С Юлькой я познакомился у Товарища. Жила она в Москве, в Аксай приезжала в гости к бабушке, которая обитала в 2 домах от Товарища. Юлькин отец работал главным архитектором на крупном заводе, а мать была социологом, кандидатом наук.
К моменту нашей первой встречи Юлька окончила, наверно 7 класс и была слишком маленькой, чтобы заслуживать внимания. Тем более что выглядела она еще моложе из-за маленького роста и худобы. При этом она тогда уже умела, дыша собеседнику в живот, смотреть на него сверху вниз. Она мне не понравилась, и я долгое время воспринимал ее, как досадную помеху при общении с Товарищем. Его не смутили ни ее возраст, ни зазнайство, и вскоре после знакомства с ней он стал ее курортным романом.
Их любовь-на-каникулах длилась года три и закончилась комично. Когда она приехала в очередной раз, Товарищ был в миллиметре от свадьбы с Ленкой, поэтому, увидев Юльку за воротами дома, он чуть не умер, представив, что скажет Ленка, обнаружив их вместе. Спровадить Юльку Товарищ не решился, сама она тоже не догадалась уйти, в результате пытка ее обществом продолжалась до нашего с Дюком прихода.
Думаю, никогда еще Товарищ не был так счастлив при виде наших физиономий. Прежде, чем пустить нас за порог, он объяснил ситуацию и попросил увести Юльку, пока ее не увидела Ленка. Мы согласились. При ближайшем рассмотрении Юлька оказалась умной, интересной барышней, в результате я сменил Товарища. Тогда она оканчивала школу, а я - институт.
Мы были настолько разными, что наши отношения напоминали контакт с инопланетянами. Ей не нравились наши привычки разуваться в домах, заваливать друг к другу в гости без предварительного звонка или приглашения. В ее мире, чтобы напроситься в гости, нужно было сначала позвонить по телефону и долго болтать о погоде на Темзе, пока хозяева тебя не пригласят. А когда она рассказала о своем приятеле, который подрядился сделать архитектурный макет, корпел над ним пару недель, получил хорошие за это деньги, а потом проел их с друзьями в Макдональдсе… несмотря на то, что это было в те времена, когда в Макдональдс были километровые очереди, и в Москве больше некуда было пойти, мы всей компанией решили, что он идиот, на что Юлька выдала:
- Да что вы понимаете в жизни!
В ее жизни я не понимал ничего, а ее приколы с завидной регулярностью выбивали меня из колеи. Временами я представлял себе ее экспериментатором, пускающим меня словно крысу по лабиринту. Тогда я еще ничего не знал о дзен, иначе она бы ассоциировалась у меня с бьющим своими шуточками по голове мастером, заставляя сохранять бдительность в ее присутствии. Возможно, ей не столько нравились мои ласки, как таковые, сколько возможность поставить меня в тупик и наблюдать, что я буду делать.
В перерывах между поцелуями-зажималочками она рассказывала мне о московском бойфренде с огромным, по ее словам, членом. Несмотря на то, что Юлька была поистине адептом культа его богатыря, она не только утверждала, что все еще девственница, но и гордилась девственностью, словно сохранение заводской упаковки в вагине было главным достижением ее жизни.
- Я берегу себя для мужа, - гордо заявила она, проинформировав меня об этом.
- А нахрена? – удивился я.
- А ты что бы сказал жене, если бы выяснилось, что она не девственница?
- Если бы она была девственницей, я бы отправил ее к гинекологу, удалить это дело хирургически, - вполне серьезно ответил я.
- Почему? – опешила она.
- Не царское это дело целки рвать.
Девственниц я начал избегать с того момента, как перестал довольствоваться обнимашками с поцелуйчиками, так как, по моему мнению, игра не стоит свеч. Во-первых, сам процесс дефлорации мне всегда казался слишком хлопотным. К тому же боль с кровью меня не привлекают. Во-вторых, девственницу сначала надо уламывать, потом долго всему учить, а я никогда не стремился к роли сексуального инструктора. Опять же, женщина может быть девственницей только в трех случаях: если она еще маленькая; если она слишком долбанутая, чтобы заниматься сексом; и если она настолько уродливая, что на нее никто не захотел полезть. Меня не привлекали ни малолетки, ни ебанашки, ни уродины. Поэтому подверженность целкостремительному ускорению в виде стремления порвать, как можно больше целок напоминало мне желание написать первым на новой, только что покрашенной стене «Здесь был Вася» или «Хуй», и казалось симптомом недоделанности.
