, каким образом и какие «нарушения законности» они прикрыли? На этот вопрос реальные фальсификаторы истории из «комиссии Шверника» нам не дают ответа. Если Вышинский требовал суровости от следователей, то это никак не является нарушением законности. В общем, и здесь мы видим лишь шельмование, а не аргументы.
Далее авторы доклада «комиссии Шверника» ставят в вину Сталину то, что еще до проведения судебного процесса он разослал в партийные организации письмо «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока». Претензии к Сталину сводятся к тому, что он, во-первых, «не согласовал текст письма с Политбюро» (о, ужас!). Во-вторых, внёс в предложенный Ежовым текст ряд корректив, которые «усилили тяжесть обвинений», к примеру:
«В проекте указывалось, что объединенный центр троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока ставил «основной и главной задачей» убийство Сталина. Однако к своей фамилии Сталин приписал фамилии Ворошилова, Кагановича, Кирова, Орджоникидзе, Жданова, Косиора и Постышева».
Видимо, авторы доклада не предполагали, что читателю когда-то станет доступен полный текст данного письма Сталина. Однако он, к счастью, опубликован, и из него четко понятно, что Сталин вовсе не «приписал» эти фамилии к своей, а взял эту информацию из материалов дела, из протоколов допросов обвиняемых. Показания о том, что, помимо Сталина, планировалось убить Ворошилова дали Дрейцер, Мрачковский, Лурье. Показания о подготовке покушения на Кагановича дали Эстерман и Лурье.
Так что основания «приписать» фамилии других видных партийных деятелей у Сталина были. Это Ежов допустил неточность в формулировке, а Сталин его поправил.
Однако вместо того, чтоб доказательно опровергнуть все тезисы, сформулированные Сталиным в данном письме на основе материалов следствия, авторы «доклада Шверника» занимались лишь самой бессовестной лживой демагогией:
«Это закрытое письмо в последующем послужило основанием для огульного обвинения троцкистов и зиновьевцев в организованной террористической деятельности. После этого письма роль следствия по делу «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра» свелась к тому, чтобы подтвердить содержавшиеся в письме обвинения в отношении троцкистов и зиновьевцев».
Дело всё в том, что это не письмо послужило основанием для обвинения, а материалы следствия послужили основанием для обвинения и написания этого письма. В нем были изложены лишь установленные следствием факты. Проще говоря, авторы доклада нагло ВРУТ, утверждая, что озвученные в письме факты были взяты с потолка и что обвинения, якобы, были предъявлены безосновательно. На момент написания письма у Сталина были все предоставленные следствием основания, чтоб выдвинуть эти обвинения против троцкистско-зиновьевских террористов.
А вот еще пример словоблудия авторов «доклада»:
«За несколько дней до окончания судебного процесса Вышинский и Ульрих представили Кагановичу проект приговора, в основу которого также было положено закрытое письмо ЦК ВКП(б) от 29 июля 1936 года. Каганович внес в проект приговора ряд произвольных поправок, усиливавших тяжесть обвинения, и дописал свою фамилию в число лиц, против которых якобы готовились террористические акты. Судебная процедура по делу «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра» свелась к формальному подтверждению обвинений, сформулированных в заранее составленном приговоре».
Ну, во-первых, никаких доказательств тому, что приговор был составлен ещё до проведения судебного разбирательства, не предъявлено. Верить на слово «шверниковцам» нет никаких оснований. Во-вторых, собственно, если обвиняемый в ходе судебного заседания признаёт свою вину и подтверждает верность выдвинутых против него обвинений, то ничего криминального в этом нет. И если никто из обвиняемых не изменил показаний, данных в ходе следствия, то это говорит лишь о профессионализме следствия, которое исчерпывающим образом доказало вину обвиняемых. Повторение и признание обвиняемыми верности обвинения в суде - это вовсе не формальность, а часть любой нормальной судебной процедуры. Подсудимый может либо признать верность обвинений, либо не признать. В данном деле верность обвинения признали все. Что это было сделано благодаря применению незаконных методов ведения следствия - не доказано.
