- Может и расскажу, - улыбнулся Лука.
За спиной его стала расползаться черная клякса, пульсирующая, словно живая. Маришка уставилась туда, словно оцепенев от ужаса – так отталкивающе выглядело то, что пыталось прорваться в эту реальность, в этот их сон. Увидев округлившиеся глаза ведьмы, Лука обернулся.
- Ох, птичка, видно не в этот раз, - сказал он ей, отстраняясь. – Вот.
Лука достал откуда-то из складок своего одеяния красный клубок шерстяных ниток. По крайней мере, Маришке показалось, что нити очень походили на овечью шерсть, окрашенную с помощью ягод бузины, вываренных в кипятке и отдавших свой яркий цвет сначала горячей воде, а затем и пряже. Маришке нравились разные краски, но красную с детства она любила более других. Живой, сочный цвет. Словно кто-то вдохнул в него жизнь. Лука бросил клубок на песок и тот побежал, покатился вдаль, оставляя за собой тонкую красную полосу, петляющую то в стороны, то вверх, то вниз.
- Иди, - сказал Лука.
Он отступил от ведьмы ещё на шаг, словно заставляя себя с нею прощаться, а черное пульсирующее нечто за его спиной уже выпустило белые щупальца. Такие прозрачные, словно солнечный свет никогда не касался их.
- Как же ты? Что это за тварь? – спросила Маришка, но серый туман уже окутывал фигуру Луки, отрезая ведьму от этого зрелища.
- Иди, Маришка, встретимся в другом сне, - сказал он, и сизый туман сомкнулся, окончательно спрятав Луку от ведьмы.
Тропинку, по которой стелилась красная нить, тоже стало заволакивать туманом. Он словно волны, накатывал на нее, чтобы снова схлынуть, но каждый раз подбираясь все ближе, сужая пространство… И Маришка побежала.
Стоило ли верить этому странному, нежданному-негаданному сноходцу, что взялся ниоткуда? Где был он, когда Маришка с друзьями закрывала врата? Если он так много знает об этом, то почему не пришел и не помог им, если не делом, то хоть знаниями? Как бы ни было, теперь только красная нить вела ее. Куда? Маришка решила не думать об этом. Если бы он хотел навредить, мог бы оставить ее ещё тогда блуждать в тумане или сейчас отдать той черноте, клокочущей, голодной…
Вдали забрезжил свет, разогнавший туман. Ведьма почувствовала, как кто-то толкает ее в бок и лижет лицо. И пахнет псиной! Маришка поняла, что проснулась. Волк поскуливал, тыкался носом, скреб по тулупу лапой. Угли давно прогорели, и в пещере было холодно. "Так можно и не проснуться", - подумала девушка.
- Ну, чего ты скребешься? – спросила ведьма, не открывая глаз. – Анджей, вот что тебе не ходилось в человечьей шкуре? Ни поговорить по-человечьи, ни огня развести не можешь.
Маришка с трудом разлепила веки. В пещеру пробивался дневной свет. Кажется, даже светило солнышко. Волк сидел, глядя на нее сверху вниз, и Маришке казалось, что укоризненно.
- Нечего на меня так глазеть.
Поднявшись, она обнаружила, что хоть волк развести огня и не может, но зато может натаскать целую охапку хвороста. Достав огниво и ветошь, высекла искры, раздула комок тряпья, а когда тот занялся огоньком, положила к сложенным веточкам. Костер разгорелся быстро. Маришка согрелась ещё до того, как закипела вода в котелке. А уж попив чаю, совсем ожила, словно и не было этого муторного сна.
- Ну что, пора в путь? – спросила Маришка у серого. Тот завилял хвостом, как дворовой пес, показывая, что давно уже ее заждался.
Из пещеры они вышли, ослепленные светом, отраженным от белых снегов. Видно, ночью снова шел снег. От их следов не осталось и намека. Но чьи-то все же тянулись поодаль от пещеры. "Похоже, что шел двуногий, - подумала ведьма. - Только кто кроме меня мог оставить такие следы, если Анджей все время ходит в волчьей шкуре". Серый же пробежался вперед, до следов, утопленных в легком едва выпавшем пушистом снегу, и зарычал…