Узнав о наличии шторки в Юлькиной вагине, я прекратил попытки заняться с ней полноценным сексом, и мы довольствовались пионерской любовью. Правда, разок она попыталась отдаться в своей манере. Дело было после дня рожденья будущей жены Дюка. Посидев там немного, мы пошли ко мне. Мама осталась ночевать на даче, и квартира была в нашем распоряжении.
Раздевшись до трусов, Юлька легла на кровать.
- Теперь ты можешь меня взять, - чуть ли не в приказном порядке сказала она, а потом добавила, - только у меня месячные, - и посмотрела на меня с вызовом во взгляде.
Возможно, месячные вместе с девственностью были мифом, но я не стал это проверять, несмотря на желание включить Юльку в число своих трофеев.
Во время следующего приезда она рассказывала о настолько бурной половой жизни, что, судя по ее рассказам, я был единственным ее приятелем, которому она не дала. Возможно, я слишком равнодушно отнесся к ее повествованиям, а может еще по какой причине, но дальше поцелуев мы так и не зашли.
Потом она исчезла на несколько лет. У меня появилась Солнышко. И когда она объявилась, я додумался не только рассказать о ней Солнышку, но и спросить разрешение встретиться поболтать. В результате, когда Юлька, не дождавшись моего звонка, позвонила сама, я спел ей арию чмо, не сумев толком объяснить, почему мы не можем встретиться.
Повзрослев и набравшись опыта, я начал понимать, что хоть при виде меня женщины и не будут побатальонно падать на спины и раздвигать ноги, очаровать при желании я смогу почти любую. И я начал учиться очаровывать, руководствуясь словами Ленина о том, что легко захватить власть, гораздо труднее ее удержать. При этом меня интересовали исключительно стремящиеся к неотягощенному склонением к вступлению в брак или рождением детей взаимному удовольствию женщины. Тех, кто мечтал выйти замуж или обзавестись потомством, я обходил десятой дорогой.
Во многом этому поспособствовали родители. Боясь, что меня угораздит жениться на чудовище, которое меня сожрет, они еще в детстве проели мне плешь разговорами о том, какими ужасными бывают бабы, и как они ловко охмуряют лохов, заставляя тех на себе жениться. В результате у меня на уровне рефлексов образовалась четкая связь муж-лох.
И если лет в 20 я еще думал, что когда-нибудь в будущем у меня будет жена и пара детей, то по мере приближения этого будущего, я все больше убеждался в том, что не хочу становиться отцом и растрачивать свою жизнь на воспитание ребенка, а потом и в том, что жена мне не нужна. Для любви штамп в паспорте служит лишь помехой, и при отсутствии детей и совместного хозяйства брак необходим, как руководство партии.
Не удивительно, что моей главной целевой аудиторией стали замужние женщины.
- Жена должна быть приходящей и уже чьей-то, - рассуждал я, - чтобы ей уже было кого пилить, чтобы у нее уже была та сволочь, которая испортила ей жизнь. А я лучше побуду ее любимым, котиком, отдушиной...
К тому же замужние женщины оказались более доступными своих свободных аналогов.
Мужей я стал делить на настоящих мужчин и муженьков. Как я писал: «Настоящий мужчина – это потрясатель яйцами. Этакий любитель дорогих тачек, измеряющий жизнь длинной члена. «Я в доме хозяин!» – Хрясь кулаком по столу. «Бабы дуры!» и так далее. Истинное призвание настоящих мужчин, быть плодородной почвой для прекрасных рогов. Глядя на такого, хочется сказать: «Вот он – Город-Сад!». Муженек – это пугливое, забитое существо. Часто гаражный алкоголик. Застав жену за чем-то непотребным, муженек получает по морде и на коленях вымаливает прощение. Весьма удобен для вытирания ног».