Правда, авторы доклада и не собираются ничего доказывать и опровергать выводы следствия. Они ограничились лишь рядом взятых с потолка утверждений:
«В суде все подсудимые признали себя виновными в предъявленном им обвинении, однако их показания являются неконкретными, противоречивыми и никакими объективными данными не подтверждены. Так, например, в показаниях Гольцмана, Берман-Юрина и Фриц-Давида записано, что они в разное время в 1932 году встречались с Троцким, проживавшим в Копенгагене. Между тем за Троцким в это время органы НКВД вели наблюдение и упомянутые выше Гольцман, Берман-Юрин и Фриц-Давид в числе лиц, посетивших Троцкого, не значатся».
Ну, здесь тоже бездоказательно. Отчеты органов НКВД о ведении слежки за Троцким не предъявлены. Даже ссылок на них нет. Зато есть показания указанных лиц, что они с Троцким в Копенгагене всё же встречались. Эти показания были подтверждены ими в суде, несмотря на то, что были все возможности от них отказаться. Вот если б имел место отказ от этих показаний, то от следователей потребовалось бы доказать, что эти встречи всё же были. И вот тогда пригодились бы данные наружного наблюдения за Троцким. Но если сам подсудимый говорит, что встречался там-то с тем-то и тогда-то, то суду абсолютно незачем запрашивать какие-то объективные подтверждения. К тому же, речь шла о середине 30-х годов ХХ века. Тогда ещё очень далеко было до уличных видеокамер, которые могли бы такое подтверждение дать. А отчеты о наружном наблюдении (которые, к тому же, так и не предъявлены критиками процесса) - очень сомнительное объективное подтверждение. Наблюдатель мог ошибиться, обознаться, наконец, просто подделать отчёт. У нас нет никаких документов, позволивших бы судить о том, насколько хорошо была поставлена слежка за Троцким.
Каких-то других примеров несоответствия показаний обвиняемых реальному положению дел в докладе «комиссии Шверника» просто нет. Однако вывод делается следующий:
«Проверкой установлено, что «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра» не существовало, осужденные по этому процессу лица террористических групп не создавали, террористической деятельностью не занимались и к убийству Кирова не причастны».
Вот так. «Проверкой установлено», а как именно и на каких основаниях - абсолютно непонятно. Если была добросовестная проверка материалов дела и она реально доказала его фальсификацию, то логично бы было предъявить читателю [а читатели - это члены Президиума ЦК КПСС] эти основания хотя бы в тезисном виде, то есть обозначить в докладе ключевые моменты, доказывающие фальсификацию дела. Но вместо этого авторы доклада изложили в нем какую-то несуразицу в виде абсолютно бездоказательных утверждений. Из этого следует, что либо авторы доклада идиоты и не смогли вычленить из «материалов проверки» самое основное и доказательное, либо в материалах проверки НЕТ ровным счётом ничего, что позволило бы сделать вывод о фальсификации данных уголовных дел.
Скудность почерпнутых из «материалов проверки» аргументов прямо-таки бросается в глаза. К примеру, сотням страниц показаний обвиняемых противопоставляются показания жены Смирнова Сафоновой, которые она давала аж в 1956 году и которые разошлись с показаниями в 1936 году.
«Из её объяснения при проверке этого дела в 1956 году видно, что Смирнов, возвратившись в 1931 году из заграничной командировки, рассказывал ей, Мрачковскому и Тер-Ваганяну о своей встрече с Седовым, во время которой Седов говорил о необходимости активизации троцкистской деятельности в СССР и устранении Сталина. По словам Сафоновой, Смирнов, Мрачковский и Тер-Ваганян к этому предложению Седова отнеслись отрицательно».
Однако в 1936 году она показала не только, что Мрачковский и Тер-Ваганян восприняли директиву Троцкого как указание к действию, но и в подробностях рассказывала, как Мрачковский после приема у Сталина рассказывал Смирнову о необходимости убить Сталина, а Смирнов его активно поддерживал. Почему Сафонова тогда дала такие показания, в спустя 20 лет их поменяла - непонятно. Авторы доклада «комиссии Шверника» не упомянули о каких-то материалах, подтверждавших применение к Сафоновой (да и вообще к кому-либо из обвиняемых) незаконных методов ведения следствия. Верить её опровержению собственных показаний через 20 лет нет абсолютно никаких оснований.