Обманутым мужьям я не сочувствовал, так как, во-первых, подавляющее их большинство было не прочь сходить налево, а я всегда был сторонником равных прав в отношениях; во-вторых, обманутые мужья фактически сами толкали жен на измену.
- Люди вступают в брак, чтобы было кого ненавидеть, - вывел я, наблюдая за семейными парами.
Несмотря на столь откровенный половой цинизм, многоразовым подругам я не изменял, так как научился видеть в них не предмет для манипулирования, а полноценных партнеров, от которых стоит не только получать, но и давать. Видя в женщине дарящего мне радость и наслаждение человека, я не хотел делать ей больно. Кроме того, я считал, что если начинает тянуть налево, надо попросту расставаться. Кстати, именно отсутствие реальной близости между мужчиной и женщиной я считаю главной причиной супружеских измен. Когда она есть, ни один черт не заставит человека изменять.
С Мариной меня познакомил Вадик. Они вместе работали и вместе спали. Притащил он меня как-то к ней в гости. Мы посидели, попили травяного чая с бутербродами с икрой, поговорили о духовном.
В следующий раз, когда мы решили продолжить разговор, Вадик под благовидным предлогом оставил нас одних. Мы мило пообщались, и Марина пригласила меня еще. Я начал бывать у нее через день. Мы пили травяные отвары - Марина была помешана на здоровом образе жизни и правильном питании, а чай что-то там делал с лицом и содержал кофеин. Она мазала мне бутерброды икрой (икры она не жалела), а я умничал, цитировал Блавацкую, ссылался на Ницше и пересказывал Ошо. Выглядела Марина, как печенье из «Алисы в стране чудес». Подобную ассоциацию вызывала неоновая надпись: «ВОЗЬМИ МЕНЯ», пылающая на ее лице. Я позволял себе лишь великосветские беседы и мог разве что взять Марину за руку в очередном полемическом полете. Она была замужем, а делать какие-либо шаги на территории мужа было бы верхом неосмотрительности. Нельзя позволять себе лишнего в доме замужней женщины, даже намека. О муже, как о покойнике или президенте: никак или только хорошо. Вдруг у стен есть не только уши, но и язык?
Вскоре муж, чтобы, наверно, не появляться дома, занялся бизнесом в свободное от работы время, (он был достаточно большим начальником), дети пошли в школу, и Марине ничего не мешало появиться у меня вместе с икрой. В первый день мы еще отдали дань сложившейся традиции и не стали заходить слишком далеко, но уже на следующее утро (она наверно всю ночь себя проклинала за мимолетную порядочность) мы быстро наверстали упущенное.
Отдалась она мне под признания в любви к Вадику. Она его так любит, так любит, а он, гнида... Вадик всеми силами пытался от нее избавиться, для чего и подложил под меня. Марина, бедная, места себе не находила, причем уже в моей постели.
- Я так его люблю! – кричала она.
- Да, он хороший парень, – соглашался я.
- Он такой милый!
- Такой?
- О да, да, еще, еще, милый…
Одного раза с ней мне хватило. Мы еще не попрощались, а у меня уже возникло ощущение гадливости, которое росло с каждым днем. В следующий раз я ничего уже не смог и был рад этому безумно. А дальше… Она звонила, приходила, писала письма, несмотря на все мои «нет», «я занят», «я не могу», «я не один», «я не хочу»...
Позже я узнал, что в то же время она доставала своей любовью еще несколько мужиков.
Желание научиться виртуозно владеть женщиной превратило каждое занятие сексом в своеобразный экзамен. Свой первый зачет я получил с подачи Товарища. В то время у нас не было принято звонить перед приходом в гости, и когда я к нему приперся, он сообщил, что идет к соседке на день рожденья. Я собрался уходить, но в воротах меня перехватила виновница торжества. Она пришла к Товарищу за магнитофоном.
- Мужчины нам нужны, - сказала она, приглашая меня на праздник.
Одна из присутствовавших там дам настолько поразила меня тем, что прочла всего Чехова, что я воспылал к ней страстью. Была она не красавицей, но вполне милой. Мы много танцевали, беседовали, а когда остальные гости с хозяевами свалили в сад, остались под каким-то предлогом в доме.
Она пожаловалась на усталость ног, и я сначала сделал ей массаж, а потом перешел на ласки. Я целовал и слегка покусывал ей пальцы ног, подушечки за ними, целовал всю поверхность стопы, а потом перешел на куннилингус. Затем у нас был долгий секс за обеденным столом. На меня напал сухостой, и я делал это, не прекращая, часа полтора, не меньше.
Когда я возвращался домой, мои ноги дрожали.
В другой раз я столкнулся с ней у мамы на работе. Я забежал к маме по какому-то делу и уже уходил, когда на прием пришла она.
- Вы его знаете? – спросила она.
- Это мой сын, - ответила мама.
- Такой мужчина... Такой мужчина...
+++
С анашой я познакомился в видеосалоне во времена поистине планового рая. Тогда она была повсюду. Однажды, когда Вадик служил в армии, их заставили для части веники вязать. Привезли им для этого машину травы. Они в кузов, а там - ТРАВА. Полный грузовик! Большая часть, конечно, ушла на веники, но на веселую службу тоже хватило. За нее практически не гоняли. Коробок дури стоил меньше, чем бутылка хреновой водки. Сигаретами к тому времени я уже не накуривался, поэтому курил «Беломор» или, как говорил Кот, «White-see-channel». Не удивительно, что планокуры относились ко мне, как к лучшему другу индейцев. Я охотно делился с ними папиросами, но от косяка мира отказывался, боясь «страшных последствий употребления наркотика». При этом я научился настраиваться на состояние наркуренных приятелей, и меня слегка перло за компанию.
Закурил я на дне рождения Птера. Выстегнуло меня с первого раза. После этого я какое-то время курил только по праздникам, а потом стал курить чуть ли не каждый день. Да и как ее было не курить, если после нее нет ни ломки, ни похмелья. К тому же, стоило выйти на улицу, как кто-то из друзей обязательно предлагал дунуть, а нередко друзья наркоманы приходили сами.
К тому времени в нашем полку прибыло. Из армии вернулся старый птеровский друг Шаман. Свое прозвище он получил за то, что долгое время шаманил с разными веществами. Жил он с матерью. Будучи женщиной волевой, она держала его в ежовых рукавицах.
Когда мы познакомились, он был фанатичным христианином. Каждую встречу он превращал в проповедь для заблудших душ. Сначала я спорил, цитировал Блавацкую и К0, а потом нашел универсальный вопрос для религиозных доставал.
- Ты мне вот что скажи: бог знает, что делает, или нет?
Если он знает, что делает, значит, все идет как надо, и не о чем беспокоиться, а если он не контролирует ситуацию, то тем более беспокоиться не о чем. Получив очередную порцию головной боли, Шаман на какое-то время исчезал, собирался с силами, и все повторялось. С христианством мы распрощались, когда я подсадил его на Ошо.
Около шести лет он чисто романтически встречался с барышней по имени Оля. Была она слегка не в себе, что объяснялось наследственностью и воспитанием. Ее дядя был официальным шизофреником. Периодически он совершал глобальное открытие, способное перевернуть Мир. Бабушка была тихой дурочкой по призванию. Она хорошо знала мою маму и приходила к нам раз в неделю рассказать об Олечке. Какая она умница, как ей нравится Валера (я), какой Шаман нехороший, и как она хочет выйти за меня замуж. Олечкина мама страдала большевизмом и мужененавистничеством. Секс для нее был сродни ядерной войне. Всю свою жизнь она учила Олечку, что мужики – это нечто среднее между крысами и тараканами. Сначала я думал, что Олечкина страсть ко мне ни что иное, как бабушкины бредни, но оказалось, что бабушка говорит чистую правду. При виде меня на ее лбу загоралась надпись: «ВОЗЬМИ МЕНЯ!».
Еще она была без ума от всевозможных артистов. Всевозможные артисты, приезжая с гастролями в Ростов, останавливались в нашем «Центре», и Олечка донимала меня просьбами устроить ей доступ к телу звезды. Я познакомил ее с Геной. Гена сказал о’кей, а заодно сделал то, на что Шаман не решался все эти годы.