А вот ещё одна убогая попытка представить показания обвиняемых несостоятельными:
«От Гольцмана были получены показания и о том, что он по поручению Смирнова в 1932 году за границей встречался с Седовым, передал ему доклад о политическом положении в СССР и шифр для переписки. Однако эти показания Гольцмана объективными доказательствами не подтверждены».
Объективные доказательства были бы нужны, если б, к примеру, Гольцман отказался от своих показаний в суде или если б верность его показаний была поставлена под сомнение показаниями других лиц. Но ничего этого не было. А вот хранить шифр или протоколировать свою встречу с Седовым для подтверждения своих же показаний Гольцман был вовсе не обязан. Так что ссылка на «отсутствие объективных доказательств» в данном случае никак не доказывает их неверность.
Собственно, на этом у авторов доклада «комиссии Шверника» закончились даже жалкие попытки предъявить хоть какие-то аргументы в пользу фальсификации дела троцкистско-зиновьевского террористического центра.
Как мы видим, фальсификация так и осталась недоказанной. Зато в современной российской и западной буржуазной историографии данные «аргументы» имеют очень широкое распространение. Не будет преувеличением утверждать, что абсолютно все буржуазные фальсификаторы истории, исследуя данный вопрос, так или иначе перепевают именно выводы доклада «комиссии Шверника».
Раз фальсификация данного дела не доказана, то отсутствуют основания сомневаться в правильности выводов следствия и решения Военной коллегии Верховного суда СССР.
Напомню читателям, что же всё-таки было установлено относительно троцкистско-зиновьевского подполья.
Во-первых, блок троцкистской и зиновьевско-каменевской группы сложился в конце 1932 года, после переговоров между вождями контрреволюционных групп, в результате чего возник объединённый центр в составе - от зиновьевцев - Зиновьева, Каменева, Бакаева, Евдокимова, Куклина и от троцкистов - в составе Смирнова И.Н., Мрачковского и Тер-Ваганяна.
Главным условием объединения обеих контрреволюционных групп было взаимное признание террора в отношении руководителей партии и правительства как единственного и решающего средства пробраться к власти. Всё это было подтверждено показаниями всех обвиняемых, изобличенных следствием.
Во-вторых, Сергей Миронович Киров был убит по решению объединенного центра троцкистско-зиновьевского блока. Вся практическая работа по организации покушения была возложена на члена объединенного центра Бакаева. В помощь Бакаеву центр выделил работавшего в Ленинграде видного зиновьевца Карева, который был близко связан лично с Зиновьевым.
В результате решения объединенного центра в Ленинграде было организовано несколько троцкистских и зиновьевских террористических групп, в том числе группа Румянцева - Котолынова - Николаева, которая и совершила убийство Кирова.
О том, что убийство Кирова совершено по решению объединенного троцкистско-зиновьевского центра, на следствии и в суде показали большинство активных участников террористических групп, в том числе Зиновьев, Каменев, Бакаев, Карев и другие.
В-третьих, объединенный центр троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока своей основной и главной задачей ставил убийство Сталина, Ворошилова, Кагановича, Кирова, Орджоникидзе, Жданова, Косиора, Постышева. Решение об убийстве Сталина было принято одновременно с решением об убийстве Кирова. С этой целью центром было организовано в Москве несколько строго законспирированных террористических групп. Для объединения деятельности этих групп всесоюзным троцкистско-зиновьевским центром был создан московский центр в составе зиновьевцев - Бакаева, Рейнгольда, Никеля и троцкистов - Мрачковского и Дрейцера. Непосредственная организация убийства товарища Сталина была возложена на Бакаева. На следствии Бакаев признал свою роль непосредственного организатора террористических актов.
В-четвертых, директивы на выполнение террористических актов отдавал лично Троцкий. Некоторые террористические группы (Лурье, Ольберг) имели организационную связь с немецкой разведкой.
В-пятых, для приобретения необходимых материальных средств, связанных с подготовкой террористических актов, троцкистско-зиновьевский контрреволюционный блок прибегал к воровству государственных средств и прямому грабежу народных денег. На этот счет имеются показания Рейнгольда и Каменева.
На данный момент ни один из этих доказанных и признанных судом фактов не опровергнут.