Договариваться о чем-нибудь Шаман начинает издалека. Когда он хотел поехать на мацанку, он долго рассказывал о прелестях отдыха на природе, красоте грунтовых дорог, свежем воздухе и солнце. Усыпив бдительность собеседника, он как бы вскользь замечал, что там растет неплохая трава.
Расставшись с Олей, он завел любовь с довольно-таки милой барышней Наташей. Она тоже любила 2 вещи: курить дурь и читать книги, так что с ней было о чем поговорить, и какое-то время мы дружили. Наша дружба вполне могла бы стать чем-то большим, но сначала у нее был Шаман, а потом у меня появилась постоянная подруга.
Какое-то время Шаман чуть ли не боготворил Семеныча - знакомого браконьера с уголовной ментальностью. Семеныч был для него абсолютным авторитетом и учителем жизни. Разумеется, Шаман познакомил с ним Наталью. Когда Семеныч начал ее домогаться, Шаман вместо того, чтобы послать его подальше и свалить с Натальей, оставил их наедине, фактически подложив ее под Семеныча. Потом он долго обижался на нее за то, что произошло после его ухода.
Шаман писал песни и пел их под гитару. Какое-то время у него был отличный голос. Когда он пел, у меня волосы понимались на руках от удовольствия. К сожалению, свой талант он похерил.
Начитавшись Ошо и Кастанеды, Шаман создал теоретическую базу курения анаши, не хуже диамата с истматом. Когда я говорил, что он просто бежит от жизни, он отвечал мне проповедью о роли дури в духовном развитии человека.
Получая зарплату, Шаман сразу же шел к банкомату и снимал все до копейки. Когда я спросил, зачем он это делает, он ответил:
- А чтобы наши бухгалтеры ее с карточки не сперли.
При этом объяснять, что карточка – это более удобный аналог сберкнижки ему было бесполезно. Зато, получив на работе травму глаз, он поверил, что начальник будет его чуть ли не в жопу целовать, если Шаман скажет, что повредил глаза дома. Разумеется, тот его обманул.
После смерти матери Шаман женился. У них родилась дочь, воспитанием которой он теперь занимается.
Вторым новым другом стал Дима, его мы прозвали Пятнадцатилетним басистом. Долгое время он считал себя гениальным музыкантом. Едва став совершеннолетним, он женился на однокласснице Оле. Это была одухотворенная, далекая от мира сего, а особенно от семейной жизни барышня. Она писала недурные стихи, периодически училась на филфаке, посещая только понравившиеся ей занятия. Остальное игнорировала, как игнорировала быт, нужды ребенка, Диму с его попытками сделать из нее образцово-показательную жену, развод, нерегулярные алименты, бедность, иногда ей не на что было хлеба купить, укоры матери.
Она была интересной особой, и я долгое время с удовольствием с ней общался.
Во второй раз она вышла замуж за скульптора потому, что ей стало интересно полепить из глины.
Было у нее две группы друзей: Ростовская творческая (все непризнанные и, как минимум, гении) и мы, - друзья по месту жительства. Как-то она пригласила обе компании к себе на день рожденья.
Жаль, что это не снималось на камеру! Ростовские гении, не скрывая этого, смотрели на нас, друзей по месту жительства, как на быдло и плебс; мы же видели в них бесплатные экспонаты психушки. Хозяйка торжества была слишком напряжена в своем желании сделать так, чтобы все прошло хорошо, и раздражалась по каждому пустяку. А когда на столе появилась жареная курятина (по-моему «ножки Буша»), она заграбастала единственный нож и принялась есть мясо ножом и вилкой, поясняя:
- Вы не думайте. Это я не выделываюсь. Просто я не умею есть мясо без ножа…
Надо сказать, я тоже отличился на этом празднике чмошности:
- Валера, а тебе нравится Том Вэйтс? – спросил меня во время застолья Олин муж.
Вместо того чтобы вежливо сказать «да», я, раздувшись, как жаба с соломинкой в заднице, начал пространно рассуждать о том, что слушаю более благородно-изысканные вещи, и Олин муж поставил меня на место:
- Ну а слушать мы все равно будем Тома Вэйтса, - сказал он, оборвав мой монолог.
У мужа было домовладение в «Ясной поляне», и они перебрались туда. Вскоре после этого он умер. Она продала дом и переехала с детьми в Питер.
Дима купил квартиру и устроил там вечный ремонт. Снеся все внутренние стены, он надолго угомонился, так как денег на продолжение ремонта не было. Несмотря на это я любил у него бывать. Дима с восторгом читал мои тексты и дал мне машинку, которую его дед привез с фронта. Так что во многом он вдохновлял меня продолжать писать.
Отсутствие денег заставило его завязать с музыкой. Он пошел работать в строительную фирму сначала плиточником, потом электриком.
Третьим новым другом стал повзрослевший брат Товарища, Люсик, это я так его назвал, исковеркав случайно имя.
У Люсика анаша росла в балке в таком количестве, что они выкормили ею свинью. Звали мы травку Чернобыльской. Была она метра два с половиной высотой и валила наповал. Свинья же была перекошенной. Косили не только глаза, которые смотрели непонятно куда, но и рот: одна челюсть вправо, другая влево. Картину дополнял развернутый под углом сорок пять градусов пятак. Сердце у нее было справа, и Дядя Боря долго не мог ее зарезать.
- Это потому, что они в разных плоскостях развивались, - умничал Вадик. - Дядя Боря под водкой, а она под анашой.
Накурившись, я любил с ней беседовать. Мы мило перехрюкивались, легко понимая друг друга.
Дружба с Люсиком закончилась, когда он чуть не порезал меня ножом. Вскоре после этого он забухал и периодически устраивал поножовщину с дядей Борей. Недавно я его встретил. Он был трезвым и нормально выглядел.
От употребления в поистине гомерических количествах дури и алкоголя у Птера начало окончательно сносить крышу.
Он женился на страшилище с практически нулевым интеллектом. Как он признался позже, женился по расчету. Рассчитывал он на тестя, который всю жизнь что-то распределял сначала в партии, потом в профсоюзе. К моменту женитьбы тесть работал начальником на нефтебазе. Жили они скромно, и Птер полагал, что тесть занимается накопительством. Каково же было его разочарование, когда он понял, что тот попросту пропивал все с женой, которая полностью перешла на жидкое топливо.
На нефтебазу Птера он все-таки устроил, и тот начал вывозить бензин тоннами, но тоже просаживал все до копейки. Жил он с женой и дочкой в кухоньке метр на метр с удобствами во дворе. Его жена, будучи беременной, умудрялась выкуривать по пять сигарет в час. Не отказывалась она и от выпивки.
Дальше стало еще хуже. Птер то выращивал малоизвестную травку от всех болезней, то занимался утилизацией города Шахты, то летал с местными колдунами на шабаш по ночам. Начал он строить дом. Вырыл котлован, снес забор и возвел нулевой этаж. На этом строительство завершилось. А когда строить? Все лето сеянка-мацанка, а зимой никто не строит. Да и деньги кончились: Полетел тесть с базы по пьяному делу, а там и Птера настойчиво попросили.
Как-то, оставшись без присмотра, птеровская дочка достала пса, и тот ее цапнул. Не долго думая, Птер застрелил собаку, после чего они с Димой зажарили пса и съели.
Когда у Димы случился аппендицит, Птер взялся его лечить.
- На Руси испокон веков аппендицит массажем лечили. Надо только правильно выдавить гной, - сказал он и принялся массировать Диме живот, да так, что Дима потерял сознание.
Очнулся он уже в больнице. Начали его резать под местным наркозом. Пока резали живот, он еще как-то терпел, но когда хирург начал копаться в кишках, Дима чуть не кончился от боли.
- Ладно, - сказал хирург, - ты тут полежи, а мы за анестезиологом съездим.
- Куда съездим? – охренел Дима.
- В Ростов. Наш в отпуске.
Незадолго до этого Диме подарили котенка. Назвал он кота Пидором.
- Почему? – спросил я.
- Посмотри на него – вылитый Пидор, - ответил Дима.
Пока Дима был в больнице, его отец вышвырнул кота на улицу. Вернувшись, Дима отправился на поиски питомца. Он долго ходил по округе и звал:
- Пидор! Пидор! Пидор!